Неточные совпадения
«Княжна, mon ange!» — «Pachette!» — «—Алина»! —
«Кто б
мог подумать? Как давно!
Надолго ль? Милая! Кузина!
Садись — как это мудрено!
Ей-богу, сцена из романа…» —
«А это дочь моя, Татьяна». —
«Ах, Таня! подойди ко мне —
Как будто брежу я
во сне…
Кузина, помнишь Грандисона?»
«Как, Грандисон?.. а, Грандисон!
Да, помню, помню. Где же он?» —
«В Москве, живет у Симеона;
Меня в сочельник навестил;
Недавно сына он женил.
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не
могДве ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и
во снеОни тревожат сердце мне.
— Какое мне дело, что вам в голову пришли там какие-то глупые вопросы, — вскричал он. — Это не доказательство-с! Вы
могли все это сбредить
во сне, вот и все-с! А я вам говорю, что вы лжете, сударь! Лжете и клевещете из какого-либо зла на меня, и именно по насердке за то, что я не соглашался на ваши вольнодумные и безбожные социальные предложения, вот что-с!
Раскольников задумался. Как
во сне ему мерещилось давешнее. Один он не
мог припомнить и вопросительно смотрел на Разумихина.
Неужели уж столько
может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь в неведомой глуши холодный ключ, отмеченный еще с третьего года, и о свидании с которым бродяга мечтает как о свидании с любовницей, видит его
во сне, зеленую травку кругом его, поющую птичку в кусте?
Наконец, пришло ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и людей меньше, и незаметнее, и
во всяком случае удобнее, а главное — от здешних мест дальше. И удивился он вдруг: как это он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в опасных местах, а этого не
мог раньше выдумать! И потому только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так уже раз
во сне, в бреду решено было! Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и знал это. Решительно надо было спешить!
— Обидно стало. Как вы изволили тогда приходить,
может,
во хмелю, и дворников в квартал звали, и про кровь спрашивали, обидно мне стало, что втуне оставили и за пьяного вас почли. И так обидно, что
сна решился. А запомнивши адрес, мы вчера сюда приходили и спрашивали…
«А
может быть, Русь только бредит
во сне?» — хотел спросить Клим, но не спросил, взглянув на сияющее лицо Маракуева и чувствуя, что этого петуха не смутишь скептицизмом.
— Я его вчера видел с ружьем — на острове, он и приснился. Я ему стал кричать изо всей
мочи,
во сне, — продолжал Райский, — а он будто не слышит, все целится… наконец…
— Да, лучше оставим, — сказала и она решительно, — а я слепо никому и ничему не хочу верить, не хочу! Вы уклоняетесь от объяснений, тогда как я только вижу
во сне и наяву, чтоб между нами не было никакого тумана, недоразумений, чтоб мы узнали друг друга и верили… А я не знаю вас и… не
могу верить!
—
Во сне это или наяву! — шептал он, точно потерянный. — Нет, я ошибся, не
может быть! Мне почудилось!..
Сказав это, он вдруг ушел; я же остался, стоя на месте и до того в смущении, что не решился воротить его. Выражение «документ» особенно потрясло меня: от кого же бы он узнал, и в таких точных выражениях, как не от Ламберта? Я воротился домой в большом смущении. Да и как же
могло случиться, мелькнуло
во мне вдруг, чтоб такое «двухлетнее наваждение» исчезло как
сон, как чад, как видение?
— Ламберт, ты — мерзавец, ты — проклятый! — вскричал я, вдруг как-то сообразив и затрепетав. — Я видел все это
во сне, ты стоял и Анна Андреевна… О, ты — проклятый! Неужели ты думал, что я — такой подлец? Я ведь и видел потому
во сне, что так и знал, что ты это скажешь. И наконец, все это не
может быть так просто, чтоб ты мне про все это так прямо и просто говорил!
От Иктенды двадцать восемь верст до Терпильской и столько же до Цепандинской станции, куда мы и прибыли часу в осьмом утра, проехав эти 56 верст в совершенной темноте и
во сне. Погода все одна и та же, холодная, мрачная. Цепандинская станция состоит из бедной юрты без окон. Здесь, кажется, зимой не бывает станции, и оттого плоха и юрта, а
может быть, живут тунгусы.
Он
мог очнуться и встать от глубокого
сна (ибо он был только
во сне: после припадков падучей болезни всегда нападает глубокий
сон) именно в то мгновение, когда старик Григорий, схватив за ногу на заборе убегающего подсудимого, завопил на всю окрестность: «Отцеубивец!» Крик-то этот необычайный, в тиши и
во мраке, и
мог разбудить Смердякова,
сон которого к тому времени
мог быть и не очень крепок: он, естественно,
мог уже час тому как начать просыпаться.
— Да, это была слабость природы… но я не
мог тебе верить. Я не знаю, спал ли я или ходил прошлый раз. Я,
может быть, тогда тебя только
во сне видел, а вовсе не наяву…
Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и
во сне себе представить не
можешь.
Во время путешествия скучать не приходится. За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница не
может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким
сном, каким спят только усталые.
Тот из них, которого я встретил в кругу Лопухова и Кирсанова и о котором расскажу здесь, служит живым доказательством, что нужна оговорка к рассуждениям Лопухова и Алексея Петровича о свойствах почвы,
во втором
сне Веры Павловны, оговорка нужна та, что какова бы ни была почва, а все-таки в ней
могут попадаться хоть крошечные клочочки, на которых
могут вырастать здоровые колосья.
Очень
может быть, что я далеко переценил его, что в этих едва обозначенных очерках схоронено так много только для меня одного;
может, я гораздо больше читаю, чем написано; сказанное будит
во мне
сны, служит иероглифом, к которому у меня есть ключ.
Может, я один слышу, как под этими строками бьются духи…
может, но оттого книга эта мне не меньше дорога. Она долго заменяла мне и людей и утраченное. Пришло время и с нею расстаться.
Как
во сне проходят передо мной и Каролина Карловна, и Генриетта Карловна, и Марья Андреевна, и француженка Даламберша, которая ничему учить не
могла, но пила ерофеич и ездила верхом по-мужски.
— Вся ваша воля, — начал было Сергеич, но спохватился и резко, но резонно ответил: — Вы, сударыня, только не знай за что народ изводите. Сенька-то,
может, и
во сне не видал, где брат у него находится… Нечего ему и писать.
— Эй, послушайся, Матренка! Он ведь тоже человек подневольный; ему и
во сне не снилось, что ты забеременела, а он, ни дай, ни вынеси за что, должен чужой грех на себя взять.
Может, он и сейчас сидит в застольной да плачет!
— Он говорит, что ты — москаль… Что ты
во сне плакал о том, что поляки
могли победить русских, и что ты… будто бы… теперь радуешься…
Я действительно в
сны не верил. Спокойная ирония отца вытравила
во мне ходячие предрассудки. Но этот
сон был особенный. В него незачем было верить или не верить: я его чувствовал в себе… В воображении все виднелась серая фигурка на белом снегу, сердце все еще замирало, а в груди при воспоминании переливалась горячая волна. Дело было не в вере или неверии, а в том, что я не
мог и не хотел примириться с мыслью, что этой девочки совсем нет на свете.
— «А о чем же ты теперь думаешь?» — «А вот встанешь с места, пройдешь мимо, а я на тебя гляжу и за тобою слежу; прошумит твое платье, а у меня сердце падает, а выйдешь из комнаты, я о каждом твоем словечке вспоминаю, и каким голосом и что сказала; а ночь всю эту ни о чем и не думал, всё слушал, как ты
во сне дышала, да как раза два шевельнулась…» — «Да ты, — засмеялась она, — пожалуй, и о том, что меня избил, не думаешь и не помнишь?» — «
Может, говорю, и думаю, не знаю».
— Я ваши глаза точно где-то видел… да этого быть не
может! Это я так… Я здесь никогда и не был.
Может быть,
во сне…
— Подождите, Евгения Петровна, — сказал он. —
Может быть, это она
во сне ворочается. Не мешайте ей: ей
сон нужен.
Может быть, за все это она одним
сном и отделается.
— Всем бы вот, всем благодарю моего господа, да вот эта страсть мучит все. Просто, не поверите, покоя себе даже
во сне не
могу найти. Все мне кажется, как эта гулька к сердцу будто идет. Я вот теперь уж бальзам такой достала, — дорогой бальзам, сейчас покажу вам.
Проснулся купец, а вдруг опомниться не
может: всю ночь видел он
во сне дочерей своих любезныих, хорошиих и пригожиих, и видел он дочерей своих старшиих: старшую и середнюю, что они веселым-веселехоньки, а печальна одна дочь меньшая, любимая; что у старшей и середней дочери есть женихи богатые и что сбираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка; и стало у него на душе и радошно и не радошно.
— Подожди, странная ты девочка! Ведь я тебе добра желаю; мне тебя жаль со вчерашнего дня, когда ты там в углу на лестнице плакала. Я вспомнить об этом не
могу… К тому же твой дедушка у меня на руках умер, и, верно, он об тебе вспоминал, когда про Шестую линию говорил, значит, как будто тебя мне на руки оставлял. Он мне
во сне снится… Вот и книжки я тебе сберег, а ты такая дикая, точно боишься меня. Ты, верно, очень бедна и сиротка,
может быть, на чужих руках; так или нет?
Она умерла две недели спустя. В эти две недели своей агонии она уже ни разу не
могла совершенно прийти в себя и избавиться от своих странных фантазий. Рассудок ее как будто помутился. Она твердо была уверена, до самой смерти своей, что дедушка зовет ее к себе и сердится на нее, что она не приходит, стучит на нее палкою и велит ей идти просить у добрых людей на хлеб и на табак. Часто она начинала плакать
во сне и, просыпаясь, рассказывала, что видела мамашу.
— Просто на себя не похож, — говорила она, — в лихорадке, по ночам, тихонько от меня, на коленках перед образом молится,
во сне бредит, а наяву как полуумный: стали вчера есть щи, а он ложку подле себя отыскать не
может, спросишь его про одно, а он отвечает про другое.
— Был скромный, а теперь выше лесу стоячего ходит. Медаль, сказывает,
во сне видел. Всю здешнюю сторону под свою державу подвел, ни один помещик дыхнуть без его воли не
может. У нас, у Николы на Вопле, амвон себе в церкви устроил, где прежде дворяне-то стаивали, алым сукном обил — стоит да охорашивается!
В комнате, куда мы вошли, мебель была немного получше и расставлена с большим вкусом. Впрочем, в это мгновенье я почти ничего заметить не
мог: я двигался как
во сне и ощущал
во всем составе своем какое-то до глупости напряженное благополучие.
Бедная, уничтоженная Аннинька сидела на полу в самом отчаянном виде и решительно не
могла понять,
во сне она или наяву.
Все еще о вчерашнем. Личный час перед
сном у меня был занят, и я не
мог записать вчера. Но
во мне все это — как вырезано, и потому-то особенно — должно быть, навсегда — этот нестерпимо-холодный пол…
И вдруг… Бывает: уж весь окунулся в сладкий и теплый
сон — вдруг что-то прокололо, вздрагиваешь, и опять глаза широко раскрыты… Так сейчас: на полу в ее комнате затоптанные розовые талоны, и на одном: буква Ф и какие-то цифры…
Во мне они — сцепились в один клубок, и я даже сейчас не
могу сказать, что это было за чувство, но я стиснул ее так, что она от боли вскрикнула…
Нет, нет, только
во сне может быть такая сладкая, такая чувственная близость.
Может быть, это и в самом деле было
во сне?
— Где там этакого огурца увидишь! — продолжал Евсей, указывая на один огурец, — и
во сне не увидишь! мелочь, дрянь: здесь и глядеть бы не стали, а там господа кушают! В редком доме, сударь, хлеб пекут. А этого там, чтобы капусту запасать, солонину солить, грибы
мочить — ничего в заводе нет.
— Трудный ты вопрос задаешь мне, Шатушка, — раздумчиво и безо всякого удивления такому вопросу ответила она, — на этот счет я тебе ничего не скажу,
может, и не было; по-моему, одно только твое любопытство; я ведь всё равно о нем плакать не перестану, не
во сне же я видела?
Мало-помалу он забылся на миг легким
сном и видел
во сне что-то похожее на кошмар; ему приснилось, что он опутан на своей кровати веревками, весь связан и не
может шевельнуться, а между тем раздаются по всему дому страшные удары в забор, в ворота, в его дверь,
во флигеле у Кириллова, так что весь дом дрожит, и какой-то отдаленный, знакомый, но мучительный для него голос жалобно призывает его.
— Не я-с говорю это, я
во сне бы никогда не посмел подумать того, — отвечал ей немного уже опешивший Тулузов, — но это
могут сказать другие, и, главное,
может таким образом понять правительство, которое зорко следит за подобными отношениями и обеспечивает крепостных людей от подобного самоуправства: сын этого Власия, как вы сами видели, не из смирных; грубиян и проходимец великий; он найдет себе заступу, и вам
может угрожать опасность, что у вас отберут ваше имение в опеку.
— И не знаю, брат, как сказать. Говорю тебе: все словно как
во сне видел.
Может, она даже и была у меня, да я забыл. Всю дорогу, целых два месяца — ничего не помню! А с тобой, видно, этого не случалось?
Она видела, как Иудушка, покрякивая, встал с дивана, как он сгорбился, зашаркал ногами (он любил иногда притвориться немощным: ему казалось, что так почтеннее); она понимала, что внезапное появление кровопивца на антресолях должно глубоко взволновать больного и,
может быть, даже ускорить развязку; но после волнений этого дня на нее напала такая усталость, что она чувствовала себя точно
во сне.
— Петь я всегда
могу, хоть
во сне даже, — соглашался Клещов, осторожно покашливая, и начинал петь.
— Она, голубка, и
во сне озабочена, печется одним, как бы согреть и напоить меня, старого, теплым, а не знает того, что согреть меня
может иной уголь, горящий
во мне самом, и лишь живая струя властна напоить душевную жажду мою, которой нет утоления при одной мысли, что я старый… седой… полумертвец… умру лежачим камнем и… потеряю утешение сказать себе пред смертью, что… силился по крайней мере присягу выполнить и… и возбудить упавший дух собратий!
И на этом он проснулся… Ирландцы спешно пили в соседней комнате утренний кофе и куда-то торопливо собирались. Дыма держался в стороне и не глядел на Матвея, а Матвей все старался вспомнить, что это ему говорил кто-то
во сне, тер себе лоб и никак не
мог припомнить ни одного слова. Потом, когда почти все разошлись и квартира Борка опустела, он вдруг поднялся наверх, в комнату девушек.
Только плескалась струйка воды, да где-то вскрикивала в клетке ночная птица, да в кустах шевелилось что-то белое и порой человек бормотал
во сне что-то печальное и сердитое,
может быть, молитву, или жалобы, или проклятия.