Неточные совпадения
Недаром наши странники
Поругивали мокрую,
Холодную весну.
Весна нужна крестьянину
И ранняя и дружная,
А тут — хоть волком вой!
Не греет землю солнышко,
И облака дождливые,
Как дойные коровушки,
Идут по небесам.
Согнало снег, а зелени
Ни травки, ни листа!
Вода не убирается,
Земля не одевается
Зеленым ярким бархатом
И, как
мертвец без савана,
Лежит под небом пасмурным
Печальна и нага.
В одном месте было зарыто две бочки лучшего Аликанте [Аликанте — вино, названное по местности в Испании.], какое существовало во время Кромвеля [Кромвель, Оливер (1599–1658) — вождь Английской буржуазной революции XVII века.], и погребщик, указывая Грэю на пустой угол, не упускал случая повторить историю знаменитой могилы, в которой
лежал мертвец, более живой, чем стая фокстерьеров.
Павел Петрович помочил себе лоб одеколоном и закрыл глаза. Освещенная ярким дневным светом, его красивая, исхудалая голова
лежала на белой подушке, как голова
мертвеца… Да он и был
мертвец.
Привалов пошел в уборную, где царила мертвая тишина. Катерина Ивановна
лежала на кровати, устроенной на скорую руку из старых декораций; лицо покрылось матовой бледностью, грудь поднималась судорожно, с предсмертными хрипами. Шутовской наряд был обрызган каплями крови. Какая-то добрая рука прикрыла ноги ее синей собольей шубкой. Около изголовья молча стоял Иван Яковлич, бледный как
мертвец; у него по лицу катились крупные слезы.
В задней комнате дома, сырой и темной, на убогой кровати, покрытой конскою попоной, с лохматой буркой вместо подушки,
лежал Чертопханов, уже не бледный, а изжелта-зеленый, как бывают
мертвецы, со ввалившимися глазами под глянцевитыми веками, с заостренным, но все еще красноватым носом над взъерошенными усами.
В маленькой и закоптелой комнате с открытым окном, на жестком кожаном диване,
лежал, от болезни и дорожного утомления худой, как
мертвец, Павел.
В Воздвиженском в это время Вихров, пришедши уже в себя и будучи только страшно слаб,
лежал, опустив голову на подушки; худ и бледен он был, как
мертвец, и видно было, что мысли, одна другой мрачнее, проходили постоянно в его голове.
Не знаю, долго ли я пролежал без чувств, только когда пришел в себя, то увидел, что
мертвец, крепко обхватив меня руками,
лежит подле меня лицом к лицу; как лед холодная щека его прикасается к моей щеке; раскрытые глаза его неподвижны… он не дышит.
Здесь на фортепиано горела без всякой нужды другая свеча и рядом с нею ночная лампочка, а на диване
лежало что-то большое, престранное-странное, как будто
мертвец, закрытый белой простынею.
Между тем Татьяна Ивановна отправилась в другой нумер, в котором проживал ее постоялец так себе — танцевальный учитель; он, худой, как
мертвец,
лежал на диване под изорванным тулупом.
Я побежал к Пасынкову. Он
лежал неподвижно. При свете начинавшегося дня он уж казался
мертвецом. Он узнал меня.
Я поспешно вбежал по шатким ступеням, вошел в темную маленькую комнату — и сердце во мне перевернулось… На узкой постели, под шинелью, бледный как
мертвец,
лежал Пасынков и протягивал мне обнаженную исхудалую руку. Я бросился к нему и судорожно его обнял.
Я прошел в кабинет. Леонид
лежал на своей кушетке вверх лицом, уже бледный, как
мертвец, но в памяти. Увидев меня, он улыбнулся.
Если бы меня тогда спросили, картина получилась бы приблизительно такая: в земле живут ужи —
мертвецы, а этого
мертвеца зовут Ужо, потому что он немножко ужиный, ужовый, с ужом рядом
лежал.
Муха перестала жужжать, и было тихо, как бывает только там, где
лежит мертвец. И через равные промежутки падали в жестяной таз капельки, падали и плакали — тихо, нежно.
Двое суток искал он ее между
мертвецами, что
лежали по домам и по улицам, искал и не нашел.
Оба они не смотрели друг на друга и молча плакали, чувствуя, что в соседней комнате, на диване,
лежит мертвец, холодный, тяжелый и немой.
*
На заре, заре
В дождевой крутень
Свистом ядерным
Мы сушили день.
Пуля входит в грудь,
Как пчелы ужал.
Наш отряд тогда
Впереди бежал.
За лощиной пруд,
А за прудом лог.
Коммунар ничком
В землю носом лег.
Мы вперед, вперед!
Враг назад, назад!
Мертвецы пусть так
Под дождем
лежат.
Спите, храбрые,
С отзвучавшим ртом!
Мы придем вас всех
Хоронить потом.
Зал, где
лежал мертвец, был накурен ладаном и в нем царила тяжелая, полная таинственности полутьма.
Вокруг гроба пустое, свободное место: Глафира оглядывалась и увидала по ту сторону гроба Горданова. Он как будто хотел ей что-то сказать глазами, как будто звал ее скорее подходить или, напротив, предостерегал не подходить вовсе — не разберешь. Меж тем
мертвец ждал ее
лежа с закрытым лицом и с отпущением в связанных платком руках. Надо было идти, и Глафира сделала уже шаг, как вдруг ее обогнал пьяный Сид; он подскочил к покойнику со своими «расписками» и начал торопливо совать ему в руки, приговаривая...
Я, все я, верный раб Сидор Тимофеев, я его из могилы унес, моим дыханьем отдышал! — закричал старик, начав колотить себя в грудь, и вдруг подскочил к самому столу, на котором
лежал обезображенный
мертвец, присел на корточки и зашамкал...
— Там, брат, не станут разбирать, живой ты или мертвый, а сейчас тебя на телегу и — айда за город!
Лежи там с
мертвецами! Некогда будет разбирать, болен ты или уже помер!
Игнату становилось хуже. С серо-синим лицом, с тусклыми, как у
мертвеца, глазами, он
лежал, ежеминутно делая короткие рвотные движения. Степан подставлял ему горшок, больной отворачивал голову и выплевывал красную рвоту на одеяло. Время от времени Игнат приподнимался, с силою опирался о постель и, шатаясь, становился на карачки.
Правда, голыми ногами они уже касались нас и
лежали плотно рукою к руке. И вот они пошевельнулись и дрогнули, и приподнялись все теми же правильными рядами: это из земли выходили новые
мертвецы и поднимали их кверху.
Он
лежал на спине, желтый, остроносый, с выступающими скулами и провалившимися глазами, —
лежал, похожий на
мертвеца, и мечтал об ордене. У него уже начался гнойник, был сильный жар, и через три дня его должны будут свалить в яму, к мертвым, а он
лежал, улыбался мечтательно и говорил об ордене.
Но Юрик не мог ничего говорить. Он по-прежнему
лежал без признаков жизни, с лицом бледным, как у
мертвеца. А над ним стояли как ни в чем не бывало два виновника его несчастья: и злополучный Востряк, и незнакомый пес, так неожиданно испугавший шальную лошадь и оказавшийся самой мирной дворняжкой, стерегущей крайнюю избу.
«Живой
мертвец», — как Глеб Алексеевич назвал самого себя, если бы знал данное ему в доме прозвище, — был на самом деле беспомощен, и эта беспомощность тяжким бременем
лежала на его душе.
Постояв несколько минут, он наклонился над неподвижно лежавшим незнакомцем, дотронулся до него и ощутил холод трупа. Он поднял его руку, она тяжело упала назад. Он приложил ухо к его сердцу — оно не билось. Перед ним
лежал мертвец.
Кровь, которой была покрыта одежда
мертвеца, уже засохла, так что было очевидно, что он был убит несколько часов тому назад. В нескольких шагах от трупа, на самой дороге, виднелось громадное кровавое пятно. Жертва, по-видимому, раньше
лежала там.
На крик этот оглянулся Бир. Если бы
мертвецы вставали, крик этот мог бы их поднять. С силою отчаяния Густав сжал его руку и увлек за собою к месту, где
лежала его жертва.
Так несчастная приходит, украдкою от злых людей, бросить цветок на могилу, где
лежит милый ей
мертвец, которого некому, кроме ее, помянуть и с которым жаль расстаться, как с живым.
В голосе был ужас и что-то детское и молящее. Как будто так огромно было несчастие, что нельзя уже и не нужно было одеваться гордостью и скользкими, лживыми словами, за которыми прячут люди свои чувства. Попадья стала на колени у постели мужа и взглянула ему в лицо: при слабом синеватом свете лампадки оно казалось бледным, как у
мертвеца, и неподвижным, и черные глаза одни косились на нее; и
лежал он навзничь, как тяжело больной или ребенок, которого напугал страшный сон и он не смеет пошевельнуться.
Все счастье в том, что это происходило в те времена, когда в Печерской лавре читали Полинадию и знали о свойствах мяса, вероятно, менее, чем о Лемносском прахе, который ежегодно выбрасывается 6 августа, и о египетских
мертвецах, которые выступают из земли и
лежат поверх ее от Пасхи до Пятидесятницы.