Неточные совпадения
Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди белого
дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и
пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я
мог видеть все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
Каждый
день прощаюсь я с здешними берегами, поверяю свои впечатления, как скупой поверяет втихомолку каждый спрятанный грош. Дешевы мои наблюдения, немного выношу я отсюда,
может быть отчасти и потому, что ехал не сюда, что тороплюсь все дальше. Я даже боюсь слишком вглядываться, чтоб не осталось сору в памяти. Я охотно расстаюсь с этим всемирным рынком и с картиной суеты и движения, с колоритом дыма, угля,
пара и копоти. Боюсь, что образ современного англичанина долго будет мешать другим образам…
На ночь нас развели по разным комнатам. Но как особых комнат было только три, и в каждой по одной постели, то пришлось по одной постели на двоих. Но постели таковы, что на них
могли бы лечь и четверо. На другой
день, часу в восьмом, Ферстфельд явился за нами в кабриолете, на
паре прекрасных лошадей.
— Нынче вечером не
могу, — отвечал он, выходя с ней вместе на крыльцо. — А у меня ведь
дело к вам, — сказал он, глядя на
пару рыжих, подъезжавших к крыльцу.
Не
могу ничего утвердительного сказать — разбиваются ли вальдшнепы на
пары, и
разделяет ли самец с самкою заботы в устройстве гнезда и высиживании яиц.
В один из хороших, теплых
дней, — именно в тот
день; когда случился нижеследующий анекдот, — Ревякин, Красин и Мечникова с Агатой наняли карету и отправились в Парголово. Оставив экипаж, они пошли побродить по лесу и разбрелись. Агата шла с Красиным, а Мечникова как-то приотстала с Ревякиным, и очень долго одна
пара не
могла в лесу найти другую.
Шитье ратницкой амуниции шло
дни и ночи напролет. Все, что
могло держать в руке иглу, все было занято. Почти во всяком мещанском домишке были устроены мастерские. Тут шили рубахи, в другом месте — ополченские кафтаны, в третьем — стучали сапожными колодками. Едешь, бывало, темною ночью по улице — везде горят огни, везде отворены окна, несмотря на глухую осень, и из окон несется
пар, говор, гам, песни…
Например, при служебных разъездах мне часто случалось встречать чрезвычайно дурных лошадей; и когда я спрашивал, отчего это, почтсодержатели откровенно мне говорили, что они не
могут вести иначе
дела, потому что платят местному почтовому начальству по пятнадцати рублей с
пары.
Грустная тень давно слетела с лица молодых. Они были совершенно счастливы. Добрые люди не
могли смотреть на них без удовольствия, и часто повторялись слова: «какая прекрасная
пара!» Через неделю молодые собирались ехать в Багрово, куда сестры Алексея Степаныча уехали через три
дня после свадьбы. Софья Николавна написала с ними ласковое письмо к старикам.
— Вы студент? Так-с… — занимал меня Иван Иваныч. — Что же, хорошее
дело… У меня был один товарищ, вот такой же бедняк, как и вы, а теперь на своей
паре серых ездит. Кто знает, вот сейчас вы в высоких сапогах ходите, а
может быть…
— «
Может быть, нам лучше помолиться, отец?» — предложил я, когда понял, что
дела наши плохи: мы были точно
пара кроликов в стае белых псов, отовсюду скаливших зубы на нас.
— Мне — ничего не надо… А тебе — надо меня слушать… По бабьим
делам я вполне
могу быть учителем… С бабой надо очень просто поступать — бутылку водки ей, закусить чего-нибудь, потом
пару пива поставь и опосля всего — деньгами дай двугривенный. За эту цену она тебе всю свою любовь окажет как нельзя лучше…
Ананий Яковлев(солидно). Никакого тут дьявола нет, да и быть не
может. Теперь даже по морской части, хошь бы эти паруса али греблю, как напредь того было, почесть, что совсем кинули, так как этим самым
паром стало не в пример сподручнее
дело делать. Поставят, спокойным манером, машину в нутро корабля; она вертит колеса, и какая ни на есть там буря, ему нипочем. Как теперича стал ветер крепчать, развели огонь посильнее, и пошел скакать с волны на волну.
Ананий Яковлев(несколько потупившись). Никакой тут лошади нет-с… ни единой… А ежели и есть какая, так ее самое везут… Вы это,
может, дилижанец видали; а чугунка другое
дело: тут
пар действует.
Взмыленный конь и запыленный гонец всполошили болдухинскую дворню; все подумали: «Уж не случилось ли какого несчастья?» Но когда узнали, что такая скакотня будет происходить каждый
день и что к вечеру приедет другой курьер с
парою заводских лошадей для того, чтобы лошади и люди
могли переменяться, то все подивились только затеям молодого барина и еще более утвердились в мысли, что он нареченный жених их барышни.
— То-то и есть! Так как же вы хотите, чтобы я вам ответил, как, с позволения сказать, какой-нибудь оболтус, для вашего утешения: придем, мол, в Кронштадт в такой-то
день, в таком-то часу-с?.. Еще если бы у вас сильная машина была да вы
могли бы брать запас угля на большие переходы, ну тогда еще можно было бы примерно рассчитать-с, а ведь мы не под
парами главным образом ходим, а под парусами-с.
Темнота на горизонте сквозила —
день начал брезжить. По небу двигались большие облака, а за ними блестели редкие побледневшие звезды; земля была окутана еще мраком, но уже можно было рассмотреть все предметы; белоснежная гладь реки,
пар над полыньей и деревья, одетые в зимний наряд, казалось, грезили и не
могли очнуться от охватившего их оцепенения.
Весь вечер и всю ночь, не смыкая глаз до утра, распоряжался он на пожаре. Когда они с Хрящевым прискакали к дальнему краю соснового заказника, переехав Волгу на
пароме, огонь был еще за добрых три версты, но шел в их сторону. Начался он на винокуренном заводе Зверева в послеобеденное время. Завод стоял без
дела, и никто не
мог сказать, где именно загорелось; но драть начало шибко в первые же минуты, и в два каких-нибудь часа остались одни головешки от обширного — правда, старого и деревянного — здания.
— Или,
может быть, у меня это от бани… — продолжал дядя, задумчиво глядя на окно. —
Может быть! Был я, знаешь, в четверг в бане… часа три парился. А от
пару геморрой еще пуще разыгрывается… Доктора говорят, что баня для здоровья нехорошо… Это, сударыня, неправильно… Я сызмальства привык, потому — у меня отец в Киеве на Крещатике баню держал… Бывало, целый
день паришься… Благо не платить…
— Именно об этом. Когда я говорю с тобой, ты, по-видимому, убеждаешься, а затем, слушая людские толки, снова сомневаешься, а между тем, твоя будущая невеста обладает всеми масонскими качествами и ей ты
мог бы, не колеблясь, отдать те замшевые белые дамские перчатки, которые дают каждому из нас при приеме в масоны, вместе с другими атрибутами масонства и другой
парой мужских перчаток, даваемых нам в знак чистоты наших
дел.
— А-а… — протянула Салтыкова. — Что же, парень хоть куда. Тебе совсем под
пару, Фима. Любитесь, любитесь. Бог с вами. Непорядков по дому я не люблю, а кто
дело свое делает, тому любиться не грех. Тебе, паренек, что надо будет,
может служить у меня захочешь, приходи, доложись. Коли ты Фимку крепко любишь и я тебя полюблю, потому я ее люблю с измальства.
— Что мне за
дело до других, мне в пору заботиться лишь о себе, и я не вижу причины, почему Таня мне
может отказать в своей руке… Мы, кажется, ровня и
пара.
— Мы с вами, товарищи, за первый квартал недовыработали 600 тысяч
пар галош… Сейчас вырабатываем по 53 тысячи
пар в
день; после отпуска мы должны вырабатывать в
день по 57 тысяч, иначе не выполним задание… А, судя по теперешней производительности, выполнить задание мы никак не
сможем.