Неточные совпадения
— А знаете, —
сказал он, усевшись в пролетку, — большинство задохнувшихся, растоптанных — из так называемой чистой публики… Городские и — молодежь. Да. Мне это один полицейский врач
сказал, родственник мой. Коллеги,
медики, то же говорят. Да я и сам видел. В борьбе за жизнь одолевают те, которые попроще. Действующие инстинктивно…
— Вы обо всем нас можете спрашивать, — с холодным и строгим видом ответил прокурор, — обо всем, что касается фактической стороны дела, а мы, повторяю это, даже обязаны удовлетворять вас на каждый вопрос. Мы нашли слугу Смердякова, о котором вы спрашиваете, лежащим без памяти на своей постеле в чрезвычайно сильном, может быть, в десятый раз сряду повторявшемся припадке падучей болезни.
Медик, бывший с нами, освидетельствовав больного,
сказал даже нам, что он не доживет, может быть, и до утра.
Например, они
сказали бы в извинение ему, что он был
медик и занимался естественными науками, а это располагает к материалистическому взгляду.
Потом вдруг круто поворотила разговор на самого учителя и стала расспрашивать, кто он, что он, какие у него родственники, имеют ли состояние, как он живет, как думает жить; учитель отвечал коротко и неопределенно, что родственники есть, живут в провинции, люди небогатые, он сам живет уроками, останется
медиком в Петербурге; словом
сказать, из всего этого не выходило ничего.
Катерина Васильевна уж очень поправилась, была еще очень худа и бледна, но совершенно здорова, хоть и хлопотал над прописываньем лекарств знаменитый прежний
медик, которому Кирсанов опять сдал ее,
сказав: «лечитесь у него; теперь никакие его снадобья не повредят вам, хоть бы вы и стали принимать их».
В «дворянских» отделениях был кейф, отдых, стрижка, бритье, срезание мозолей, ставка банок и даже дерганье зубов, а «простонародные» бани являлись, можно безошибочно
сказать, «поликлиникой», где лечились всякие болезни.
Медиками были фельдшера, цирюльники, бабки-костоправки, а парильщики и там и тут заменяли массажисток еще в те времена, когда и слова этого не слыхали.
— Вы, кажется… страдаете? — проговорил он тем тоном, каким обыкновенно говорят доктора, приступая к больному. — Я сам…
медик (он не
сказал: доктор), — и, проговорив это, он для чего-то указал мне рукой на комнату, как бы протестуя против своего теперешнего положения, — я вижу, что вы…
Пожалуйста, сообщите мне, что
скажут медики об его состоянии, — я как-то думаю, что все будет хорошо.
— Я
медик и все-таки позволю вам напомнить, что известная разнузданность в требованиях человеческого организма является вследствие разнузданности воли и фантазии. И наконец,
скажу вам не как
медик, а как человек, видевший и наблюдавший женщин: женщина с цельной натурой не полюбит человека только чувственно.
Приехали вы с пальцем правой руки к
медику пальца левой руки — он вам
скажет: конечно, я могу вам средствице прописать, а все-таки будет вернее, если вы съездите на Васильевский Остров к Карлу Иванычу.
— А вот что медики-с,
скажу я вам на это!.. — возразил Елпидифор Мартыныч. — У меня тоже вот в молодости-то бродили в голове разные фанаберии, а тут как в первую холеру в 30-м году сунули меня в госпиталь, смотришь, сегодня умерло двести человек, завтра триста, так уверуешь тут, будешь верить!
— Мы так и распорядимся… Вы сегодня не будете дежурить, —
сказал Сапега горничной. — Впрочем, не нужно ли чего-нибудь сделать? — спросил он
медика.
— Вам здесь покойнее, Анна Павловна, —
сказал Савелий. — Граф нарочно перевез вас; он очень заботится, пригласил
медика, и вот вам уж лучше.
— За здоровье вашей супруги, —
сказал Соболь. — Она меня любит.
Скажите ей, что кланялся ей лейб-медик.
Сделавши такую пробу,
медик покачал головою и
сказал...
— Больны? да, в самом деле! Давно ли, как, каким образом вы изволили заболеть? Угодно, я
скажу… какой
медик вас лечит? Угодно, я сейчас
скажу нашему частному доктору. Я сам, лично, к нему побегу. Искуснейший человек!
Я думал, что он съест Балясникова; но он обратился ко мне и
сказал: „Вели сейчас выдать триста рублей этому офицеру, вели послать записку к Штофрегену [Штофреген Конрад Конрадович (1767–1841) — доктор медицины, лейб-медик Александра I.] (придворный лейб-медик), чтоб он сегодня же осмотрел его рану и донес мне немедленно, в каком находится она положении.
Шредер ее не очень осматривал (эти
медики бывают иногда свысока небрежны), а только
сказал мне в другой комнате, что это осталось после болезни и что с весной недурно куда-нибудь съездить к морю или, если нельзя, то просто переселиться на дачу. Одним словом, ничего не
сказал, кроме того, что есть слабость или там что-то. Когда Шредер вышел, она вдруг
сказала мне опять, ужасно серьезно смотря на меня...
Несколько дней тому назад Львов, знакомый мне студент-медик, с которым я часто спорю о войне,
сказал мне...
— Согласись, что рано или поздно нам всё равно пришлось бы расстаться, —
сказал медик. — Ты хорошая, добрая, и ты не глупая, ты поймешь…
— Это правда, —
сказал медик и сконфузился, — но Анюте некогда было сегодня убрать. Всё время занята.
Анюта вернулась от художника такая утомленная, изнеможенная. Лицо у нее от долгого стояния на натуре осунулось, похудело, и подбородок стал острей. В ответ на слова
медика она ничего не
сказала, и только губы у нее задрожали.
Референт обвинял вас в незнании основных правил и приемов медицины, радовался, что вы бросили практику, убедившись в своей бездарности, называл вас не только невеждой, но и шарлатаном; Да и лгуном, потому что
медики, выходят знающие, если учатся. Им и операции дают делать, и материала масса под рукой, А вы не хотели учиться, на лекции не ходили, оттого ничего не знаете. Да и не умны, потому что прачке, которой было вредно ее ремесло, вы должны были
сказать: „Брось работу, не будь прачкой“ и т. п.
— В прошлом году он написал отличное сочинение… —
сказал медик.
Художник побледнел и растерялся.
Медик тоже едва не заплакал, но, полагая, что
медики во всех случаях жизни обязаны быть хладнокровны и серьезны,
сказал холодно...
— Гаванна-таракано-пистолето! —
сказал медик, прижимая к груди свою шапочку и низко кланяясь.
— Надо смотреть объективно на вещи, —
сказал серьезно
медик.
— Мы, люди, убиваем взаимно друг друга, —
сказал медик. — Это, конечно, безнравственно, но философией тут не поможешь. Прощай!
Все трое зашли в ресторан и, не снимая пальто, выпили у буфета по две рюмки водки. Перед тем, как выпить по второй, Васильев заметил у себя в водке кусочек пробки, поднес рюмку к глазам, долго глядел в нее и близоруко хмурился.
Медик не понял его выражения и
сказал...
«Однако же, вот он сумел выпытать у своей дамы ее роман, — подумал Васильев про
медика. — А я не умею…» — Господа, я ухожу домой! —
сказал он.
В дверях дома показался
медик. Он поглядел по сторонам и, увидев Васильева,
сказал встревоженно...
— Начнем с самого начала, —
сказал художник. Приятели вошли в узкий коридорчик, освещенный лампою с рефлектором. Когда они отворили дверь, то в передней с желтого дивана лениво поднялся человек в черном сюртуке, с небритым лакейским лицом и с заспанными глазами. Тут пахло, как в прачечной, и кроме того еще уксусом. Из передней вела дверь в ярко освещенную комнату.
Медик и художник остановились в этой двери и, вытянув шеи, оба разом заглянули в комнату.
— Это что! —
сказал медик. — В Лондоне в десять раз больше. Там около ста тысяч таких женщин.
Медики беспокоились, и английский доктор Уайлис, первый врач императора,
сказал, что императрице необходимо провести зиму в Италии, или на острове Мальта.
— Последний поупрямее и тяжел на подъем, —
сказал кто-то из толпы. Генерал, казалось, не слыхал этих слов: обратившись к
медику Блументросту, ударил большою перчаткою по руке его и произнес ласково...
О покойной своей матери он
сказал лишь несколько слов по поводу ее продолжительной и тяжкой болезни, не поддавшейся лечению лейб-медиков, присылавшихся императрицей.