Неточные совпадения
— Кто это мне под голову подушку принес? Кто
был такой добрый человек! — воскликнул он с каким-то восторженным,
благодарным чувством и плачущим каким-то голосом, будто и бог знает какое благодеяние оказали ему. Добрый человек так потом и остался в неизвестности, кто-нибудь из понятых, а
может быть, и писарек Николая Парфеновича распорядились подложить ему подушку из сострадания, но вся душа его как бы сотряслась от слез. Он подошел к столу и объявил, что подпишет все что угодно.
— Да, бывает… Все бывает. Слопаете все отечество, а
благодарных потомков пустите по миру… И на это
есть закон, и,
может быть, самый страшный: борьба за существование. Оберете вы все Зауралье, ваше степенство.
На Новый год обнимаю вас, добрый друг; я здесь,
благодарный богу и людям за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя благодарит ее за милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью при свидании. Добрые старики все приготовили к моему приезду. За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро
буду с вами беседовать. Не
могу еще опомниться.
Кто знает,
может быть, когда-нибудь, через столетие, эта медь пойдет на статую Павла Шубина, воздвигнутую в честь ему
благодарным потомством?
И
может быть, не один заблуждающийся пролил
благодарную слезу…
— Плачешь? Это хорошо… Значит, ты паренёк
благодарный и содеянное тебе добро
можешь понимать. Старик
был тебе ба-альшим благодетелем!..
Глумова. Он не то что
благодарным быть, он
может обожать своих благодетелей.
Четверту ночь к нему ходила
Она и пищу приносила;
Но пленник часто всё молчал,
Словам печальным не внимал;
Ах! сердце полное волнений
Чуждалось новых впечатлений;
Он не хотел ее любить.
И что за радости в чужбине,
В его плену, в его судьбине?
Не
мог он прежнее забыть…
Хотел он
благодарным быть,
Но сердце жаркое терялось
В его страдании немом,
И как в тумане зыбком, в нем
Без отголоска поглощалось!..
Оно и в шуме, и в тиши
Тревожит сон его души.
Казалось, вот-вот этот бедный молодой человек ускользнет от мелких дрязг суетной жизни, выйдет на солидную дорогу, на которой его
могут ждать и благородный труд, и
благодарная деятельность, и доброе имя, но ничему этому не суждено
было совершиться.
Пародия
была впервые полностью развернута в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный чиновник»: «В настоящее время, когда в нашем отечестве поднято столько важных вопросов, когда на служение общественному благу вызываются все живые силы народа, когда все в России стремится к свету и гласности, — в настоящее время истинный патриот не
может видеть без радостного трепета сердца и без
благодарных слез в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не
может истинный патриот и ревнитель общего блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих в мрачные углы и на грязные лестницы низших судебных инстанций и сырых квартир мелких чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, — словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих в низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить в сих очерствевших и ожесточенных в заблуждении, но тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное сознание своих пороков и слезное в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая литература наша, этот великий двигатель общественного развития, не остается праздною зрительницею народного движения в настоящее время, когда в нашем отечестве возбуждено столько важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному благу, когда все в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
— Самое главное в нашем положении теперь то, — внушал он Чихачеву, — чтобы сберечь себя от гордости. Я не знаю, как мне
быть благодарным за незаслуженную милость великого князя, но постоянно думаю о том, чтобы сохранить то, что всего дороже. Надо следить за собою, чтобы не начинать превозноситься. Прошу тебя:
будь мне друг — наблюдай за мною и предостерегай, чтобы я не
мог утрачивать чистоту моей души.
Поощрение это действительно даваемо
было Екатериною, разумеется, в тех пределах, в каких она считала нужным и сообразным с своими видами, — и
благодарные сатирики не
могли без умиления отзываться о милостях премудрой монархини.
По милости графининой ты
будешь человеком!» — Успехи его во французском языке
были еще удивительнее; не видав в глаза скучной грамматики, он через три месяца
мог уже изъяснять на нем
благодарную любовь свою к маменьке и знал совершенно все тонкости ласковых выражений.
Гуров, глядя на нее теперь, думал: «Каких только не бывает в жизни встреч!» От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви,
благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и о таких, — как, например, его жена, — которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то
была не любовь, не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она
может дать, и это
были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть и кружева на их белье казались ему тогда похожими на чешую.
Так вот: не ожидал ли он теперь найти в Свидригайлове эту «полную жизнь», это умение нести на себе две крови, умение вместить в своей душе
благодарный лепет Полечки Мармеладовой и вопль насилуемой племянницы г-жи Ресслих?
Может быть, в глубине души самого Достоевского и жила безумная мысль, что вообще это каким-то образом возможно совместить. Но только полною растерянностью и отчаянием Раскольникова можно объяснить, что он такого рода ожидания питал по отношению к Свидригайлову.
— Знаю, знаю, что хочешь сказать ты, знаю твою
благодарную, благородную, самоотверженную душу, но все это не освобождает меня от должной признательности… Такая услуга, которую оказал ты мне, не забывается и даже, увы! не
может быть вознаградима: за дарованную жизнь платят жизнью…