Неточные совпадения
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может быть, знают, о чем идет
дело. Остальные же 80
миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?
Обе несомненно знали, что такое была жизнь и что такое была смерть, и хотя никак не могли ответить и не поняли бы даже тех вопросов, которые представлялись Левину, обе не сомневались в значении этого явления и совершенно одинаково, не только между собой, но
разделяя этот взгляд с
миллионами людей, смотрели на это.
На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилось на два
миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на другой
день, когда сняли печати, увидели, что все были ассигнации настоящие.
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она входила и в его положение: бог был вечно занят
делами миллионов людей, поэтому к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам.
А выдумай вы другую теорию, так, пожалуй, еще и в сто
миллионов раз безобразнее
дело бы сделали!
Гаврило. «Молчит»! Чудак ты… Как же ты хочешь, чтоб он разговаривал, коли у него
миллионы! С кем ему разговаривать? Есть человека два-три в городе, с ними он разговаривает, а больше не с кем; ну, он и молчит. Он и живет здесь не подолгу от этого от самого; да и не жил бы, кабы не
дела. А разговаривать он ездит в Москву, в Петербург да за границу, там ему просторнее.
— Революционер — тоже полезен, если он не дурак. Даже — если глуп, и тогда полезен, по причине уродливых условий русской жизни. Мы вот все больше производим товаров, а покупателя — нет, хотя он потенциально существует в количестве ста
миллионов. По спичке в
день — сто
миллионов спичек, по гвоздю — сто
миллионов гвоздей.
— Мы почти уже колония. Металлургия наша на 67 процентов в руках Франции, в
деле судостроения французский капитал имеет 77 процентов. Основной капитал всех банков наших 585
миллионов, а иностранного капитала в них 434; в этой — последней — сумме 232
миллиона — французских.
Были тут крупные хлебные коммерсанты, ворочавшие
миллионами пудов хлеба ежегодно, были скупщики сала, пеньки, льняного семени, были золотопромышленники, заводчики и просто крупные капиталисты, ворочавшие банковскими
делами.
Шестилетний мальчик не понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на деда с широко раскрытым ртом.
Дело в том, что, несмотря на свои
миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у него не было сыновей, была только одна дочь Варвара, выданная за Привалова.
— Сначала мы поставим диагноз всему
делу, — мягко заговорил дядюшка… — Главный наследник, Сергей Привалов, налицо, старший брат — сумасшедший, младший в безвестном отсутствии. Так? На Шатровских заводах около
миллиона казенного долга; положение опекунов очень непрочное…
Девушка
разделила судьбу других богатых невест: все завидовали ее счастью, которое заключалось в гуляевских и приваловских
миллионах.
Наследство Привалова в эти несколько
дней выросло до ста
миллионов, и, кроме того, ходили самые упорные слухи о каких-то зарытых сокровищах, которые остались после старика Гуляева.
Горное
дело на Урале создалось только благодаря безумным привилегиям и монополиям, даровым трудом
миллионов людей при несправедливейшей эксплуатации чисто национальных богатств, так что в результате получается такой печальный вывод...
И действительно, она порадовалась; он не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые должен был проводить в гошпитале и Академии; так прожила она около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем, что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый
день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею
миллионы и десятки
миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
Полозов шел и шел в гору, — имел бы уж и не три — четыре
миллиона, а десяток, если бы занялся откупами, но он имел к ним отвращение и считал честными
делами только подряды и поставки.
— И насчет капитала они скрывают. Только и посейчас все еще копят. Нет-нет да и свезут в Совет. Скупы они очень сделались.
День ото
дня скупее. Сказывал намеднись Григорья Павлыча лакей, будто около
миллиона денег найдется.
— Вот хоть бы взять ваше сальное
дело, Тарас Семеныч: его песенка тоже спета, то есть в настоящем его виде. Вот у вас горит керосиновая лампа — вот где смерть салу. Теперь керосин все: из него будут добывать все смазочные масла; остатки пойдут на топливо. Одним словом, громаднейшее
дело. И все-таки есть выход… Нужно основать стеариновую фабрику с попутным производством разных химических продуктов, маргариновый завод. И всего-то будет стоить около
миллиона. Хотите, я сейчас подсчитаю?
Около
дела таким образом сосредоточивался в общей сложности капитал в полтора
миллиона рублей.
— Ах, папаша, даже рассказывать стыдно, то есть за себя стыдно. Там настоящие
дела делают, а мы только мух здесь ловим. Там уж вальцовые мельницы строят… Мы на гроши считаем, а там счет идет на
миллионы.
В
дело выдвигались громадные капиталы, и обороты шли на
миллионы рублей.
И вот наступает
день, когда на эту смирившуюся и притихшую, будто овдовевшую землю падают
миллионы снежинок, и вся она становится ровна, одноцветна и бела…
«Не смей веровать в бога, не смей иметь собственности, не смей иметь личности, fraternité ou la mort, [братство или смерть (фр.).] два
миллиона голов!» По
делам их вы узнаете их — это сказано!
— Да и я, брат, слышал, — подхватил генерал. — Тогда же, после серег, Настасья Филипповна весь анекдот пересказывала. Да ведь дело-то теперь уже другое. Тут, может быть, действительно
миллион сидит и… страсть. Безобразная страсть, положим, но все-таки страстью пахнет, а ведь известно, на что эти господа способны, во всем хмелю!.. Гм!.. Не вышло бы анекдота какого-нибудь! — заключил генерал задумчиво.
Афанасий Иваныч, а ведь миллион-то я и в самом
деле в окно выбросила!
— Значит, в самом
деле княгиня! — прошептала она про себя как бы насмешливо и, взглянув нечаянно на Дарью Алексеевну, засмеялась. — Развязка неожиданная… я… не так ожидала… Да что же вы, господа, стоите, сделайте одолжение, садитесь, поздравьте меня с князем! Кто-то, кажется, просил шампанского; Фердыщенко, сходите, прикажите. Катя, Паша, — увидала она вдруг в дверях своих девушек, — подите сюда, я замуж выхожу, слышали? За князя, у него полтора
миллиона, он князь Мышкин и меня берет!
Странные
дела случаются на нашей, так называемой святой Руси, в наш век реформ и компанейских инициатив, век национальности и сотен
миллионов, вывозимых каждый год за границу, век поощрения промышленности и паралича рабочих рук! и т. д., и т. д., всего не перечтешь, господа, а потому прямо к
делу.
Один только Лебедев был из числа наиболее ободренных и убежденных и выступал почти рядом с Рогожиным, постигая, что в самом
деле значит
миллион четыреста тысяч чистыми деньгами и сто тысяч теперь, сейчас же, в руках.
— Одно только могу вам сказать, — заключил Птицын, обращаясь к князю, — что всё это должно быть бесспорно и право, и всё, что пишет вам Салазкин о бесспорности и законности вашего
дела, можете принять как за чистые деньги в кармане. Поздравляю вас, князь! Может быть, тоже
миллиона полтора получите, а пожалуй, что и больше. Папушин был очень богатый купец.
Это была только слепая ошибка фортуны; они следовали сыну П. На него должны были быть употреблены, а не на меня — порождение фантастической прихоти легкомысленного и забывчивого П. Если б я был вполне благороден, деликатен, справедлив, то я должен бы был отдать его сыну половину всего моего наследства; но так как я прежде всего человек расчетливый и слишком хорошо понимаю, что это
дело не юридическое, то я половину моих
миллионов не дам.
Но, боже, сколько
миллионов и биллионов раз повторялся мужьями целого света этот сердечный крик после их медового месяца, и кто знает, может быть, и на другой же
день после свадьбы.
Фальшивого или дурного
дела я не возьму, хотя бы мне за это предлагали
миллионы.
— Ну, вот видите, ну хоть бы этот
миллион, уж они так болтают о нем, что уж и несносно становится. Я, конечно, с радостию пожертвую на все полезное, к чему ведь такие огромные деньги, не правда ли? Но ведь когда еще я его пожертвую; а они уж там теперь
делят, рассуждают, кричат, спорят: куда лучше употребить его, даже ссорятся из-за этого, — так что уж это и странно. Слишком торопятся. Но все-таки они такие искренние и… умные. Учатся. Это все же лучше, чем как другие живут. Ведь так?
— Знаю, знаю, что ты скажешь, — перебил Алеша: — «Если мог быть у Кати, то у тебя должно быть вдвое причин быть здесь». Совершенно с тобой согласен и даже прибавлю от себя: не вдвое причин, а в
миллион больше причин! Но, во-первых, бывают же странные, неожиданные события в жизни, которые все перемешивают и ставят вверх
дном. Ну, вот и со мной случились такие события. Говорю же я, что в эти
дни я совершенно изменился, весь до конца ногтей; стало быть, были же важные обстоятельства!
— Жалко, что уходите вы! — необычно мягким голосом сказал Рыбин. — Хорошо говорите! Большое это
дело — породнить людей между собой! Когда вот знаешь, что
миллионы хотят того же, что и мы, сердце становится добрее. А в доброте — большая сила!
Ежели на сцену судоговорения являлся
миллион, то
дело было стоящее; ежели являлась какая-нибудь тысяча, то ищущему заявлялось прямо:"Я адвокатурой не занимаюсь".
Из дальнейших расспросов оказалось, что в этом
деле заинтересован, в качестве мецената, капиталист Губошлепов, который, на приведение его в ясность, пожертвовал
миллион рублей. Из них по пяти тысяч выдал каждому статистику вперед, а остальные девятьсот девяносто тысяч спрятал в свой письменный стол и запер на ключ, сказав...
Откуп тоже не ушел. Не стесняясь личным знакомством и некоторым родством с толстым Четвериковым, Калинович пригласил его к себе и объяснил, что, так как
дела его в очень хорошем положении, то не угодно ли будет ему хоть несколько расплатиться с обществом, от которого он
миллионы наживает, и пожертвовать тысяч десять серебром на украшение города. Можно себе представить, что почувствовал при этих словах скупой и жадный Четвериков!
Взяв рукопись, Петр Михайлыч первоначально перекрестился и, проговорив: «С богом, любезная, иди к невским берегам», — начал запаковывать ее с таким старанием, как бы отправлял какое-нибудь собственное сочинение, за которое ему предстояло получить по крайней мере
миллион или бессмертие. В то время, как он занят был этим
делом, капитан заметил, что Калинович наклонился к Настеньке и сказал ей что-то на ухо.
Начальника теперь присылают:
миллион людей у него во власти и хотя бы мало-мальски
дело понимать мог, так и за то бы бога благодарили, а то приедет, на первых-то порах тоже, словно степной конь, начнет лягаться да брыкаться: «Я-ста, говорит, справедливости ищу»; а смотришь, много через полгода, эту справедливость такой же наш брат, суконное рыло, правитель канцелярии, оседлает, да и ездит…
Жизнь Александра разделялась на две половины. Утро поглощала служба. Он рылся в запыленных
делах, соображал вовсе не касавшиеся до него обстоятельства, считал на бумаге
миллионами не принадлежавшие ему деньги. Но порой голова отказывалась думать за других, перо выпадало из рук, и им овладевала та сладостная нега, на которую сердился Петр Иваныч.
— Выслушайте хоть раз в жизни внимательно: я пришел за
делом, я хочу успокоиться, разрешить
миллион мучительных вопросов, которые волнуют меня… я растерялся… не помню сам себя, помогите мне…
И действительно, здесь был разгул вовсю. Особенно отличались москвичи, бросавшие огромные деньги на
дело и безделье: мануфактуристам устройство одних витрин, без товара, обошлось в четыре
миллиона рублей.
До сего времени не знаю, был ли это со мной приступ холеры (заразиться можно было сто раз) или что другое, но этим
дело не кончилось, а вышло нечто смешное и громкое, что заставило упомянуть мою фамилию во многих концах мира, по крайней мере в тех, где получалась английская газета, выходившая в
миллионах экземпляров.
Предположи, что он
делом ничего не потряс, не похитил ни на пять копеек, ни на
миллион, а взамен того пришел и сказал громко: я не хочу вашего
миллиона, но утверждаю, что не менее вас имею право на него, имею, имею, имею!
Имея в виду, что акции не будут стоить нам ни копейки и что, в видах успешного сбыта их в публику, необходимо, чтоб они были доступны преимущественно для маленьких кошельков, мы остановились на двадцати пяти рублях, справедливо рассуждая, что и затем в
раздел между учредителями поступят двадцать пять
миллионов рублей.
А ежели к этому прибавить куличи и пасхи, то вот вам, в каких-нибудь два-три
дня, целый лишний
миллион, пущенный в народное обращение!
После вчерашней вьюги
день выдался морозный, и снежная пелена сплошь блестит на солнце
миллионами искр, так что Порфирий Владимирыч невольно щурит глаза.
Люди же, делающие те же
дела воровства, грабежа, истязаний, убийств, прикрываясь религиозными и научными либеральными оправданиями, как это делают все землевладельцы, купцы, фабриканты и всякие слуги правительства нашего времени, призывают других к подражанию своим поступкам и делают зло не только тем, которые страдают от него, но тысячам и
миллионам людей, которых они развращают, уничтожая для этих людей различие между добром и злом.
Все они сделали то, что сделали, и готовятся делать то, что предстоит им, только потому, что представляются себе и другим не тем, что они суть в действительности, — людьми, перед которыми стоит вопрос: участвовать или не участвовать в дурном, осуждаемом их совестью
деле, а представляются себе и другим различными условными лицами: кто — царем-помазанником, особенным существом, призванным к попечению о благе 100
миллионов людей, кто — представителем дворянства, кто — священником, получившим особенную благодать своим посвящением, кто — солдатом, обязанным присягой без рассуждения исполнять всё, что ему прикажут.