Неточные совпадения
— О, как же, умеем! Давно уже; я как уж большая, то
молюсь сама про себя, а Коля с Лидочкой вместе с мамашей вслух; сперва «
Богородицу» прочитают, а потом еще одну молитву: «Боже, спаси и благослови сестрицу Соню», а потом еще: «Боже, прости и благослови нашего другого папашу», потому что наш старший папаша уже умер, а этот ведь нам другой, а мы и об том тоже
молимся.
Видите, как я все обдумала, одного только не могу придумать: что подумаете вы обо мне, когда прочтете? Я все смеюсь и шалю, я давеча вас рассердила, но уверяю вас, что сейчас, перед тем как взяла перо, я
помолилась на образ
Богородицы, да и теперь
молюсь и чуть не плачу.
Думая об этом, я еще раз посмотрел на старцев, на женщин с детьми, поверженных в прахе, и на святую икону, — тогда я сам увидел черты
богородицы одушевленными, она с милосердием и любовью смотрела на этих простых людей… и я пал на колени и смиренно
молился ей».
Тогда я подумал, что глядеть не надо: таинственное явление совершится проще, — крылья будут лежать на том месте, где я
молился. Поэтому я решил ходить по двору и опять прочитать десять «Отче наш» и десять «
Богородиц». Так как главное было сделано, то молитвы я теперь опять читал механически, отсчитывая одну за другой и загибая пальцы. При этом я сбился в счете и прибавил на всякий случай еще по две молитвы… Но крыльев на условленном месте не было…
— И правда ли, что вы ей так
молитесь: «Матушка!.. Матушка!..
Богородица!..
Богородица!..» — подтрунивал Ченцов.
— Пресвятая
Богородица, ясный свет земной, — вздыхая,
молится бабушка.
Несмотря на то, что он поздно заснул, он, как всегда, встал в восьмом часу, и, сделав свой обычный туалет, вытерев льдом свое большое, сытое тело и
помолившись богу, он прочел обычные, с детства произносимые молитвы: «
Богородицу», «Верую», «Отче наш», не приписывая произносимым словам никакого значения, — и вышел из малого подъезда на набережную, в шинели и фуражке.
Молиться — значит становиться прямо перед досками, на которых нарисованы лица Христа,
богородицы, святых, и кланяться головой, всем телом, а правой рукой, со сложенными известным образом пальцами, дотрагиваться до лба, плеч и живота и произносить славянские слова, из которых самые употребительные и всем детям внушаемые:
богородица, дева радуйся и т. д.
Потом внушается воспитываемому, что при виде всякой церкви и иконы надо делать опять то же, т. е. креститься; потом внушается, что в праздники (праздники — это дни, в которые Христос родился, хотя никто не знает, когда это было, дни, в которые он обрезался, в которые умерла
богородица, в которые принесен крест, в которые внесена икона, в которые юродивый видел видение и т. п.), в праздники надо одеться в лучшие одежды и идти в церковь и покупать и ставить там свечи перед изображениями святых, подавать записочки и поминания и хлебцы, для вырезывания в них треугольников, и потом
молиться много раз за здоровье и благоденствие царя и архиереев и за себя и за свои дела и потом целовать крест и руку у священника.
— И вдруг обнимет сон, как мать родная любимое своё дитя, и покажет всё, чего нет, окунёт тебя в такие радости, тихие да чистые, каких и не бывает наяву. Я даже иногда, ложась,
молюсь: «Присно дева Мария, пресвятая
богородица — навей счастливый сон!»
«
Молись, — говорила она, —
молись, мое сокровище, идем мы с тобою мыкать горе; Пресвятая
Богородица, заступись за ребенка малого, ни в чем не виноватого…
Нет, нет! нельзя
молиться за царя Ирода —
богородица не велит.
Совершенно уверен был в том!..» А между тем, скрывая от всех, он ходил в Казанский собор, когда там никого не было народу, становился на колени перед образом Казанской божьей матери и горячо
молился: «
Богородица,
богородица, я в тебя не верил прежде, а теперь верую и исповедаю тя! — говорил он, колотя себя в грудь и сворачивая несколько в «славянский тон».
— Пожалейте, православные,
помолитесь за несчастную, без рук, без ног лежит четвёртый год; попросите
богородицу о помощи, возместится вам господом за святые молитвы ваши, помогите отцу-матери горе избыть!
Поправляя однажды перед всенощной свечи у иконы
богородицы, вижу — и она и младенец смотрят на меня серьёзно и задушевно таково… Заплакал я и встал на колени пред ними,
молясь о чём-то — за Лариона, должно быть. Долго ли
молился — не знаю, но стало мне легче — согрелся сердцем и ожил я.
Лукерья говорит (о, я теперь Лукерью ни за что не отпущу, она всё знает, она всю зиму была, она мне всё рассказывать будет), она говорит, что когда я вышел из дому, и всего-то минут за двадцать каких-нибудь до моего прихода, — она вдруг вошла к барыне в нашу комнату что-то спросить, не помню, и увидала, что образ ее (тот самый образ
богородицы) у ней вынут, стоит перед нею на столе, а барыня как будто сейчас только перед ним
молилась.
— Кабы мы знали до рожденья, что нас ждёт, —
молились бы слёзно: матушка
богородица, не роди ты нас бабами! Ведь какая она милая была, Дуня-то, какая весёлая да умная! Заели вы её, мужичишки, дьяволы! Ограбили, обобрали — вот с чего начала она пить да гулять! А всё из-за проклятой вашей войны! Погодите, черти неуёмные, когда бабы возьмутся за ум — они вам покажут, как войны эти затевать!
— Что ты?.. Христос с тобой! Опомнись, куманек!.. — вступилась Аксинья Захаровна. — Можно ль так отцу про детей говорить?..
Молись Богу да Пресвятой
Богородице, не оставят… Сам знаешь: за сиротой сам Бог с калитой.
По всея нощи со слезами
молился он перед той иконою, прося Бога и Пречистую
Богородицу, да избавит святую киновию от разоренья облежащих воев…
—
Богородице помолился бы, чудной иконе ее поклонился бы, поглядел бы на дивную нашу святыню, — молвила Манефа. — Опять же и матушка Августа оченно звала тебя — старица почтенная, уважить бы ее надо. Собрание же будет большое — еще бы потолковал с матерями. А впрочем, как знаешь: свой ум в голове.
И зараженная ее примером Дуня тоже стала
молиться «по-своему»… Прочтя «Отче наш» и «
Богородицу», прочтя «Верую» и сказав про себя несколько раз недавно выученный тропарь Благовещения, девочка тихонько подтолкнула локтем соседку.
Зотов покрякал, покашлял и, пожимаясь от холода, встал с постели. По давнишней привычке, он долго стоял перед образом и
молился. Прочел «Отче наш», «
Богородицу», «Верую» и помянул длинный ряд имен. Кому принадлежат эти имена, он давно уже забыл и поминал только по привычке. По той же привычке он подмел комнату и сени и поставил свой толстенький четырехногий самоварчик из красной меди. Не будь у Зотова этих привычек, он не знал бы, чем наполнить свою старость.
И закажи ты им, и попроси ты их, усердно бы
молились всемилостивому спасу и пресвятой
богородице о прощении грешной души раба б о ж и я князя Алексия, искупили бы святыми молитвами своими велия моя прегрешения…
Семеныч Емельян обещал и сам достал из стола шелковые нитки, подвинул к себе лампу и занялся пришивкой оторванной пуговицы к летнему пальто. Окончив дело, приготовил лучшую одежу, выложив на лавку, вычистил сапоги, потом
помолился, прочтя несколько молитв: «Отче», «
Богородицу», значения которых он не понимал, да и никогда не интересовался, и, сняв сапоги и портки, лег на примятый тюфячок скрипучей кровати.