Неточные совпадения
«Так же
буду сердиться на Ивана кучера, так же
буду спорить,
буду некстати высказывать свои мысли, так же
будет стена между
святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же
буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же
буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и
буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что
может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как
была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
— Не
может быть разницы в деле
святой истины.
Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы
был рожден;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять
могла. Поэта,
Быть может, на ступенях света
Ждала высокая ступень.
Его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас,
И за могильною чертою
К ней не домчится гимн времен,
Благословение племен.
— Врет он, паны-браты, не
может быть того, чтобы нечистый жид клал значок на
святой пасхе!
— Мне даже не верится, что
были святые женщины, наверно, это старые девы — святые-то, а
может, нетронутые девицы.
— За помешанного? Оттуда? Кто бы это такой и откуда? Все равно, довольно. Катерина Николаевна! клянусь вам всем, что
есть святого, разговор этот и все, что я слышал, останется между нами… Чем я виноват, что узнал ваши секреты? Тем более что я кончаю мои занятия с вашим отцом завтра же, так что насчет документа, который вы разыскиваете,
можете быть спокойны!
Там, где касается, я не скажу убеждений — правильных убеждений тут
быть не
может, — но того, что считается у них убеждением, а стало
быть, по-ихнему, и
святым, там просто хоть на муки.
Русский человек
может быть отчаянным мошенником и преступником, но в глубине души он благоговеет перед святостью и ищет спасения у
святых, у их посредничества.
— Слышите ли, слышите ли вы, монахи, отцеубийцу, — набросился Федор Павлович на отца Иосифа. — Вот ответ на ваше «стыдно»! Что стыдно? Эта «тварь», эта «скверного поведения женщина»,
может быть,
святее вас самих, господа спасающиеся иеромонахи! Она,
может быть, в юности пала, заеденная средой, но она «возлюбила много», а возлюбившую много и Христос простил…
Есть у старых лгунов, всю жизнь свою проактерствовавших, минуты, когда они до того зарисуются, что уже воистину дрожат и плачут от волнения, несмотря на то, что даже в это самое мгновение (или секунду только спустя)
могли бы сами шепнуть себе: «Ведь ты лжешь, старый бесстыдник, ведь ты актер и теперь, несмотря на весь твой „
святой“ гнев и „
святую“ минуту гнева».
— Слушай, легкомысленная старуха, — начал, вставая с дивана, Красоткин, —
можешь ты мне поклясться всем, что
есть святого в этом мире, и сверх того чем-нибудь еще, что
будешь наблюдать за пузырями в мое отсутствие неустанно? Я ухожу со двора.
И наконец лишь узнали, что этот
святой страстотерпец нарушил послушание и ушел от своего старца, а потому без разрешения старца не
мог быть и прощен, даже несмотря на свои великие подвиги.
Был же он великий
святой и неправды ей поведать не
мог.
Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное,
святое воспоминание, сохраненное с детства,
может быть, самое лучшее воспитание и
есть.
— Мне сегодня необыкновенно легче, но я уже знаю, что это всего лишь минута. Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же я вам кажусь столь веселым, то ничем и никогда не
могли вы меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет Божий на сей земле». Все праведные, все
святые, все
святые мученики
были все счастливы.
Этого как бы трепещущего человека старец Зосима весьма любил и во всю жизнь свою относился к нему с необыкновенным уважением, хотя,
может быть, ни с кем во всю жизнь свою не сказал менее слов, как с ним, несмотря на то, что когда-то многие годы провел в странствованиях с ним вдвоем по всей
святой Руси.
Это, Вера Павловна, то, что на церковном языке называется грехом против духа
святого, — грехом, о котором говорится, что всякий другой грех
может быть отпущен человеку, но этот — никак, никогда.
Но женщина, которая столько жила, как я, — и как жила, мсье Сторешни́к! я теперь
святая, схимница перед тем, что
была, — такая женщина не
может сохранить бюста!
Я смотрел на старика: его лицо
было так детски откровенно, сгорбленная фигура его, болезненно перекошенное лицо, потухшие глаза, слабый голос — все внушало доверие; он не лгал, он не льстил, ему действительно хотелось видеть прежде смерти в «кавалерии и регалиях» человека, который лет пятнадцать не
мог ему простить каких-то бревен. Что это:
святой или безумный? Да не одни ли безумные и достигают святости?
«Повинуйтесь! повинуйтесь! повинуйтесь! причастницами света небесного
будете!» — твердила она беспрестанно и приводила примеры из Евангелия и житий
святых (как на грех, она церковные книги читать
могла).
По обыкновению, Бурмакин забыл об исходной точке и ударился в сторону. При таких условиях Милочка
могла говорить что угодно, оставаясь неприкосновенною в своей невменяемости. Все ей заранее прощалось ради «
святой простоты», которой она
была олицетворением, и ежели порою молодому человеку приводилось испытывать некоторую неловкость, выслушивая ее наивные признания, то неловкость эта почти моментально утопала в превыспренностях, которыми полна
была его душа.
— Катерина! постой на одно слово: ты
можешь спасти мою душу. Ты не знаешь еще, как добр и милосерд бог. Слышала ли ты про апостола Павла, какой
был он грешный человек, но после покаялся и стал
святым.
Только заверительное откровение
Святого Духа и
может быть окончательным откровением Троичного Божества.
В кучке зрителей раздался тихий одобрительный ропот. Насколько я
мог понять, евреи восхищались молодым ученым, который от этой великой науки не
может стоять па ногах и шатается, как былинка. Басе завидовали, что в ее семье
будет святой. Что удивительного — богатым и знатным всегда счастье…
В сущности ни Харитина, ни мать не
могли уследить за Серафимой, когда она
пила, а только к вечеру она напивалась. Где она брала вино и куда его прятала, никто не знал. В своем пороке она ни за что не хотела признаться и клялась всеми
святыми, что про нее налгал проклятый писарь.
—
Может, за то бил, что
была она лучше его, а ему завидно. Каширины, брат, хорошего не любят, они ему завидуют, а принять не
могут, истребляют! Ты вот спроси-ка бабушку, как они отца твоего со света сживали. Она всё скажет — она неправду не любит, не понимает. Она вроде
святой, хоть и вино
пьет, табак нюхает. Блаженная, как бы. Ты держись за нее крепко…
— Ведь вот, знаешь ты,
можешь! А над нищими не надо смеяться, господь с ними! Христос
был нищий и все
святые тоже…
Святые аскеты должны
были бросить вызов естественному порядку природы, должны
были совершить свой индивидуальный опыт победы над источником зла, опыт активного, а не пассивного страдания, чтоб история мира
могла продолжиться и завершиться.
Южнее Александровска по западному побережью
есть только один населенный пункт — Дуэ, страшное, безобразное и во всех отношениях дрянное место, в котором по своей доброй воле
могут жить только
святые или глубоко испорченные люди.
Это
будет час мой, и я бы не желал, чтобы нас
мог прервать в такую
святую минуту первый вошедший, первый наглец, и нередко такой наглец, — нагнулся он вдруг к князю со странным, таинственным и почти испуганным шепотом, — такой наглец, который не стоит каблука… с ноги вашей, возлюбленный князь!
— Поверьте, господа, что душой отдыхаешь среди молодежи от всех этих житейских дрязг, — говорил он, придавая своему жесткому и порочному лицу по-актерски преувеличенное и неправдоподобное выражение растроганности.Эта вера в
святой идеал, эти честные порывы!.. Что
может быть выше и чище нашего русского студенчества?.. Кельнер! Шампанскава-а! — заорал он вдруг оглушительно и треснул кулаком по столу.
«Бог с вами, кто вам сказал о каком-то неуважении к вам!.. Верьте, что я уважаю и люблю вас по-прежнему. Вы теперь исполняете
святой долг в отношении человека, который, как вы сами говорили, все-таки сделал вам много добра, и да подкрепит бог вас на этот подвиг!
Может быть, невдолге и увидимся».
— Довольно! — сказала она драматическим тоном. — Вы добились, чего хотели. Я ненавижу вас! Надеюсь, что с этого дня вы прекратите посещения нашего дома, где вас принимали, как родного, кормили и
поили вас, но вы оказались таким негодяем. Как я жалею, что не
могу открыть всего мужу. Это
святой человек, я молюсь на него, и открыть ему все — значило бы убить его. Но поверьте, он сумел бы отомстить за оскорбленную беззащитную женщину.
И стал я над этими апостольскими словами долго думать и все вначале никак этого не
мог понять: к чему
было святому от апостола в таких словах откровение?
Я с ним попервоначалу
было спорить зачал, что какая же, мол, ваша вера, когда у вас
святых нет, но он говорит:
есть, и начал по талмуду читать, какие у них бывают
святые… очень занятно, а тот талмуд, говорит, написал раввин Иовоз бен Леви, который
был такой ученый, что грешные люди на него смотреть не
могли; как взглянули, сейчас все умирали, через что бог позвал его перед самого себя и говорит: «Эй ты, ученый раввин, Иовоз бен Леви! то хорошо, что ты такой ученый, но только то нехорошо, что чрез тебя, все мои жидки
могут умирать.
— Как вы, дядюшка,
можете так холодно издеваться над тем, что
есть лучшего на земле? ведь это преступление… Любовь…
святые волнения!
— Это, положим, не совсем так, но скажите, неужели Nicolas, чтобы погасить эту мечту в этом несчастном организме (для чего Варвара Петровна тут употребила слово «организм», я не
мог понять), неужели он должен
был сам над нею смеяться и с нею обращаться, как другие чиновники? Неужели вы отвергаете то высокое сострадание, ту благородную дрожь всего организма, с которою Nicolas вдруг строго отвечает Кириллову: «Я не смеюсь над нею». Высокий,
святой ответ!
Державство этому, поверьте, нисколько не помеха, ибо я не знаю ни одного государственного учреждения, которое не
могло бы
быть сведено к духу евангелия; мудрые государственные строители: Хименесы [Хименес Франциско (1436—1517) — испанский государственный деятель, с 1507 года кардинал и великий инквизитор.],
святые Бернарды [св. Бернард Клервосский (1090—1153) — деятель католической церкви аскетического направления.],
святые Людовики [св. Людовик — король Франции в 1226—1270 годах, известный под именем Людовика IX.], Альфреды [св. Альфред.
«Имею удовольствие препроводить Вам при сем жития
святых и книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Читайте все сие со вниманием: тут Вы найдете вехи, поставленные нам на пути к будущей жизни, о которой Вы теперь болеете Вашей юной душой. Еще посылаю Вам книгу, на русском языке, Сен-Мартена об истине и заблуждениях. Перевод очень верный. Если что
будет затруднять Вас в понимании, спрашивайте меня.
Может быть, при моей душевной готовности помогать Вам, я и сумею растолковать».
Я всегда говорил, что исключительное материнское чувство — почти преступно, что женщина, которая, желая спасти своего ребенка от простой лихорадки, готова
была бы с радостью на уничтожение сотни чужих, незнакомых ей детей, — что такая женщина ужасна, хотя она
может быть прекрасной или, как говорят, «
святой» матерью.
— Спасибо, спасибо, Никита Романыч, и не след нам разлучаться! Коли, даст бог, останемся живы, подумаем хорошенько, поищем вместе, что бы нам сделать для родины, какую службу
святой Руси сослужить?
Быть того не
может, чтобы все на Руси пропало, чтоб уж нельзя
было и царю служить иначе, как в опричниках!
— Тоже, видно: «и
Святому Духу»! Ах, детки, детки! На вид какие вы шустрые, а никак науку преодолеть не
можете. И добро бы отец у вас баловник
был… что, как он теперь с вами?
— Никониане-то, черные дети Никона-тигра, все
могут сделать, бесом руководимы, — вот и левкас будто настоящий, и доличное одной рукой написано, а лик-то, гляди, — не та кисть, не та! Старые-то мастера, как Симон Ушаков, — хоть он еретик
был, — сам весь образ писал, и доличное и лик, сам и чку строгал и левкас наводил, а наших дней богомерзкие людишки этого не
могут! Раньше-то иконопись
святым делом
была, а ныне — художество одно, так-то, боговы!
Опять: где, кроме
святой Руси, подобные жены
быть могут?
Если допустить понятие церкви в том значении, которое дает ему Хомяков, т. е. как собрание людей, соединенных любовью и истиной, то всё, что
может сказать всякий человек по отношению этого собрания, — это то, что весьма желательно
быть членом такого собрания, если такое существует, т. е.
быть в любви и истине; но нет никаких внешних признаков, по которым можно бы
было себя или другого причислить к этому
святому собранию или отвергнуть от него, так как никакое внешнее учреждение не
может отвечать этому понятию.]
Но и сошествие
святого духа надо
было подтвердить для тех, которые не видали огненных языков (хотя и непонятно, почему огненный язык, зажегшийся над головой человека, показывает, что то, что
будет говорить этот человек, — несомненная правда), и понадобились еще чудеса и исцеления, воскресения, умерщвления и все те соблазнительные чудеса, которыми наполнены Деяния и которые не только никогда не
могут убедить в истинности христианского учения, но
могут только оттолкнуть от него.
—
Может быть, но я не понимаю любви к двоим. Муж мой, сверх всего другого, одной своей беспредельной любовью стяжал огромные,
святые права на мою любовь.
— В том-то и дело, что ничего не знает… ха-ха!.. Хочу умереть за братьев и хоть этим искупить свои прегрешения. Да… Серьезно тебе говорю… У меня это клином засело в башку. Ты только представь себе картину: порабощенная страна, с одной стороны, а с другой — наш исторический враг… Сколько там пролито русской крови, сколько положено голов, а идея все-таки не достигнута. Умереть со знаменем в руках, умереть за
святое дело — да разве
может быть счастье выше?
— Нет, отец мой! я не обманул тебя: я не
был женат, когда клялся посвятить себя безбрачной жизни; не помышлял нарушить этот обет, данный пред гробом
святого угодника божия, — и
мог ли я думать, что на другой же день назову моей супругою дочь злейшего врага моего — боярина Кручины-Шалонского?
— Да, мой добрый Алексей, если мне суждено умереть без исповеди, то да
будет его
святая воля! Ты устал менее моего и
можешь спасти себя. Когда я совсем выбьюсь из сил, оставь меня одного, и если господь поможет тебе найти приют, то ступай завтра в отчину боярина Кручины-Шалонского, — она недалеко отсюда, — отдай ему…