Неточные совпадения
И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели
младенцев, а у женщин вырезали
груди и тоже ели. Распустивши волоса по ветру, в одном утреннем неглиже, они бегали по городским улицам, словно исступленные, плевались, кусались и произносили неподобные слова.
Избитые
младенцы, обрезанные
груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, — словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги.
Григорий взял
младенца, принес в дом, посадил жену и положил его к ней на колени, к самой ее
груди: «Божье дитя-сирота — всем родня, а нам с тобой подавно.
Маленькая статуя мадонны [Мадонна — с древних времен слово мадонна в Италии обозначало живописное или скульптурное изображение молодой матери с
младенцем.] с почти детским лицом и красным сердцем на
груди, пронзенным мечами, печально выглядывала из его ветвей.
Смерть
младенца едва чувствуется отцом, забота о родильнице заставляет почти забывать промелькнувшее существо, едва успевшее проплакать и взять
грудь.
Через несколько часов о Сережке уже никто в доме не упоминает, а затем, чем дальше, тем глубже погружается он в пучину забвения. Известно только, что Аксинья кормит его
грудью и раза два приносила в церковь под причастие. Оба раза, проходя мимо крестной матери, она замедляла шаг и освобождала голову
младенца от пеленок, стараясь обратить на него внимание «крестной»; но матушка оставалась равнодушною и в расспросы не вступала.
— Ведь я
младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в
грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
На кормление
грудью младенцев осужденным женщинам полагается полуторагодичный срок.
Вдруг плач ребенка обратил на себя мое внимание, и я увидел, что в разных местах, между трех палочек, связанных вверху и воткнутых в землю, висели люльки; молодая женщина воткнула серп в связанный ею сноп, подошла не торопясь, взяла на руки плачущего
младенца и тут же, присев у стоящего пятка снопов, начала целовать, ласкать и кормить
грудью свое дитя.
Ты — сын достойнейшей родительницы, которая вскормила и воспитала тебя, отнюдь не думая, что у почтеннейшей
груди ее вскармливается и воспитывается
младенец, которому суждено сделаться ближайшим советником отца лжи!
«Как по недостаточности моего звания, — говорю, — владыко святый, жена моя каждый вечер, по неимению работницы, отправляется для доения коровы в хлев, где хранится навоз, то я, содержа на руках свое малое грудное дитя, плачущее по матери и просящее
груди, — как
груди дать ему не имею и чем его рассеять, не знаю, — то я, не умея настоящих французских танцев, так с сим
младенцем плавно пожидовски прискакую по комнате и пою ему: „тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота“ или что другое в сем роде невинного содержания, дабы оно было утешно от сего, и в том вся вина моя».
Голос старухи вдруг оборвался, и она зарыдала; но это продолжалось одну секунду. Она снова заслонила Дуню, стоявшую в дверях со спавшим на
груди ее
младенцем, и подхватила с возраставшим негодованием...
«Тогда не было еще «Эмиля», в котором Жан-Жак Руссо так красноречиво, так убедительно говорит о священном долге матерей и читая которого прекрасная Эмилия, милая Лидия отказываются ныне от блестящих собраний и нежную
грудь свою открывают не с намерением прельщать глаза молодых сластолюбцев, а для того, чтобы питать ею своего
младенца; тогда не говорил еще Руссо, но говорила уже природа, и мать героя нашего сама была его кормилицею.
Несчастные матери взывали: «
Грудь наша иссохла, она уже не питает
младенцев!» Добрые сыны новогородские восклицали: «Мы готовы умереть, но не можем видеть лютой смерти отцов наших!» Борецкая спешила на Вадимово место, указывала на бледное лицо свое, говорила, что она разделяет нужду с братьями новогородскими и что великодушное терпение есть должность их…
—
Грудь матери, это — буфет для
младенца.
Сидит,
грудью младенца кормит, укачивает его.
И он подступил было к Нюте с тем, чтобы силою взять от нее
младенца, но та, как раненая волчиха, крепко прижав дитя к своей
груди, впилась в Полоярова такими безумно-грозными, горящими глазами и закричала таким неистово-отчаянным, истерическим криком, что тот струсил и, здорово чертыхнувшись, бросился вон из квартиры.
Я припал к нему, к светлой святыне, осененный прощальным благословением, как трепетный
младенец на
грудь матери…
Коллежский асессор заморгал глазами и почувствовал, что по его щекам ползет что-то вроде мурашек… Он завернул
младенца, взял его под мышку и зашагал дальше. Всю дорогу, до самой дачи Мелкина, в его голове толпились социальные вопросы, а в
груди царапала совесть.
Иссохшую
грудь матери, изнуренной болезнью, горем, лишениями всякого рода, теребил, кусал
младенец, чтобы выжать из нее хоть каплю молока.
Мало? — велите им сбить яблоко, не только с головы сына… с
младенца у
груди жены, и поманите их калачом, на котором золотыми буквами напишут: «Милость Бирона» — и они целый пук стрел избудут, лишь бы попасть в заданную цель.
К старости Дарья Николаевна страшно потолстела, и когда народ собирался у ее окошечка, самовольно отдергивая зеленую занавеску, чтобы посмотреть на злодейку, употреблявшую по общей молве, в пищу женские
груди и
младенцев, то Салтычиха ругалась, плевала и совала суковатую палку сквозь открытое в летнее время окошечко.
И мать перекрестила
младенца во имя отца и сына и святого духа, боясь, чтобы гордые желания ее в самом деле не навлекли на него гнева божьего, и прижимала его к
груди своей, в которой сердце билось, как ускоренный маятник, и все было что-то не на месте.
У полуобнаженной
груди ее лежал
младенец.
У некоторых женщин покоились
младенцы на
груди, у других с криком вырывались.
Чем начала старушка рассказ, тем и кончила, то есть крестом. Долго еще после того мерещился в глазах слушателей пьяный, безумный Сидорка, и нечистый с рыжею бородою на вороном жеребце, и как нянчил-то он
младенца в полночь, и как упрашивала мать отдать его. Пуще всех задумывалась Мариула и собиралась узнать, носит ли дитя ее на
груди крест, благословение отцовское.
Остались они после покойницы вдвоем с горбуном.
Младенца девочку на
грудь соседке бабе отдали. Подросла девочка — Машей звали, отдал ее Пахомыч, по совету горбуна, с рук на руки Спиридону Афанасеьвичу Белоярцеву.
Эта рослая, дородная красавица с душою
младенца, с силою мужчины, с
грудью, которая должна бы вскормить богатыря, теперь напоминала невиннейшую пансионерку, которая, вознаграждая себя за год стеснения, тешится однодневной свободой отпуска.
Обегал всех знакомых, обил сотни две порогов, всюду совал свои рекомендательные письма — никому и ни на какой черт не нужен «честный и добросовестный работник». А советов много. Одни с высоты своего патриотического величия рекомендуют работать для войны и «мобилизовать промышленность» вместе с богачом Рябушинским; другие же, более практичные, советуют примазаться к войне и сосать ее подобно тому, как невинный
младенец сосет
грудь матери… судя по Николаю Евгеньевичу, занятие весьма питательное.