Неточные совпадения
— Эге! Да с вами надо осторожнее. Черт знает, вы и тут
яду влили. А кто знает,
может быть, вы мне и враг? Кстати, ха-ха-ха! И забыл спросить: правда ли мне показалось, что вам Настасья Филипповна что-то слишком нравится, а?
Может быть, как прозорливая женщина, она предугадала то, что должно
было случиться в близком будущем;
может быть, огорчившись из-за разлетевшейся дымом мечты (в которую и сама, по правде, не верила), она, как человек, не
могла отказать себе в удовольствии преувеличением беды подлить еще более
яду в сердце брата, впрочем, искренно и сострадательно ею любимого.
Вы не
можете отказаться от гнета предубеждений и привычек, — гнета, который духовно умертвил вас, — нам ничто не мешает
быть внутренне свободными, —
яды, которыми вы отравляете нас, слабее тех противоядий, которые вы — не желая — вливаете в наше сознание.
— Не шутили! В Америке я лежал три месяца на соломе, рядом с одним… несчастным, и узнал от него, что в то же самое время, когда вы насаждали в моем сердце бога и родину, — в то же самое время, даже,
может быть, в те же самые дни, вы отравили сердце этого несчастного, этого маньяка, Кириллова,
ядом… Вы утверждали в нем ложь и клевету и довели разум его до исступления… Подите взгляните на него теперь, это ваше создание… Впрочем, вы видели.
Были минуты, в которые мысль принять
яду приходила ей в голову, она хотела себя казнить, чтоб выйти из безвыходного положения; она тем ближе
была к отчаянию, что не
могла себя ни в чем упрекнуть;
были минуты, в которые злоба, ненависть наполняли и ее сердце; в одну из таких минут она схватила перо и, сама не давая себе отчета, что делает и для чего, написала, в каком-то торжественном гневе, письмо к Бельтову.
Я, пожалуй, готов согласиться, что, вкладывая иностранную
суть в собственное тело, мы никак не
можем наверное знать наперед, что такое мы вкладываем: кусок хлеба или кусок
яда?
— Самообольщение какое-то всех одолело, — продолжал между тем Глумов, — все думается, как бы концы в воду схоронить или дело кругом пальца обвести. А притом и распутство. Как змей, проникает оно в общество и поражает
ядом неосторожных. Малодушие, предательство, хвастовство, всех сортов лганье…
Может ли
быть положение горше этого!
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я
мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли
яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить
яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся на улице в праздничных кафтанах… кричат,
поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
— Подумай, — я для тебя человек чужой —
может быть я шучу, насмехаюсь!.. подумай:
есть тайны, на дне которых
яд, тайны, которые неразрывно связывают две участи;
есть люди, заражающие своим дыханием счастье других; всё, что их любит и ненавидит, обречено погибели… берегись того и другого — узнав мою тайну, ты отдашь судьбу свою в руки опасного человека: он не сумеет лелеять цветок этот: он изомнет его…
Значит, Петр не только не
мог напитаться
ядом этой тлетворной атмосферы, но даже должен
был получить к ней отвращение.
Великий грех!.. Но чем теплее кровь,
Тем раньше зреют в сердце беспокойном
Все чувства — злоба, гордость и любовь,
Как дерева под небом юга знойным.
Шалун мой хмурил маленькую бровь,
Встречаясь с нежным папенькой; от взгляда
Он вздрагивал, как будто б капля
ядаЛилась по жилам. Это,
может быть,
Смешно, — что ж делать! — он не
мог любить,
Как любят все гостиные собачки
За лакомства, побои и подачки.
Если я не найду этих паспортов, Евгения непременно запираться
будет!.. Не дальше еще, как третьего дня, жаловалась на мою холодность и уверяла меня в своей любви, а сама в это время
яд,
быть может, готовила, чтоб умертвить им меня и захватить мои деньги!.. Ништо мне, старому развратнику, ништо!.. Увлекся легкостью победы и красотою наружности, забыв, что под красивыми цветами часто змеи таятся! (Подходя к дверям и с нетерпением крича.) Что же вы там? Точно бог знает что им сделать надо!
Само здоровье наше — это не спокойное состояние организма; при глотании, при дыхании в нас ежеминутно проникают мириады бактерий, внутри нашего тела непрерывно образуются самые сильные
яды; незаметно для нас все силы нашего организма ведут отчаянную борьбу с вредными веществами и влияниями, и мы никогда не
можем считать себя обеспеченными от того, что,
может быть, вот в эту самую минуту сил организма не хватило, и наше дело проиграно.
Ни вино, ни опиум, ни табак не нужны для жизни людей. Все знают, что и вино, и опиум, и табак вредны и телу и душе. А между тем, чтобы производить эти
яды, тратятся труды миллионов людей. Зачем же делают это люди? Делают это люди оттого, что, впав в грех служения телу и видя, что тело никогда не
может быть удовлетворено, они придумали такие вещества, как вино, опиум, табак, которые одуряют их настолько, что они забывают про то, что у них нет того, чего они желают.
И в пролёт не брошусь,
и не
выпью яда,
и курок не
смогу над виском нажать.
Принцесса Елизавета не
могла доселе обнародовать сего манифеста, потому что находилась в заключении в Сибири,
была отравляема
ядом, словом, подвергалась тысяче опасностей.
На открытое сопротивление иезуиты,
может быть, и не пошли бы, но защитить принцессу помощию местной полиции, а если нужно, то и употребить против ее врагов
яд или кинжал почтенные члены Общества Иисусова
были очень способны.
Один мой товарищ стал атеистом потому, что император Генрих VI
был отравлен
ядом, поднесенным ему в причастии: как, дескать,
мог яд сохранить свою силу, если причастие
есть, правда, тело Христово?
Наконец, существует еще и третье объяснение, и оно,
может быть, самое правильное, что «Сеничкин
яд» это и
есть та самая «прелесть, юже издревле изблева змий». Словом, это изобретение самого сатаны и изобретение, как сам черт, старое. Судя по необыкновенной скрытности заражения «Сеничкиным
ядом», пристойно думать, что всего вернее это — действительно дело змия.
Но
есть и другое мнение, что «Сеничкин
яд» гораздо старше самого Базарова и вывезен к нам из заграницы контрабандою в кавалерийских тороках, а разливка его первоначально производилась кустарным образом по домам, и притом чаще всего по домам самым почтенным, именитым и поставленным в самые выгодные, по-видимому, условия для того, чтобы такая вредная гадость, как «Сеничкин
яд», туда ни под каким видом проникать не
могла.
Дом исполнился ужаса и скорби, и все, кто чем
мог, вооружилися против ядовитого полковника; но он,
будучи ужасно изворотлив, всех их превозмогал и всякий день продолжал разливать свой
яд в детские амфоры.
— Я человек работающий, я не
могу без сна, а ты храпишь, как мопс — как вам не стыдно, и где у вас совесть? Что же это! Я и не
ем, и не сплю: хотите, чтобы я сейчас же
яду приняла? Я человек работающий, я и жизни не видела за работой… куда мне деваться? Куда?
— Можно ли
быть нам на работе, когда этот злодей сыплет
яд в воду? Он,
может быть, отравил ручей, из которого теперь нельзя
пить воду. Да если бы мы его не поймали, то он всыпал бы
яд в варившуюся на берегу кашицу; шутка ли, сколько бы поморил народу. Мы не отступим от него до тех пор, пока не откроет нам и других подобных злодеев.
Рассказать все, спасти князя Баратова, если только это еще можно. Он принял четыре пилюли, осталось еще две, — припомнились ей слова Кржижановского, но уже и эти четыре пилюли, если они
яд, успели принести вред! Но если он не примет две,
быть может, он
будет жив?
Будь у него в тот момент возможность добыть
яду или револьвер, он,
быть может, ни на минуту не задумался бы пустить их в ход.
— Сказать, что вино полезно для здоровья, тоже никак нельзя теперь, когда многие доктора, занимаясь этим делом, признали, что ни водка, ни вино, ни пиво не
могут быть здоровы, потому что питательности в них нет, а
есть только
яд, который вреден.
Она вылила
яд и перестала думать о самоубийстве, а стала жить сама в себе, и жизнь эта
была мучительна, но
была жизнь, она не хотела и не
могла расстаться с нею.