Неточные совпадения
Заметив тот особенный поиск Ласки, когда она прижималась вся к
земле, как будто загребала большими шагами задними ногами и слегка раскрывала рот, Левин понял, что она тянула
по дупелям, и, в душе помолившись Богу, чтобы был успех, особенно на первую птицу, подбежал к ней.
Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас же увидел его идущего
по другой стороне улицы, прежним ровным и неспешным шагом, уткнув глаза в
землю и как бы что-то обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади; наконец поравнялся с ним и заглянул ему сбоку в лицо. Тот тотчас же
заметил его, быстро оглядел, но опять опустил глаза, и так шли они с минуту, один подле другого и не говоря ни слова.
В каждом государстве они
сметут в кошели свои все капиталы, затем сложат их в один кошель, далее они соединят во единый мешок концентрированные капиталы всех государств, всех наций и тогда великодушно организуют
по всей
земле производство и потребление на законе строжайшей и даже святой справедливости, как это предуказывают некие умнейшие немцы, за исключением безумных фантазеров — Карла Маркса и других, иже с ним.
По судебным ее делам он видел, что муж ее был умным и жестоким стяжателем; скупал и перепродавал
земли, леса, дома,
помещал деньги под закладные усадеб, многие операции его имели характер явно ростовщический.
Но в проулке было отвратительно тихо, только ветер шаркал
по земле,
по железу крыш, и этот шаркающий звук хорошо объяснял пустынность переулка, — людей
замело в дома.
На мерзлую
землю упало в ночь немного сухого снегу, и ветер «сухой и острый» подымает его и
метет по скучным улицам нашего городка и особенно
по базарной площади.
Кроме растущей здесь в изобилии калины, орешника и леспедецы мы
заметили перистые пятерные листочки и характерные бледно-желтые цветы лапчатки, затем кустарниковую низкорослую рябину, дающую мелкие и почти безвкусные светло-красные плоды, а рядом с нею даурский можжевельник, стелющийся
по земле и поднимающий кверху свои густые зеленые ветви с матово-синим оттенком и прошлогодними сухими ягодами.
Движение
по осыпям, покрытым мхом, всегда довольно затруднительно: то ставишь ногу на ребро, то попадаешь в щели между камнями. Внизу осыпи покрыты
землей и травой настолько густо, что их не
замечаешь вовсе, но
по мере того как взбираешься выше, растительность постепенно исчезает.
Непогода совсем почти стихла. Вековые ели и кедры утратили свой белый наряд, зато на
земле во многих местах
намело большие сугробы.
По ним скользили солнечные лучи, и от этого в лесу было светло по-праздничному.
А у нас на деревне такие, брат, слухи ходили, что,
мол, белые волки
по земле побегут, людей есть будут, хищная птица полетит, а то и самого Тришку [В поверье о «Тришке», вероятно, отозвалось сказание об антихристе.
Между тем погода начала хмуриться, небо опять заволокло тучами. Резкие порывы ветра подымали снег с
земли. Воздух был наполнен снежной пылью,
по реке кружились вихри. В одних местах ветром совершенно сдуло снег со льда, в других, наоборот,
намело большие сугробы. За день все сильно прозябли. Наша одежда износилась и уже не защищала от холода.
По пути я
замечал, что в некоторых местах
земля была истоптана и взрыта. Я думал, что это кабаны, но Дерсу указал мне на исковерканное деревцо, лишенное коры и листьев, и сказал...
Кругом вся
земля была изрыта. Дерсу часто останавливался и разбирал следы.
По ним он угадывал возраст животных, пол их, видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались и один гонял другого. С его слов все это я представил себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я не
замечал следов, а если видел их, то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего не говорили.
И пошла
по горам потеха, и запировал пир: гуляют
мечи, летают пули, ржут и топочут кони. От крику безумеет голова; от дыму слепнут очи. Все перемешалось. Но козак чует, где друг, где недруг; прошумит ли пуля — валится лихой седок с коня; свистнет сабля — катится
по земле голова, бормоча языком несвязные речи.
Ходим, бывало, мы с ней, с матушкой, зимой-осенью
по городу, а как Гаврило архангел
мечом взмахнет, зиму отгонит, весна
землю обымет, — так мы подальше, куда глаза поведут.
Он сидел несколько боком ко мне, шевелил ушами и передними лапками, прислушивался к шуму и, по-видимому, меня не
замечал; расстояние было недалекое, оба ствола моего ружья заряжены крупной гусиной дробью, я собрался с духом, приложился, выстрелил — заяц необычайно пронзительно и жалобно закричал и повалился, как сноп, на
землю…
Наконец выбрали и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня, из длинной и узкой сделавшаяся широкою и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец стало так трудно тащить
по мели, что принуждены были остановиться, из опасения, чтоб не лопнула мотня; подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек с ведрами и ушатами бросились в воду и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню, как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали на берег, вытряхивали на
землю добычу и снова бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза, все дружно схватились за нижние и верхние подборы и с громким криком выволокли мотню на берег.
И тут сиротке помогли. Поручили губернатору озаботиться ее интересами и произвести ликвидацию ее дел. Через полгода все было кончено: господский дом продали на снос;
землю, которая обрабатывалась в пользу помещика, раскупили
по клочкам крестьяне; инвентарь — тоже; Фоку и Филанидушку
поместили в богадельни. Вся ликвидация дала около двух тысяч рублей, а крестьяне, сверх того, были посажены на оброк
по семи рублей с души.
Здесь я должен
заметить, что бессознательное беспокойство Егора Егорыча о грядущей судьбе Сусанны Николаевны оказалось в настоящие минуты почти справедливым. Дело в том, что, когда Егор Егорыч уехал к Пилецкому, Сусанна Николаевна, оставшись одна дома, была совершенно покойна, потому что Углаков был у них поутру и она очень хорошо знала, что
по два раза он не ездит к ним; но тот вдруг как бы из-под
земли вырос перед ней. Сусанна Николаевна удивилась, смутилась и явно выразила в лице своем неудовольствие.
Зазвенел тугой татарский лук, спела тетива, провизжала стрела, угодила Максиму в белу грудь, угодила каленая под самое сердце. Закачался Максим на седле, ухватился за конскую гриву; не хочется пасть добру молодцу, но доспел ему час, на роду написанный, и свалился он на сыру
землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь
по чисту полю, и летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и
метут его кудри мать сыру-земли, и бежит за ним
по полю кровавый след.
Я любил Богородицу;
по рассказам бабушки, это она сеет на
земле для утешения бедных людей все цветы, все радости — все благое и прекрасное. И, когда нужно было приложиться к ручке ее, не
заметив, как прикладываются взрослые, я трепетно поцеловал икону в лицо, в губы.
Дьякон опустил карлика и, поставив его на
землю, шутливо
заметил, что,
по легкости Николая Афанасьевича, его никак бы нельзя на вес продавать, но протопопу уже немножко досадила суетливость Ахиллы, и он ему отвечал...
Но утром днесь поглядаю свысока на
землю сего Пизонского да думаю о делах своих, как вдруг начинаю
замечать, что эта свежевзоранная, черная, даже как бы синеватая
земля необыкновенно как красиво нежится под утренним солнцем и ходят
по ней бороздами в блестящем пере тощие черные птицы и свежим червем подкрепляют свое голодное тело.
Пусть совершатся все эти внешние изменения, и положение человечества не улучшится. Но пусть только каждый человек сейчас же в своей жизни
по мере сил своих исповедует ту правду, которую он знает, или хотя
по крайней мере пусть не защищает ту неправду, которую он делает, выдавая ее за правду, и тотчас же в нынешнем 93-м году совершились бы такие перемены к освобождению людей и установлению правды на
земле, о которых мы не
смеем мечтать и через столетия.
— Голубушка Варвара Дмитриевна, слухом
земля полнится. И так сразу стало подозрительно: все мальчики — как мальчики, а этот — тихоня, ходит как в воду опущенный. А
по роже посмотреть — молодец молодцом должен быть, румяный, грудастый. И такой скромный, товарищи
замечают: ему слово скажут, а он уж и краснеет. Они его и дразнят девчонкой. Только они думают, что это так, чтобы посмеяться, не знают, что это — правда. И представьте, какие они хитрые: ведь и хозяйка ничего не знает.
Кожемякин
замечал, что пожарный становился всё молчаливее, пил и не пьянел, лицо вытягивалось, глаза выцветали, он стал ходить медленно, задевая ногами
землю и спотыкаясь, как будто тень его сгустилась, отяжелела и человеку уже не
по силам влачить её за собою.
Из безводного и лесного села Троицкого, где было так мало лугов, что с трудом прокармливали
по корове, да
по лошади на тягло, где с незапамятных времен пахали одни и те же загоны, и несмотря на превосходную почву, конечно, повыпахали и поистощили
землю, — переселились они на обширные плодоносные поля и луга, никогда не тронутые ни косой, ни сохой человека, на быструю, свежую и здоровую воду с множеством родников и ключей, на широкий, проточный и рыбный пруд и на мельницу у самого носа, тогда как прежде таскались они за двадцать пять верст, чтобы
смолоть воз хлеба, да и то случалось несколько дней ждать очереди.
От того ли посвисту сыр-бор преклоняется и лист с деревьев осыпается; он бьет коня
по крутым ребрам; богатырский конь разъяряется,
мечет из-под копыт
по сенной копне; бежит в поля,
земля дрожит, изо рта пламя пышет, из ноздрей дым столбом.
— Глядите — сыщик! — тихо воскликнул Макаров. Евсей вскочил на ноги, снова быстро сел, взглянул на Ольгу, желая понять,
заметила ли она его невольное испуганное движение? Не понял. Она молча и внимательно рассматривала тёмную фигуру Мельникова; как бы с трудом сыщик шёл
по дорожке мимо столов и, согнув шею, смотрел в
землю, а руки его висели вдоль тела, точно вывихнутые.
Дети начали кланяться в
землю, и молитва, по-видимому, приходила к концу. Дорушка
заметила это: она тихо встала с колен, подняла с травы лежавший возле нее бумажный мешок с плодами, подошла к окну, положила его на подоконнике и, не замеченная никем из семьи молочной красавицы, скоро пошла из садика.
Как-то вечером я тихо шел садом, возвращаясь с постройки. Уже начинало темнеть. Не
замечая меня, не слыша моих шагов, сестра ходила около старой, широкой яблони, совершенно бесшумно, точно привидение. Она была в черном и ходила быстро, все
по одной линии, взад и вперед, глядя в
землю. Упало с дерева яблоко, она вздрогнула от шума, остановилась и прижала руки к вискам. В это самое время я подошел к ней.
На завалине перед избою сидел старик лет шестидесяти; он чертил
по земле своим подожком и слушал разговоры ямщиков, которые, собравшись в кружок, болтали всякую всячину, не
замечая, что проезжий барин может слышать все их слова.
Долгов
по поводу пьесы Татьяны Васильевны начал рассуждать о народе русском и столько навыдумал на этот народ в ту и другую сторону, что ему Офонькин даже
заметил: «Это не так, этого не бывает». У Долгова была удивительная способность нигде ничего не видеть настоящего и витать где-то между небом и
землею.
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно
заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами
земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся
по временам пеною, которая белее пуха лебяжьего останавливается клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
Вообще же он думал трудно, а задумываясь, двигался тяжело, как бы неся большую тяжесть, и, склонив голову, смотрел под ноги. Так шёл он и в ту ночь от Полины; поэтому и не
заметил, откуда явилась пред ним приземистая, серая фигура, высоко взмахнула рукою. Яков быстро опустился на колено, тотчас выхватил револьвер из кармана пальто, ткнул в ногу нападавшего человека, выстрелил; выстрел был глух и слаб, но человек отскочил, ударился плечом о забор, замычал и съехал
по забору на
землю.
Уплывает Лавра во тьму, точно в гору уходит, как видение. Шарит казак руками
по земле вокруг себя — ищет камней, находит и
мечет их в реку. Звенит вода.
Подбирают речи блаженных монахов, прорицания отшельников и схимников, делятся ими друг с другом, как дети черепками битой посуды в играх своих. Наконец, вижу не людей, а обломки жизни разрушенной, — грязная пыль человеческая носится
по земле, и
сметает её разными ветрами к папертям церквей.
Вспыхнуло сердце у меня, вижу бога врагом себе, будь камень в руке у меня —
метнул бы его в небо. Гляжу, как воровской мой труд дымом и пеплом
по земле идёт, сам весь пылаю вместе с ним и говорю...
Идем
по земле, словно
по камню горячему, каждого шороху пугаемся, каждую заимку обходим, от русского человека тотчас в тайгу хоронимся, следы
заметаем.
«Ну,
мол, известно чего:
землю пашу». Значит, я ей говорю по-своему, по-русски, а старик якут переводит.
Остался он на станции. Помогал у начальника на кухне, дрова рубил, двор, платформу
мел. Через две недели приехала жена, и поехал Семен на ручной тележке в свою будку. Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних сторожей остался, и
земли с полдесятины пахотной
по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство заведет, корову, лошадь купит.
Николай Николаевич только теперь
заметил, что ноги его ступали неслышно и мягко, как
по ковру. Вправо и влево от тропинки шел невысокий, путаный кустарник, и вокруг него, цепляясь за ветки, колеблясь и вытягиваясь, бродили разорванные неясно-белые клочья тумана. Странный звук неожиданно пронесся
по лесу. Он был протяжен, низок и гармонично-печален и, казалось, выходил из-под
земли. Студент сразу остановился и затрясся на месте от испуга.
Показались Ямки. Рассыпанные
по пригорку овины, клетушки и избёнки, казалось, были кем-то сразу брошены на
землю, да так и прихилились испуганно и убито, не
смея выстроиться в одну ровную линию. Грязно-серые, ничтожные, они казались ещё жалче и бедней под покровом бесстрастного глубокого неба, раскинувшегося над ними задумчиво и важно.
— Где же туча? — спросил я, удивленный тревожной торопливостью ямщиков. Старик не ответил. Микеша, не переставая грести, кивнул головой кверху,
по направлению к светлому разливу. Вглядевшись пристальнее, я
заметил, что синяя полоска, висевшая в воздухе между
землею и небом, начинает как будто таять. Что-то легкое, белое, как пушинка, катилось
по зеркальной поверхности Лены, направляясь от широкого разлива к нашей щели между высокими горами.
На краю площадки, за перилами, где железные листы были покрыты белым птичьим
пометом, ходили и ворковали голуби, и их нежный любовный говор был громче и слышнее всех тех разрозненных, надоедливых звуков, что рождались
землей и ползали
по ней, бессильные подняться к небу.
— Сейчас нельзя, —
заметил Стуколов. — Чего теперь под снегом увидишь? Надо ведь
землю копать, на дне малых речонок смотреть… Как можно теперь? Коли условие со мной подпишешь, поедем
по весне и примемся за работу, а еще лучше ехать около Петрова дня,
земля к тому времени просохнет… болотисто уж больно
по тамошним местам.
Наступила последняя сцена. Я стоял за входной портьерой и видел все самым отчетливым образом. Воины ввели Лоренциту с завязанными назад руками. Когда ее клали на разостланный
по земле красный ковер, она
заметила из-за портьеры мое лицо и улыбнулась мне.
Что это? Сон или действительность? Прямо на меня во весь опор неслась лошадь передового кабардинца. Седой бородатый всадник по-юношески ловко изогнулся в седле. Рослая фигура старика все ниже клонилась к луке, чалма, скользнув вдоль крупа лошади, белела теперь у ног коня, седая борода
мела узкую тропинку… Быстрое, ловкое, неожиданное движение — и гость-кабардинец, совсем припав к
земле, на всем скаку зубами выхватил торчащий из
земли кинжал и снова взлетел в седло, не выпуская изо рта добычу.
Выстрел, несомненно, всколыхнул бы воздух, который увлек бы за собой шаровую молнию. От соприкосновения с каким-либо предметом она могла беззвучно исчезнуть, но могла и разорваться. Я стоял, как прикованный, и не
смел пошевельнуться. Светящийся шар неуклонно двигался все в одном направлении. Он наискось пересек мою тропу и стал взбираться на пригорок.
По пути он поднялся довольно высоко и прошел над кустом, потом стал опускаться к
земле и вслед затем скрылся за возвышенностью.
Оба, сапожник и сирота, идут
по полю, говорят без умолку и не утомляются. Они без конца бы ходили
по белу свету. Идут они и в разговорах про красоту
земли не
замечают, что за ними следом семенит маленькая, тщедушная нищенка. Она тяжело ступает и задыхается. Слезы повисли на ее глазах. Она рада бы оставить этих неутомимых странников, но куда и к кому может она уйти? У нее нет ни дома, ни родных. Хочешь не хочешь, а иди и слушай разговоры.