Неточные совпадения
— Нет, — говорил он без
печали, без досады. — Здесь трудно человеку
место найти. Никуда не проникнешь. Народ здесь, как пчела, — взятки любит, хоть гривенник, а — дай! Весьма жадный народ.
Другая
печаль ее посетила: Гаврила Гаврилович скончался, оставя ее наследницей всего имения. Но наследство не утешало ее; она разделяла искренно горесть бедной Прасковьи Петровны, клялась никогда с нею не расставаться; обе они оставили Ненарадово,
место печальных воспоминаний, и поехали жить в ***ское поместье.
— И писарь богатимый… Не разберешь, кто кого богаче. Не житье им здесь, а масленица… Мужики богатые, а земля — шуба шубой. Этого и званья нет, штобы навоз вывозить на пашню: земля-матушка сама родит. Вот какие
места здесь… Крестьяны государственные, наделы у них большие, — одним елевом, пшеничники. Рожь сеют только на продажу… Да тебе-то какая
печаль? Вот привязался человек!
— Нечего об пустяках и говорить. Святая церковь как поет? Поет: в
месте злачнем, в
месте прохладнем, иде же несть ни
печали, ни воздыхания… Об каком же тут «среднем»
месте еще разговаривать!
В рассказе этом, разумеется, главным образом получили большое
место сетования города о несчастьях протопопа,
печаль о его отсутствии и боязнь, как бы не пришлось его вовсе лишиться.
Выпадали для лесных братьев свободные и все еще веселые вечера, даже более шумные, так как прибавилось народу; тогда, не стесняясь жарким временем, разводили костер на почерневшем, выгоревшем и притоптанном
месте, пели песни, ровным однозвучием многих балалаек навевали тихую думу и кроткую
печаль.
Стою, бывало, один во храме, тьма кругом, а на сердце — светло, ибо в нём — бог и нет
места ни детским
печалям, ни обидам моим и ничему, что вокруг, что есть жизнь человеческая.
Мой сон прошел. Молчаливая
печаль этого
места начинала захватывать меня, и я ждал почти с нетерпением, когда скрипнет дверь и старик с мальчиком вернутся. Но их все не было…
Но Жених не пришел. Тишина и
печаль томились и вздыхали в украшенном брачном покое, где Мудрые девы проливали тихие слезы, сидя за столом, перед догорающими светильниками, перед нетронутым вином и неначатым хлебом. Дремотные смежались порой очи, и грезился Мудрым девам Жених, стоящий на пороге. Радостные вставали они со своих
мест и простирали руки — но не было Жениха с ними, и никто не стоял на пороге.
Одна за другой, по высокой лестнице брачного чертога и по дорогам сада, ступая на те
места, которых касались ноги Жениха, шли пять Мудрых дев, увенчанные золотыми венцами, сияющими, как великие светила. С глазами, полными слез, и с сердцами, объятыми пламенем
печали и восторга, шли они возвестить миру мудрость и тайну.
В другом
месте тот же Иоанн Лествичник говорит: «Чтобы избежать
печали, нужно возненавидеть весь мир, любовь к Богу угашает любовь к родным и твари вообще».
Тем не менее гетман всеми силами старался привлечь канцлера в Москву, и когда наконец он был туда призван, старался облегчить ему путешествие и рекомендовал ему в спутники профессора и доктора Авраама Бергова, брата лейб-медика и тайного советника Германа Бергова. Сожаление и
печаль относительно болезни вице-канцлера едва ли были совершенно искренни. Воронцов был в тесной связи с Шуваловым и с нетерпением ожидал минуты занять
место Бестужева.
«Приду к одному
месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить — пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где-нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни
печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Не знаю. Я как-то не успел об этом подумать. Все мое внимание захватило море — мне показалось, что оно, именно оно, является главным источником той великой
печали, что лежала над людьми и
местом этим. Оно было…
Но что-то сильнейшее, чем рассудок с его скучным и вялым голосом, приковывало меня к
месту, направляло волю и все глубже вводило в круг таинственных и мрачных переживаний: у
печали и страха есть свое очарование, и власть темных сил велика над душой одинокою, не знавшей радости.