Неточные совпадения
«Я старался и без тебя, как при тебе, и служил твоему делу верой и правдой, то есть два раза играл с
милыми „барышнями“ в карты, так что братец их, Николай Васильевич, прозвал меня женихом Анны Васильевны и так разгулялся однажды насчет будущей нашей свадьбы, что был вытолкан обеими
сестрицами в спину и не получил ни гроша субсидии, за которой было явился.
— Ну, накормили грязью,
милые друзья! По горло сытехонька. Сказывай, бесстыжая, где ты с ним познакомилась? — обращается она к
сестрице.
Матушка сама известила
сестриц об этом решении. «Нам это необходимо для устройства имений наших, — писала она, — а вы и не увидите, как зиму без
милых сердцу проведете. Ухитите ваш домичек соломкой да жердочками сверху обрешетите — и будет у вас тепленько и уютненько. А соскучитесь одни — в Заболотье чайку попить милости просим. Всего пять верст — мигом лошадушки домчат…»
С лишком год прошел после неудачной моей попытки учить грамоте
милую мою
сестрицу, и я снова приступил к этому важному и еще неблагодарному для меня делу, неуспех которого меня искренне огорчал.
Милая моя
сестрица, не разделявшая со мной некоторых моих летних удовольствий, была зато верной моей подругой и помощницей в собирании трав и цветов, в наблюденьях за гнездами маленьких птичек, которых много водилось в старых смородинных и барбарисовых кустах, в собиранье червячков, бабочек и разных букашек.
Идет она на высокое крыльцо его палат каменных; набежала к ней прислуга и челядь дворовая, подняли шум и крик; прибежали
сестрицы любезные и, увидамши ее, диву дались красоте ее девичьей и ее наряду царскому, королевскому; подхватили ее под руки белые и повели к батюшке родимому; а батюшка нездоров лежит, нездоров и нерадошен, день и ночь ее вспоминаючи, горючими слезами обливаючись; и не вспомнился он от радости, увидамши свою дочь
милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и дивился красоте ее девичьей, ее наряду царскому, королевскому.
Сад наш сделался мне противен, и я не заглядывал в него даже тогда, когда
милая моя
сестрица весело гуляла в нем; напрасно звала она меня побегать, поиграть или полюбоваться цветами, которыми по-прежнему были полны наши цветники.
Милая моя
сестрица не отходила от меня ни на шаг: часто она просила меня поиграть с ней, или почитать ей книжку, или рассказать что-нибудь.
Я поспешил рассказать все
милой моей
сестрице, потом Параше, а потом и тетушке с бабушкой.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг, о счастливый день! мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости.
Милая моя
сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
Милая моя
сестрица, до сих пор не понимаю отчего, очень грустила, расставаясь с Уфой.
Милая моя
сестрица была так смела, что я с удивлением смотрел на нее: когда я входил в комнату, она побежала мне навстречу с радостными криками: «Маменька приехала, тятенька приехал!» — а потом с такими же восклицаниями перебегала от матери к дедушке, к отцу, к бабушке и к другим; даже вскарабкалась на колени к дедушке.
Милой моей
сестрице также не хотелось ехать в Чурасово.
Тут-то мы еще больше сжились с
милой моей
сестрицей, хотя она была так еще мала, что я не мог вполне разделять с ней всех моих мыслей, чувств и желаний.
Милой моей
сестрице также не хотелось ехать в Чурасово, хотя собственно для нее тамошнее житье представляло уже ту выгоду, что мы с нею бывали там почти неразлучны, а она так нежно любила меня, что в моем присутствии всегда была совершенно довольна и очень весела.
Воротясь в Багрово, я не замедлил рассказать подробно обо всем происходившем в Старой Мертовщине сначала
милой моей
сестрице, а потом и тетушке.
Но повторяю, что все это как-то мало меня занимало, и я обратился к детскому обществу
милой моей
сестрицы, от которого сначала удалялся.
Милая моя
сестрица, держась за другую мою руку и сама обливаясь тихими слезами, говорила: «Не плачь, братец, не плачь».
Милая моя
сестрица, ходившая также иногда с своей Парашей на уженье, не находила в этом никакого удовольствия, и комары скоро прогоняли ее домой.
Печально сели мы вдвоем с
милой моей
сестрицей за обед в большой столовой, где накрыли нам кончик стола, за которым могли бы поместиться десять человек.
Наконец собрались в гостиную, куда привели и
милого моего братца, который очень обрадовался нам с
сестрицей.
Надо вспомнить, что я года полтора был болен при смерти, и потому не удивительно, что меня берегли и нежили; но
милая моя
сестрица даром попала на такую же диету и береженье от воздуха.
Отца с матерью я почти не видел, и только дружба с
милой моей
сестрицей, выраставшая не по дням, а по часам, утешала меня в этом скучном и как-то тяжелом для нас Чурасове.
Все уже, как видно, давно проснулись, и
милая моя
сестрица что-то кушала; она приползла ко мне и принялась меня обнимать и целовать.
Милая моя
сестрица, вся в слезах, с покрасневшими глазами, тоскующая по своем братце и по своей няне, но безмолвно покоряющаяся своей судьбе, беспрестанно представлялась мне, и я долго сам потихоньку плакал, не обращая внимания на то, что вокруг меня происходило, и, против моего обыкновения, не мечтая о том, что ожидало меня впереди.
Чертовы пальцы я отдал
милой моей
сестрице, которая очень скучала без меня.
На другой день поутру, хорошенько выспавшись под одним пологом с
милой моей
сестрицей, мы встали бодры и веселы. Мать с удовольствием заметила, что следы вчерашних уязвлений, нанесенных мне злыми комарами, почти прошли; с вечера натерли мне лицо, шею и руки каким-то составом; опухоль опала, краснота и жар уменьшились.
Сестрицу же комары мало искусали, потому что она рано улеглась под наш полог.
Милая моя
сестрица также была испугана и также сидела на руках своей няни; вдруг вошла княжна-калмычка и сказала, что барыня спрашивает к себе детей.
Милая моя
сестрица не умела брать ягод, то есть не умела различать спелую клубнику от неспелой.
— Пей… подлая! — кричала на нее Любинька, —
сестрица!
милая! голубушка! пей!
Порфирий Владимирыч писал: «Известие о кончине любезной
сестрицы и доброй подруги детства Анны Владимировны поразило мое сердце скорбию, каковая скорбь еще более усилилась при мысли, что вам,
милый друг маменька, посылается еще новый крест, в лице двух сирот-малюток.
— Барыня
милая, Софья Ефимовна, простите вы меня, бабу пьяную. А только, что я вам скажу, послушайте-ка. Вот вы к ним ходите, а знаете, что она про вашу
сестрицу говорит? И кому же? Мне, пьяной сапожнице! Зачем? Чтобы я всем рассказала, вот зачем!
А между тем время работало свою работу. Маленькая
сестрица Ани, взятая из сострадания очень доброю и просвещенною женою нового управителя, подросла, выучилась писать и прислала сестре очень
милое детское письмо.
Я принялся также доучивать мою
милую ученицу, маленького моего друга, мою
сестрицу, и на этот раз с совершенным успехом.
— Быстро скатилась карета под изволок, переехала через плохой мост на Бугуруслане, завязла было в топи у Крутца, но, выхваченная сильными конями, пронеслась мимо камышей, пруда, деревни — и вот наш сельский дом, и на крыльце его отец с
милой моей
сестрицей.
Братья
милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам
сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так Бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам...
— Оля,
милая, не могу я больше тут. Силы моей нет. Ради бога, ради Христа небесного, напиши ты своей
сестрице Клавдии Абрамовне, пусть продает и закладывает все, что есть у ней, пусть высылает денег, мы уедем отсюда. О господи, — продолжал он с тоской, — хоть бы одним глазом на Москву взглянуть! Хоть бы она приснилась мне, матушка!
Маялся, маялся с месяц, делать нечего, пошел к ней, стал ей кланяться: «Матушка-сестрица,
помилуй!» — «А, говорит, братец любезный, ты втепоры двугривенного пожалел, а теперь бы и сто рублев заплатил, да поздно!»
—
Помилуй, — говорю, —
сестрица, что ты такое делаешь!
— Поплакать, — говорю, —
сестрица, можно, да ты плачешь-то не по-людски. Родительская любовь, моя
милая, должна состоять в том, чтобы мы желали видеть детей наших умными, хорошими людьми, полезными слугами отечества, а не в том, чтобы они торчали пред нами.
— Прости, Параша… прощай,
сестрица милая… — обращаясь то к одному, то к другому, говорила Настя тихим, певучим голосом, — не забывай меня…
— Ой, сердца-то y них мхом поросли, барышня,
милая, особенно y Полины Александровны! — горячо зашептала Нюша, — такая уж нравная y нас вторая барышня, совсем вся в старшую
сестрицу. Генеральша-то y нас добрая, да без харахтеру, генерал ни во что не касается, a уж молодые-то господа, барышня да барчук молодой! О, Господи! Не раз из-за них плакать пришлось!
«
Милая моя Суворочка, письмо твое получил, ты меня так утешила, что я, по обычаю своему, от утехи заплакал. Кто-то тебя, мой друг, учил такому красному слогу. Как бы я, матушка, посмотрел теперь тебя в белом платье! Как это ты растешь? Как увидимся, не забудь рассказать мне какую-нибудь приятную историю о твоих великих мужах древности. Поклонись от меня
сестрицам (монастыркам). Божье благословение с тобою».
Обедать, однако ж, надо, — и святые закусывают. Только это выздоравливающие за перловый суп принялись,
сестрица впархивает да прямо к Лушникову с сюрпризом: «Собирайся,
милый человек, на выписку. Главный врач распорядился перышко тебе немедленно вставить, — нечего лодырей держать, которые начальство почем зря морочат».