Неточные совпадения
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я не
могла и на это
глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена
была я скрыть мое чувство.
"
Глупые были пушкари, — поясняет летописец, — того не
могли понять, что, посмеиваясь над стрельцами, сами над собой посмеиваются".
Может быть, я хуже,
глупее их, хотя я не вижу, почему я должен
быть хуже их.
«Не для нужд своих жить, а для Бога. Для какого Бога? И что можно сказать бессмысленнее того, что он сказал? Он сказал, что не надо жить для своих нужд, то
есть что не надо жить для того, что мы понимаем, к чему нас влечет, чего нам хочется, а надо жить для чего-то непонятного, для Бога, которого никто ни понять, ни определить не
может. И что же? Я не понял этих бессмысленных слов Федора? А поняв, усумнился в их справедливости? нашел их
глупыми, неясными, неточными?».
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда
глупее ничего не
может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
Но знаю, что,
может быть, несу
глупые речи, и некстати, и нейдет все это сюда, что не мне, проведшему жизнь в бурсе и на Запорожье, говорить так, как в обычае говорить там, где бывают короли, князья и все что ни
есть лучшего в вельможном рыцарстве.
— Вот ваше письмо, — начала она, положив его на стол. — Разве возможно то, что вы пишете? Вы намекаете на преступление, совершенное будто бы братом. Вы слишком ясно намекаете, вы не смеете теперь отговариваться. Знайте же, что я еще до вас слышала об этой
глупой сказке и не верю ей ни в одном слове. Это гнусное и смешное подозрение. Я знаю историю и как и отчего она выдумалась. У вас не
может быть никаких доказательств. Вы обещали доказать: говорите же! Но заранее знайте, что я вам не верю! Не верю!..
Вот то-то-с, моего вы
глупого сужденья
Не жалуете никогда:
Ан вот беда.
На что вам лучшего пророка?
Твердила я: в любви не
будет в этой прока
Ни во́ веки веков.
Как все московские, ваш батюшка таков:
Желал бы зятя он с звездами, да с чинами,
А при звездах не все богаты, между нами;
Ну разумеется, к тому б
И деньги, чтоб пожить, чтоб
мог давать он ба́лы;
Вот, например, полковник Скалозуб:
И золотой мешок, и метит в генералы.
— Тем хуже. Во всяком случае, я довольно наказан. Мое положение, с этим вы, вероятно, согласитесь, самое
глупое. Вы мне написали: зачем уезжать? А я не
могу и не хочу остаться. Завтра меня здесь не
будет…
Он снова заставил себя вспомнить Марину напористой девицей в желтом джерси и ее
глупые слова: «Ношу джерси, потому что терпеть не
могу проповедей Толстого». Кутузов называл ее Гуляй-город. И, против желания своего, Самгин должен
был признать, что в этой женщине
есть какая-то приятно угнетающая, теплая тяжесть.
Чувство тревоги — росло. И в конце концов вдруг догадался, что боится не ссоры, а чего-то
глупого и пошлого, что
может разрушить сложившееся у него отношение к этой женщине. Это
было бы очень грустно, однако именно эта опасность внушает тревогу.
Бальзаминов. Да что ты все:
глупый да
глупый! Это для тебя я,
может быть, глуп, а для других совсем нет. Давай спросим у кого-нибудь.
— Нет, мило. В тебе
глупого не
может быть.
— Да, правда: мне, как
глупой девочке,
было весело смотреть, как он вдруг робел, боялся взглянуть на меня, а иногда, напротив, долго глядел, — иногда даже побледнеет.
Может быть, я немного кокетничала с ним, по-детски, конечно, от скуки… У нас
было иногда… очень скучно! Но он
был, кажется, очень добр и несчастлив: у него не
было родных никого. Я принимала большое участие в нем, и мне
было с ним весело, это правда. Зато как я дорого заплатила за эту глупость!..
После девятидневного беспамятства я очнулся тогда возрожденный, но не исправленный; возрождение мое
было, впрочем,
глупое, разумеется если брать в обширном смысле, и,
может быть, если б это теперь, то
было бы не так.
Пусть Ефим, даже и в сущности дела,
был правее меня, а я
глупее всего
глупого и лишь ломался, но все же в самой глубине дела лежала такая точка, стоя на которой,
был прав и я, что-то такое
было и у меня справедливого и, главное, чего они никогда не
могли понять.
Могло повлиять и
глупое известие об этом флигель-адъютанте бароне Бьоринге… Я тоже вышел в волнении, но… То-то и
есть, что тогда сияло совсем другое, и я так много пропускал мимо глаз легкомысленно: спешил пропускать, гнал все мрачное и обращался к сияющему…
[Понимаешь? (франц.)]) и в высшей степени уменье говорить дело, и говорить превосходно, то
есть без
глупого ихнего дворового глубокомыслия, которого я, признаюсь тебе, несмотря на весь мой демократизм, терпеть не
могу, и без всех этих напряженных русизмов, которыми говорят у нас в романах и на сцене «настоящие русские люди».
— Смотри ты! — погрозила она мне пальцем, но так серьезно, что это вовсе не
могло уже относиться к моей
глупой шутке, а
было предостережением в чем-то другом: «Не вздумал ли уж начинать?»
Я отлично знал, что Лиза у Столбеевой бывала и изредка посещала потом бедную Дарью Онисимовну, которую все у нас очень полюбили; но тогда, вдруг, после этого, впрочем, чрезвычайно дельного заявления князя и особенно после
глупой выходки Стебелькова, а
может быть и потому, что меня сейчас назвали князем, я вдруг от всего этого весь покраснел.
Мы
можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но
будет неправда, если мы скажем про одного человека, что он добрый или умный, а про другого, что он злой или
глупый.
Они не
были ни злыми, ни
глупыми, ни подлецами, но всякую минуту
могли быть тем, и другим, и третьим в силу именно своей бесхарактерности.
— Опять
глупое слово… Извини за резкое выражение. По-моему, в таком деле и выбора никакого не
может быть, а ты… Нет, у меня решительно не так устроена голова, чтобы понимать эту погоню за двумя зайцами.
— Ни одной минуты не принимаю тебя за реальную правду, — как-то яростно даже вскричал Иван. — Ты ложь, ты болезнь моя, ты призрак. Я только не знаю, чем тебя истребить, и вижу, что некоторое время надобно прострадать. Ты моя галлюцинация. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны… моих мыслей и чувств, только самых гадких и
глупых. С этой стороны ты
мог бы
быть даже мне любопытен, если бы только мне
было время с тобой возиться…
Заговорит, заговорит — ничего понимать не
могу, думаю, это он об чем умном, ну я
глупая, не понять мне, думаю; только стал он мне вдруг говорить про дитё, то
есть про дитятю какого-то, «зачем, дескать, бедно дитё?» «За дитё-то это я теперь и в Сибирь пойду, я не убил, по мне надо в Сибирь пойти!» Что это такое, какое такое дитё — ничегошеньки не поняла.
Моя мысль мне показалась тогда
глупою, а он именно,
может быть, тогда указывал на эту ладонку, в которой зашиты
были эти полторы тысячи!..»
Эта Марфа Игнатьевна
была женщина не только не
глупая, но,
может быть, и умнее своего супруга, по меньшей мере рассудительнее его в делах житейских, а между тем она ему подчинялась безропотно и безответно, с самого начала супружества, и бесспорно уважала его за духовный верх.
Ты добрая девушка: ты не
глупая девушка; но ты меня извини, я ничего удивительного не нахожу в тебе;
может быть, половина девушек, которых я знал и знаю, а
может быть, и больше, чем половина, — я не считал, да и много их, что считать-то — не хуже тебя, а иные и лучше, ты меня прости.
— Не исповедуйтесь, Серж, — говорит Алексей Петрович, — мы знаем вашу историю; заботы об излишнем, мысли о ненужном, — вот почва, на которой вы выросли; эта почва фантастическая. Потому, посмотрите вы на себя: вы от природы человек и не
глупый, и очень хороший,
быть может, не хуже и не
глупее нас, а к чему же вы пригодны, на что вы полезны?
Но Гааз
был несговорчив и, кротко выслушивая упреки за «
глупое баловство преступниц», потирал себе руки и говорил: «Извольте видеть, милостивой сударинь, кусок клеба, крош им всякой дает, а конфекту или апфельзину долго они не увидят, этого им никто не дает, это я
могу консеквировать [вывести (от фр. consequense).] из ваших слов; потому я и делаю им это удовольствие, что оно долго не повторится».
Мать, не понимая
глупого закона, продолжала просить, ему
было скучно, женщина, рыдая, цеплялась за его ноги, и он сказал, грубо отталкивая ее от себя: «Да что ты за дура такая, ведь по-русски тебе говорю, что я ничего не
могу сделать, что же ты пристаешь».
Голова решился молчать, рассуждая: если он закричит, чтобы его выпустили и развязали мешок, —
глупые дивчата разбегутся, подумают, что в мешке сидит дьявол, и он останется на улице,
может быть, до завтра.
Сначала слушала она с чувством гневного пренебрежения, стараясь лишь уловить смешные стороны в этом «
глупом чириканье»; но мало-помалу — она и сама не отдавала себе отчета, как это
могло случиться, —
глупое чириканье стало овладевать ее вниманием, и она уже с жадностью ловила задумчиво-грустные
напевы.
— Господа, это… это вы увидите сейчас что такое, — прибавил для чего-то Ипполит и вдруг начал чтение: «Необходимое объяснение». Эпиграф: «Après moi le déluge» [«После меня хоть потоп» (фр.).]… Фу, черт возьми! — вскрикнул он, точно обжегшись, — неужели я
мог серьезно поставить такой
глупый эпиграф?.. Послушайте, господа!.. уверяю вас, что всё это в конце концов,
может быть, ужаснейшие пустяки! Тут только некоторые мои мысли… Если вы думаете, что тут… что-нибудь таинственное или… запрещенное… одним словом…
— Простите
глупую, дурную, избалованную девушку (она взяла его за руку) и
будьте уверены, что все мы безмерно вас уважаем. А если я осмелилась обратить в насмешку ваше прекрасное… доброе простодушие, то простите меня как ребенка за шалость; простите, что я настаивала на нелепости, которая, конечно, не
может иметь ни малейших последствий…
— Мы, батюшка, милостивое слово государево чувствуем и никогда его забыть не
можем за то, что он на своих людей надеется, а как нам в настоящем случае
быть, того мы в одну минуту сказать не
можем, потому что аглицкая нация тоже не
глупая, а довольно даже хитрая, и искусство в ней с большим смыслом.
— Вот и в вашем доме, — продолжал он, — матушка ваша, конечно, ко мне благоволит — она такая добрая; вы… впрочем, я не знаю вашего мнения обо мне; зато ваша тетушка просто меня терпеть не
может. Я ее тоже, должно
быть, обидел каким-нибудь необдуманным,
глупым словом. Ведь она меня не любит, не правда ли?
Конечно, он
мог свалить на своих предшественников, но такой маневр
был бы просто
глупым, потому что он сейчас не
мог ничего доказать.
Это
может случиться со всяким человеком, а что
может быть обиднее такой
глупой смерти?
Рогнеда Романовна не
могла претендовать ни на какое первенство, потому что в ней надо всем преобладало чувство преданности, а Раиса Романовна и Зоя Романовна
были особы без речей. Судьба их некоторым образом имела нечто трагическое и общее с судьбою Тристрама Шанди. Когда они только что появились близнецами на свет, повивальная бабушка, растерявшись, взяла вместо пеленки пустой мешочек и обтерла им головки новорожденных. С той же минуты младенцы сделались совершенно
глупыми и остались такими на целую жизнь.
Эта неуклюжая, неловкая,
может быть, даже
глупая Любка обладала какой-то инстинктивной домовитостью, какой-то незаметной способностью создавать вокруг себя светлую, спокойную и легкую тишину.
— Это не резон; он всегда должен
быть здесь. Дети не мои, а ваши, и я не имею права советовать вам, потому что вы умнее меня, — продолжала бабушка, — но, кажется, пора бы для них нанять гувернера, а не дядьку, немецкого мужика. Да,
глупого мужика, который их ничему научить не
может, кроме дурным манерам и тирольским песням. Очень нужно, я вас спрашиваю, детям уметь
петь тирольские песни. Впрочем, теперь некому об этом подумать, и вы
можете делать, как хотите.
Вследствие этого Иван
был в меланхолическом и печальном настроении. Когда он стоял у барина за стулом с тарелкой, а горничная в это время находилась в буфете, он делал какое-то
глупое, печальное лицо, поднимал глаза вверх и вздыхал; Груня, так звали горничную, видеть этого равнодушно не
могла.
— Да, потому что на уме всё глупости
были. Ах, ты не
можешь вообразить, какая я тогда
была глупая и что я себе представляла!
— Ах, мой родной! Кто бы
мог думать! — восклицала она, обнимая меня, — ведь эта
глупая Анютка сказала, что новый становой приехал — ну, я и не тороплюсь! А это — вот кто! вот неожиданность-то! вот радость! И Филофей Павлыч… вот удивится-то! вот-то
будет рад!
И французский язык, и что я большая дура, и что содержательница нашего пансиона нерадивая,
глупая женщина; что она об нашей нравственности не заботится; что батюшка службы себе до сих пор не
может найти и что грамматика Ломонда скверная грамматика, а Запольского гораздо лучше; что на меня денег много бросили по-пустому; что я, видно, бесчувственная, каменная, — одним словом, я, бедная, из всех сил билась, твердя разговоры и вокабулы, а во всем
была виновата, за все отвечала!
— Умный человек-с, — говаривал мне иногда по этому поводу крутогорский инвалидный начальник, — не
может быть злым, потому что умный человек понятие имеет-с, а
глупый человек как обозлится, так просто, без всякого резона, как индейский петух, на всех бросается.
Там, где эти свойства отсутствуют, где чувство собственного достоинства заменяется оскорбительным и в сущности довольно
глупым самомнением, где шовинизм является обнаженным, без всякой примеси энтузиазма, где не горят сердца ни любовью, ни ненавистью, а воспламеняются только подозрительностью к соседу, где нет ни истинной приветливости, ни искренней веселости, а
есть только желание похвастаться и расчет на тринкгельд, [чаевые] — там, говорю я, не
может быть и большого хода свободе.
На Калиновича она не столько претендовала: он сделал это по ненависти к ней, потому что она никогда, по
глупому своему благородству, не
могла молчать о его мерзкой связи с мерзавкой Годневой; но, главное, как губернатору, этому старому хрычу, которому она сама, своими руками, каждый год платила, не стыдно
было предать их?..
«Как этот гордый и великий человек (в последнем она тоже не сомневалась), этот гордый человек так мелочен, что в восторге от приглашения какого-нибудь
глупого, напыщенного генеральского дома?» — думала она и дала себе слово показывать ему невниманье и презренье, что,
может быть, и исполнила бы, если б Калинович показал хотя маленькое раскаяние и сознание своей вины; но он, напротив, сам еще больше надулся и в продолжение целого дня не отнесся к Настеньке ни словом, ни взглядом, понятным для нее, и принял тот холодно-вежливый тон, которого она больше всего боялась и не любила в нем.