Неточные совпадения
Но под этой неподвижностью таилась зоркость, чуткость и тревожность, какая заметна иногда в лежащей, по-видимому покойно и беззаботно, собаке.
Лапы сложены вместе, на
лапах покоится спящая
морда, хребет согнулся в тяжелое, ленивое кольцо: спит совсем, только одно веко все дрожит, и из-за него чуть-чуть сквозит черный глаз. А пошевелись кто-нибудь около, дунь ветерок, хлопни дверь, покажись чужое лицо — эти беспечно разбросанные члены мгновенно сжимаются, вся фигура полна огня, бодрости, лает, скачет…
Она ослабевает мало-помалу и уже не может сопротивляться течению и уходит в затоны или же стоит за карчей, уткнувшись
мордой в берег; здесь ее можно брать прямо руками, и даже медведь достает ее из воды
лапой.
Большой рыжий пес с длинной блестящей шерстью и черной
мордой то скачет на девушку передними
лапами, туго натягивая цепь и храпя от удушья, то, весь волнуясь спиной и хвостом, пригибает голову к земле, морщит нос, улыбается, скулит и чихает от возбуждения.
Но бедняк и тут не понял; он засуетился еще больше прежнего, нагнулся поднять свой платок, старый, дырявый синий платок, выпавший из шляпы, и стал кликать свою собаку, которая лежала не шевелясь на полу и, по-видимому, крепко спала, заслонив свою
морду обеими
лапами.
Я ее сейчас из силка вынул, воткнул ее
мордою и передними
лапами в голенище, в сапог, чтобы она не царапалась, а задние лапки вместе с хвостом забрал в левую руку, в рукавицу, а в правую кнут со стены снял, да и пошел ее на своей кровати учить.
Понятно, что капитан безбожно лгал. Настенька сделала нетерпеливое движение, и когда подошла к ней Дианка и, положив в изъявление своей ласки на колени ей
морду, занесла было туда же и
лапу, она вдруг, чего прежде никогда не бывало, ударила ее довольно сильно по голове, проговоря...
Барбос от зноя растянется у конуры, положив
морду на
лапы.
Бухнул выстрел, отец, окутавшись синим дымом, покачнулся и сел, — пегий лохматый пёс встал на задние
лапы, натянув цепь, зарычал, судорожно отирая передними овлажённую кровью
морду, потом свернулся набок, громко щёлкнув зубами. Толкнув собаку сапогом в
морду, отец сказал Созонту...
— Я ожидаю хозяев, — ответил Товаль очень удачно, в то время как Дэзи, поправляя под подбородком ленту дорожной шляпы, осматривалась, стоя в небольшой гостиной. Ее быстрые глаза подметили все: ковер, лакированный резной дуб, камин и тщательно подобранные картины в ореховых и малахитовых рамах. Среди них была картина Гуэро, изображающая двух собак: одна лежит спокойно, уткнув
морду в
лапы, смотря человеческими глазами; другая, встав, вся устремлена на невидимое явление.
Каштанка отскочила, присела на все четыре
лапы и, протягивая к коту
морду, залилась громким, визгливым лаем; в это время гусь подошел сзади и больно долбанул ее клювом в спину.
Молодая рыжая собака — помесь такса с дворняжкой — очень похожая
мордой на лисицу, бегала взад и вперед по тротуару и беспокойно оглядывалась по сторонам. Изредка она останавливалась и, плача, приподнимая то одну озябшую
лапу, то другую, старалась дать себе отчет: как это могло случиться, что она заблудилась?
Долго ли, коротко ли сражался Миша с комарами, только шуму было много. Далеко был слышен медвежий рев. А сколько он деревьев вырвал, сколько камней выворотил!.. Все ему хотелось зацепить первого Комар Комаровича, — ведь вот тут, над самым ухом вьется, а хватит медведь
лапой, и опять ничего, только всю
морду себе в кровь исцарапал.
Опять полетел Комар Комарович и впился медведю прямо в глаз. Заревел медведь от боли, хватил себя
лапой по
морде, и опять в
лапе ничего, только чуть глаз себе не вырвал когтем. А Комар Комарович вьется над самым медвежьим ухом и пищит...
Обессилел наконец Миша. Присел он на задние
лапы, фыркнул и придумал новую штуку — давай кататься по траве, чтобы передавить все комариное царство. Катался, катался Миша, однако и из этого ничего не вышло, а только еще больше устал он. Тогда медведь спрятал
морду в мох. Вышло того хуже — комары вцепились в медвежий хвост. Окончательно рассвирепел медведь.
Существо на вывернутых
лапах, коричнево-зеленого цвета, с громадной острой
мордой, с гребенчатым хвостом, все похожее на страшных размеров ящерицу, выкатилось из-за угла сарая и, яростно перекусив ногу Полайтису, сбило его на землю.
Ночью она не спала вовсе, но не лаяла без разбору, как иная глупая дворняжка, которая, сидя на задних
лапах и подняв
морду и зажмурив глаза, лает просто от скуки, так, на звезды, и обыкновенно три раза сряду, — нет! тонкий голосок Муму никогда не раздавался даром: либо чужой близко подходил к забору, либо где-нибудь поднимался подозрительный шум или шорох…
По сугробу волчиха взобралась на хлев и стало разгребать
лапами и
мордой соломенную крышу.
Наконец щенок утомился и охрип; видя, что его не боятся и даже не обращают на него внимания, он стал несмело, то приседая, то подскакивая, подходить к волчатам. Теперь, при дневном свете, легко уже было рассмотреть его… Белый лоб у него был большой, а на лбу бугор, какой бывает у очень глупых собак; глаза были маленькие, голубые, тусклые, а выражение всей
морды чрезвычайно глупое. Подойдя к волчатам, он протянул вперед широкие
лапы, положил на них
морду и начал...
Ну и дома все очень обрадовались, что у волка такой хороший новый хвост. Волчиха, так та даже заплакала от радости: сидит,
лапами морду утирает, а слезы так и льются, целая лужа на полу натекла, ноги промочить можно, если без калош. А волчатки прыгают и кричат весело...
Но именно в этот критический момент маленький гость размахнулся и мгновенно ударил собаку правой
лапой прямо по
морде. Вероятно, удар был очень силен, потому что собака отскочила и завизжала.
—
Лапу! — протянул Романсов собаке руку. — Ллапу! Не даете? Не желаете? И не нужно. Так и запишем. А пока позвольте вас по
морде… Я любя…
Как только собака освободилась, она, поджав хвост, бросилась было бежать, но вскоре одумалась и начала
лапами тереть свою
морду и встряхивать головою. В это время я увидел там другую рысь, по размерам вдвое меньше первой. Это оказался молодой рысенок. Испуганный собакой, он взобрался на дерево, а мать, защищая его, отважно бросилась на Хычу.
Вчера ввечеру около деревни жеребенка и двух собак зарезал, а нынче чуть свет выхожу я, а он, проклятый, сидит под ветлой и бьет себя
лапой по
морде.
А фельдфебель стоит осовевши, усы обвисли, пот по скуле змейкой. Взяли его взводные под вялые локти, поперли в канцелярию, посадили на койку. Сопит он, бормочет: «Морду-то хочь поперек рта башлыком мне обвяжите, а то и не то еще наговорю…» Обвязали, — уж в такой крайности пущай носом дышит. Заступил на его место временно первого взвода старший унтер-офицер. Известно: коня куют, жаба
лапы подставляет. Кое-как занятия до обеда дотянули.
Но вот вдруг одна собачка ткнулась
мордою в снег, дрыгнула задними
лапами и пала.