«Маракуев, наверное, подружится с курчавым рабочим. Как это глупо —
мечтать о революции в стране, люди которой тысячами давят друг друга в борьбе за обладание узелком дешевеньких конфект и пряников. Самоубийцы».
Неточные совпадения
— Ленин — русский. Европейские социалисты
о социальной
революции не
мечтают.
— Приятно было слышать, что и вы отказались от иллюзий пятого года, — говорил он, щупая лицо Самгина пристальным взглядом наглых, но уже мутноватых глаз. — Трезвеем. Спасибо немцам — бьют. Учат.
О классовой
революции мечтали, а про врага-соседа и забыли, а он вот напомнил.
Все это люди, которые верят в необходимость социальной
революции, проповедуют ее на фабриках, вызывают политические стачки, проповедуют в армии,
мечтают о гражданской войне.
«Ты мог бы не делать таких глупостей, как эта поездка сюда. Ты исполняешь поручение группы людей, которые
мечтают о социальной
революции. Тебе вообще никаких
революций не нужно, и ты не веришь в необходимость
революции социальной. Что может быть нелепее, смешнее атеиста, который ходит в церковь и причащается?»
Так как вся
революция, которая считалась иными тогдашними нашими политиками столь необходимою и сбыточною и замышлялась будто бы на пользу тех великих форм русской народной жизни, в которые был сентиментально влюблен и
о которых
мечтал и грезил Артур Бенни, то он, как боевой конь, ждал только призыва, куда бы ему броситься, чтобы умирать за народную общинную и артельную Россию, в борьбе ее с Россиею дворянскою и монархическою.
— Представьте, что только теперь, когда меня выгоняют из России, я вижу, что я никогда не знал ее. Мне говорили, что нужно ее изучать то так, то этак, и всегда, из всех этих разговоров, выходил только один вздор. Мои несчастия произошли просто оттого, что я не прочитал в свое время «Мертвых душ». Если бы я это сделал хотя не в Лондоне а в Москве, то я бы первый считал обязательством чести доказывать, что в России никогда не может быть такой
революции,
о которой
мечтает Герцен.
Он добродушно рассмеялся, но все-таки продолжал верить, что тогдашняя Россия уже готова к взрыву
революции,
о какой он
мечтал.
Русская литература и русская мысль свидетельствуют
о том, что в императорской России не было единой целостной культуры, что был разрыв между культурным слоем и народом, что старый режим не имел моральной опоры. Культурных консервативных идей и сил в России не было. Все
мечтали о преодолении раскола и разрыва в той или иной форме коллективизма. Все шло к
революции.
Революция,
о которой интеллигенция всегда
мечтала, оказалась для нее концом.
Не духовно пережил
революцию тот, кто к ней приспособился, не сумел отстоять в ней свободу своего духа, и тот, кто
мечтает о реставрации старой, дореволюционной жизни, полный злобы и мести, не сознает своего собственного греха.
Катастрофы неслыханных войн и
революций были заложены в основах этой цивилизации, и
о возвращении к состоянию общества до начала мировой войны
мечтают лишь безумцы, хотя бы безумие их казалось очень рассудительным.
В
революции всегда погибают те, которые ее начали и которые
о ней
мечтали.