Неточные совпадения
Иногда администратор, посвистывая, гримасой сожаления ответит на болтовню жены о важном деле — а завтра важно
докладывает эту болтовню
министру.
— А я вам
доложу, князь, — сказал приказчик, когда они вернулись домой, — что вы с ними не столкуетесь; народ упрямый. А как только он на сходке — он уперся, и не сдвинешь его. Потому, всего боится. Ведь эти самые мужики, хотя бы тот седой или черноватый, что не соглашался, — мужики умные. Когда придет в контору, посадишь его чай пить, — улыбаясь, говорил приказчик, — разговоришься — ума палата,
министр, — всё обсудит как должно. А на сходке совсем другой человек, заладит одно…
— Ничего еще… такая досада! Наш прокурор пишет, что
министр за границей, так ждут его возвращения, чтоб о Поле
доложить. А впрочем, обещает.
— Да что вы сделали! Ведь здесь много изменений! Я об этом должен буду
доложить министру. Получится разноголосица. Я
доложу министру!
Чернышев же, нахмурившись, прохаживался, разминая ноги и вспоминая все то, что надо было
доложить императору. Чернышев был подле двери кабинета, когда она опять отворилась и из нее вышел еще более, чем прежде, сияющий и почтительный флигель-адъютант и жестом пригласил
министра и его товарища к государю.
Прокоп, по обыкновению, лгал, то есть утверждал, что сам присутствовал при том, как Фон Керль застрелился, и собственными ушами слышал, как последний, в предсмертной агонии, сказал: «Отнесите господину
министру внутренних дел последний мой вздох и
доложите его превосходительству, что хотя я и не удостоился, но и умирая остаюсь при убеждении, что для Петрозаводска… лучше не надо!»
— Поверите ли, я так занят, — отвечал Горшенко, — вот завтра сам должен
докладывать министру; — потом надобно ехать в комитет, работы тьма, не знаешь как отделаться; еще надобно писать статью в журнал, потом надобно обедать у князя N, всякий день где-нибудь на бале, вот хоть нынче у графини Ф. Так и быть уж пожертвую этой зимой, а летом опять запрусь в свой кабинет, окружу себя бумагами и буду ездить только к старым приятелям.
Князь, который был мысленно занят своим делом, подумал, что ему не худо будет познакомиться с человеком, который всех знает и
докладывает сам
министру. Он завел с ним разговор о политике, о службе, потом о своем деле, которое состояло в тяжбе с казною о 20 т<ысячах> десятин лесу. Наконец князь спросил у Горшенки, не знает ли он одного чиновника Красинского, у которого в столе разбираются его дела.
Мы приехали вместе; я оставил Балясникова в приемной, в толпе просителей, и побежал с бумагами к
министру, потому что мой генерал болен, а в таких случаях я
докладываю лично Аракчееву.
Через несколько минут входит опять тот же ординарец и говорит: „Извините, ваше высокопревосходительство, раненый офицер неотступно требует
доложить вам, что он страдает от раны, и ждать не может, и не верит, чтоб русский военный
министр заставил дожидаться русского раненого офицера“.
Утешенный Волынской, с новым запасом для своих волшебных замков, выпроводил от себя Тредьяковского, а этот, уложив в свой табачный носовой платок богатую пару платья, ему подаренную, и свою «Телемахиду», отправился с этим сокровищем домой. Вслед за его отбытием пришли
доложить кабинет-министру, что какие-то святочные маски просят позволения явиться к нему. Велено пригласить.
Но лишь только она к дому Волынского, сердце упало у ней в груди. Вот она входит на лестницу, медленно, тяжело, как будто тащит за собою жернов.
Докладывают об ней кабинет-министру — велят ей подождать… Она слышит, что посылают слугу в Гостиный двор; она видит, что слуга этот возвратился. Зовут ее в кабинет.
Дежурный паж остановил учтиво генерала и кабинет-министра, прося позволения
доложить о их приходе.
— Губарев, братец. К военному
министру по личному делу. Доложи-ка, почтенный.
Волынской дал знак согласия, и скоро принесена огромная тетрадь, прекрасным почерком написанная. Зуда сел и начал читать вслух главу из Махиавелева «Il principe», [«О государе» (ит.).] которого он, по назначению кабинет-министра, перевел для поднесения государыне. Но едва успел пробежать две-три страницы, прерываемый по временам замечаниями Волынского, присовокупляя к ним свои собственные или делая возражения, как вошел араб и
доложил о прибытии Тредьяковского.
Наскоро оделся кабинет-министр и отправился во дворец. Внезапному его там появлению изумились, как удивились бы появлению преступника, сорвавшегося с цепи. Придворные со страхом перешептывались; никто не смел
доложить о нем императрице. Недолго находился он в этом положении и собирался уж идти далее, прямо в кабинет ее величества, как навстречу ему, из внутренних покоев — Педрилло. Наклонив голову, как разъяренный бык, прямо, всею силою, — в грудь Волынского. На груди означился круг от пудры.
«Я сам знаю, как мы невластны в своих симпатиях и антипатиях», — думал князь Андрей, — «и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался
доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному
министру, графу Аракчееву.