Из закоптевшей трубы столбом валил дым и, поднявшись высоко, так, что посмотреть — шапка валилась, рассыпался горячими угольями по всей степи, и черт, — нечего бы и вспоминать его, собачьего сына, — так всхлипывал жалобно в своей конуре, что испуганные гайвороны [Гайвороны — грачи.] стаями подымались из ближнего дубового леса и с диким криком
метались по небу.
То помни, Машенька, что ангелы небесные ликуют и радуются, когда языческая душа вступает в ограду спасения, но все небесные силы в тоске и печали
мечутся по небу, ежели «приведенная» душа возвратится вспять и снова вступит на погибельный путь фарисейский.
Неточные совпадения
Самгин посмотрел в окно — в
небе, проломленном колокольнями церквей, пылало зарево заката и неистово
метались птицы, вышивая черным
по красному запутанный узор. Самгин, глядя на птиц, пытался составить из их суеты слова неоспоримых фраз. Улицу перешла Варвара под руку с Брагиным, сзади шагал странный еврей.
Вообще, скажет что-нибудь в этом духе. Он оделся очень парадно, надел новые перчатки и побрил растительность на подбородке.
По улице, среди мокрых домов,
метался тревожно осенний ветер, как будто искал где спрятаться, а над городом он чистил
небо, сметая с него грязноватые облака, обнажая удивительно прозрачную синеву.
Но я ходил в церковь только в большие морозы или когда вьюга бешено
металась по городу, когда кажется, что
небо замерзло, а ветер распылил его в облака снега, и земля, тоже замерзая под сугробами, никогда уже не воскреснет, не оживет.
Степь да
небо. И мнет зеленую траву полудикий сын этой же степи, конь калмыцкий. Он только что взят из табуна и седлался всего в третий раз… Дрожит, боится,
мечется в стороны, рвется вперед и тянет своей мохнатой шеей повод, так тянет, что моя привычная рука устала и
по временам чувствуется боль…
Две звезды большие сторожами в
небесах идут. Над горой в синем
небе чётко видно зубчатую стену леса, а на горе весь лес изрублен, изрезан, земля изранена чёрными ямами. Внизу — завод жадно оскалил красные зубы: гудит, дымит, по-над крышами его
мечется огонь, рвётся кверху, не может оторваться, растекается дымом. Пахнет гарью, душно мне.
Где-то близко ворковала горлинка, а
по реке, разрывая её шёлковую ткань,
металась рыба, шли круги и стирались течением. Краснело
небо, лес темнел, точно наливаясь чем-то мягким, тёплым и пахучим.
Бело-серые тучи покрыли
небо, кругом стало мрачно; рванул ветер, и из туч посыпалась мелкая, частая крупа. Крупинки
метались в воздухе, прыгали
по брустверу,
по плечам и папахе нового часового. Сухие листья каоляна жалобно ныли вокруг стеблей.