Неточные совпадения
И каждое не только не нарушало этого, но было необходимо для того, чтобы совершалось то главное, постоянно проявляющееся на земле чудо, состоящее в том, чтобы возможно было каждому вместе с
миллионами разнообразнейших людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми, с мужиком, с Львовым, с Кити, с нищими и царями, понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь
души, для которой одной стоит жить и которую одну мы ценим.
— Поверите ли, ваше превосходительство, — продолжал Ноздрев, — как сказал он мне: «Продай мертвых
душ», — я так и лопнул со смеха. Приезжаю сюда, мне говорят, что накупил на три
миллиона крестьян на вывод: каких на вывод! да он торговал у меня мертвых. Послушай, Чичиков, да ты скотина, ей-богу, скотина, вот и его превосходительство здесь, не правда ли, прокурор?
У нас не то: у нас есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести
душ, будут говорить совсем иначе, нежели с тем, у которого их триста, а с тем, у которого их триста, будут говорить опять не так, как с тем, у которого их пятьсот, а с тем, у которого их пятьсот, опять не так, как с тем, у которого их восемьсот, — словом, хоть восходи до
миллиона, всё найдутся оттенки.
— Клянусь, Алеша, — воскликнул он со страшным и искренним гневом на себя, — верь не верь, но вот как Бог свят, и что Христос есть Господь, клянусь, что я хоть и усмехнулся сейчас ее высшим чувствам, но знаю, что я в
миллион раз ничтожнее
душой, чем она, и что эти лучшие чувства ее — искренни, как у небесного ангела!
— Эх, Миша,
душа его бурная. Ум его в плену. В нем мысль великая и неразрешенная. Он из тех, которым не надобно
миллионов, а надобно мысль разрешить.
— Это только одна внешность, царица Раиса! — бормотал Прозоров заплетавшимся языком. — А
душа у меня чище в
миллион раз, чем… Видели генерала Мирона? Ха-ха… Мы с ним того… побеседовали… Да-а!.. А где Луша?
Гнуснейшее убийство
миллионов людей, убийство
душ…
О, если бы я действительно разбил себя и всех вдребезги, если бы я действительно — вместе с нею — оказался где-нибудь за Стеной, среди скалящих желтые клыки зверей, если бы я действительно уже больше никогда не вернулся сюда. В тысячу — в
миллион раз легче. А теперь — что же? Пойти и
задушить эту — Но разве это чему-нибудь поможет?
— Из 98516398
душ предположим наполовину баб, — сказал он, — получится круглым числом 49
миллионов баб.
Только бы каждый из нас постарался понять и признать ту христианскую истину, которая в самых разнообразных видах со всех сторон окружает нас и просится нам в
душу; только бы мы перестали лгать и притворяться, что мы не видим эту истину или желаем исполнять ее, но только не в том, чего она прежде всего требует от нас; только бы мы признали эту истину, которая зовет нас, и смело исповедовали ее, и мы тотчас же увидали бы, что сотни, тысячи,
миллионы людей находятся в том же положении, как и мы, так же, как и мы, видят истину и так же, как и мы, только ждут от других признания ее.
Убьют, повесят, засекут женщин, стариков, невинных, как у нас в России недавно на Юзовском заводе и как это делается везде в Европе и Америке — в борьбе с анархистами и всякими нарушителями существующего порядка: расстреляют, убьют, повесят сотни, тысячи людей, или, как это делают на войнах, — побьют, погубят
миллионы людей, или как это делается постоянно, — губят
души людей в одиночных заключениях, в развращенном состоянии солдатства, и никто не виноват.
— Да, полковник, да! именно так будет, потому что так должно быть. Завтра же ухожу от вас. Рассыпьте ваши
миллионы, устелите весь путь мой, всю большую дорогу вплоть до Москвы кредитными билетами — и я гордо, презрительно пройду по вашим билетам; эта самая нога, полковник, растопчет, загрязнит, раздавит эти билеты, и Фома Опискин будет сыт одним благородством своей
души! Я сказал и доказал! Прощайте, полковник. Про-щай-те, полковник!..
Лаптев был уверен, что
миллионы и дело, к которому у него не лежала
душа, испортят ему жизнь и окончательно сделают из него раба; он представлял себе, как он мало-помалу свыкнется со своим положением, мало-помалу войдет в роль главы торговой фирмы, начнет тупеть, стариться и в конце концов умрет, как вообще умирают обыватели, дрянно, кисло, нагоняя тоску на окружающих.
Безобразный нищий всё еще стоял в дверях, сложа руки, нем и недвижим — на его ресницах блеснула слеза: может быть первая слеза — и слеза отчаяния!.. Такие слезы истощают
душу, отнимают несколько лет жизни, могут потопить в одну минуту
миллион сладких надежд! они для одного человека — что был Наполеон для вселенной: в десять лет он подвинул нас целым веком вперед.
Юрий не слыхал, не слушал; он держал белую руку Ольги в руках своих, поцелуями осушал слезы, висящие на ее ресницах… но напрасно он старался ее успокоить, обнадежить: она отвернулась от него, не отвечала, не шевелилась; как восковая кукла, неподвижно прислонившись к стене, она старалась вдохнуть в себя ее холодную влажность; отчего это с нею сделалось?.. как объяснить сердце молодой девушки:
миллион чувствований теснится, кипит в ее
душе; и нередко лицо и глаза отражают их, как зеркало отражает буквы письма — наоборот!..
Друг мой! впервые существо земное так называло Вадима; он не мог разом обнять всё это блаженство; как безумный схватил он себя за голову, чтобы увериться в том, что это не обман сновидения; улыбка остановилась на устах его — и
душа его, обогащенная целым чувством, сделалась подобна временщику, который, получив
миллион и не умея употребить его, прячет в железный сундук и стережет свое сокровище до конца за жизни.
После беседы с ним я невольно подумал: а что, если действительно
миллионы русских людей только потому терпят тягостные муки революции, что лелеют в глубине
души надежду освободиться от труда? Минимум труда — максимум наслаждения, это очень заманчиво и увлекает, как все неосуществимое, как всякая утопия.
Глафира Фирсовна. Было, да сплыло. Разве я виновата? Ишь ты, отец-то у нее какой круговой! Дедушка было к ней со всем расположением… А его расположение как ты ценишь? Меньше
миллиона никак нельзя. Теперь на племянников так рассердился, — беда! «Никому, говорит, денег не дам, сам женюсь!» Вот ты и поди с ним! И ты хорош: тебе только, видно, деньги нужны, а
душу ты ни во что считаешь. А ты
души ищи, а не денег! Деньги прах, вот что я тебе говорю. Я старый человек, понимающий, ты меня послушай.
Глафира Фирсовна. Я так, на счастье говорю, не пугайся: мои
миллионы маленькие. А только много, очень много, страсть сколько деньжищев! Чужая
душа — потемки: кто знает, кому он деньги-то оставит. Вот все родные-то перед ним и раболепствуют. И тебе тоже его огорчать-то бы не надо.
Посмотришь на иное поэтическое созданье: кисея, эфир, полубогиня,
миллион восторгов, а заглянешь в
душу — обыкновеннейший крокодил!
Ни вино, ни опиум, ни табак не нужны для жизни людей. Все знают, что и вино, и опиум, и табак вредны и телу и
душе. А между тем, чтобы производить эти яды, тратятся труды
миллионов людей. Зачем же делают это люди? Делают это люди оттого, что, впав в грех служения телу и видя, что тело никогда не может быть удовлетворено, они придумали такие вещества, как вино, опиум, табак, которые одуряют их настолько, что они забывают про то, что у них нет того, чего они желают.
— Но эти татары еще только вчера освободили двадцать
миллионов рабов, и своих татарских, и ваших польских! — возразил, задетый за живое, Хвалынцев. В глубине
души он не мог не сознаться, что графиня сильно задела его русское самолюбие.
— Были речи, Петр Степаныч, были. Не один раз заходили, — отвечала Аграфена Петровна. — Да вы прежде скажите-ка мне по
душе да по совести —
миллиона, что ли, ее вам хочется?
Близость Монарха, Его простое, доброе, отеческое отношение, — Его — великого и могучего, держащего судьбу государства и
миллионов людей в этих мощных и крупных руках, — все это заставило содрогнуться от нового ощущения впечатлительную
душу маленькой девочки.
Катя, широко раскрыв глаза, долго смотрела ему вслед. И вдруг прибойною волною взметнулась из
души неистовая злоба. Господи, господи, да что же это?! Сотни тысяч,
миллионы понаделали таких калек. Всюду, во всех странах мира, ковыляют и тащатся они, — слепые, безногие, безрукие, с отравленными легкими. И все ведь такие молодые были, крепкие, такие нужные для жизни… Зачем? И что делать, чтоб этого больше не было? Что может быть такого, через что нельзя было бы перешагнуть для этого?
Он поднял голову и пристально поглядел на Усатина. Собственные слова не показались ему рисовкой. Ведь он
души своей одному делечеству не продавал. Еще у него много жизни впереди. Когда будет ворочать
миллионами, он покажет, что не для одного себя набивал он мошну.
— Ну, все равно, думаешь, я обираю его? Могла бы!.. Так как он… страсти-ужасти!.. Ты не знаешь!.. До исступления влюблен… Да… И он
душу свою заложит, не только что отдаст все, что я потребую… Дядя у него — в семи
миллионах и полная доверенность от него… Слышишь: семь
миллионов! И он — единственный наследник…
— Мне рассказывали, он на днях читал в одном доме, как купец-изувер собрался тоже завещание писать и жену обманывал, говорил, что все ей оставит и племяннику
миллион, а сам ни копейки им. Все за упокой своей
души многогрешной… Ха, ха!..
Читатель, вероятно, помнит, что в 1835 г. имуществу старика Богачева был произведен сенатом раздел, по которому незаконный сын его, Григорий, получил себе Селезневский завод, Лука и Петр другие заводы, а на долю бедного Клима Ивановича досталось не более, не менее, как 4500
душ крестьян, городские дома, покосы ит. п., всего на сумму более
миллиона рублей.
«Нет смерти», говорили все великие учители мира, и то же говорят, и жизнью своей свидетельствуют
миллионы людей, понявших смысл жизни. И то же чувствует в своей
душе, в минуту прояснения сознания, и каждый живой человек. Но люди, не понимающие жизни, не могут не бояться смерти. Они видят её и верят в неё.
Я к тебе, может быть, еще заверну поговорить по
душе, а пока у меня
миллион дел.
— Мы должны выручить Сергея Сергеича, — сказала Варя, — это наша нравственная обязанность. Он имеет свои слабости, он не бережлив, не думает о черном дне, но это оттого, что он очень добр и щедр.
Душа у него совсем детская. Если дать ему
миллион, то через месяц же у него ничего не останется, всё раздаст.
Малиновский советовал давать волю всем крестьянским детям, родившимся после изгнания Наполеона, Мордвинов предлагал план, чтобы каждый, кто внесет за себя в казну известную сумму по таксе, от пятидесяти до двухсот рублей за
душу, или сам пойдет охотой в солдаты — был свободен, и даже сам граф Аракчеев — будем справедливы — предлагал особую комиссию и пять
миллионов в год дворянству на выкуп крепостных и двух десятин надела для всякой
души…
Коронационные празднества закончились только седьмого июня. Тогда же, в знак окончания торжеств, весь город был иллюминован. Для народа были выставлены на площадях бочки с белым и красным вином и жареные быки, начиненные птицами. Всего было в избытке, и народ веселился и славил матушку царицу, которая при самом вступлении на престол вспомнила о нем, а именно первым делом сложила с подушного склада по 10 копеек с
души на 1742 и 1743 года, что составило более
миллиона рублей.
Он обладал пылкою
душою, редким умом, непоколебимою, выдающеюся силою воли и имел бы все главные качества великого монарха, если бы воспитание образовало или усовершенствовало в нем природные способности, но рано лишенный отца и матери, отданный на произвол буйных вельмож, ослепленных безрассудным личным властолюбием, он был на престоле несчастнейшим сиротою русской державы, и не только для себя, но и для
миллионов своих подданных готовил несчастие своими пороками, легко возникающими при самых лучших естественных свойствах, когда еще ум, этот исправитель страстей, недостаточно окреп в молодом теле.
Главное же то, что меня никто не приставлял к делу прокормления сорока
миллионов живущего в таких-то пределах народа, и я, очевидно, не могу достигнуть внешней цели прокормления и избавления от несчастий таких-то людей, а приставлен я к своей
душе, к тому, чтобы свою жизнь провести как можно ближе к тому, что мне указывает моя совесть.
Сорок тысяч
душ и
миллионы.
Во всем этом уж нет
души: она перешла в иное место. Все эти
миллионы вооруженных людей, которые каждый день упражняются в виду всеобщей истребительной войны, не ненавидят уже тех, с которыми они должны сражаться, ни один из их начальников не смеет объявить войны. Что касается до упреков, даже зарождающихся, которые слышатся снизу, то уже сверху начинает отвечать им признающее их справедливость великое и искреннее сострадание.