Неточные совпадения
А тут к тебе
Старуха,
мать покойника,
Глядь, тянется с костлявою,
Мозолистой
рукой.
«А что? ему, чай, холодно, —
Сказал сурово Провушка, —
В железном-то тазу?»
И в
руки взять ребеночка
Хотел. Дитя заплакало.
А
мать кричит: — Не тронь его!
Не видишь? Он катается!
Ну, ну! пошел! Колясочка
Ведь это у него!..
Только впоследствии, когда блаженный Парамоша и юродивенькая Аксиньюшка взяли в
руки бразды правления, либеральный мартиролог вновь восприял начало в лице учителя каллиграфии Линкина, доктрина которого, как известно, состояла в том, что"все мы, что человеки, что скоты, — все помрем и все к чертовой
матери пойдем".
Увидав
мать, они испугались, но, вглядевшись в ее лицо, поняли, что они делают хорошо, засмеялись и с полными пирогом ртами стали обтирать улыбающиеся губы
руками и измазали все свои сияющие лица слезами и вареньем.
На счастье Левина, старая княгиня прекратила его страдания тем, что сама встала и посоветовала Кити итти спать. Но и тут не обошлось без нового страдания для Левина. Прощаясь с хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее
руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ей потом выговаривала
мать, сказала, отстраняя
руку...
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял под
руку мать; но когда они уже выходили из вагона, вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции в своей необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от поезда бежал назад.
― Что ж, если это приятнее? ― сказал Львов, улыбаясь своею красивою улыбкой и дотрогиваясь до ее
руки. ― Кто тебя не знает, подумает, что ты не
мать, а мачеха.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая
руку. — Туда ехала с
матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
Проводив княжну Сорокину до
матери, Варя подала
руку деверю и тотчас же начала говорить с ним о том, что интересовало его. Она была взволнована так, как он редко видал ее.
Мать взглянула на нее. Девочка разрыдалась, зарылась лицом в коленях
матери, и Долли положила ей на голову свою худую, нежную
руку.
Когда Анна вошла в комнату, Долли сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в
руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки.
Мать несколько раз отнимала
руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу.
Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким шагом вышла из вагона. И, как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою
рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что
мать ждала его, он опять вошел в вагон.
— Мне совершенно всё равно, что думает твоя
мать и как она хочет женить тебя, — сказала она, дрожащею
рукой ставя чашку.
— Вот он! — проговорила княгиня, указывая на Вронского, в длинном пальто и в черной с широкими полями шляпе шедшего под
руку с
матерью. Облонский шел подле него, что-то оживленно говоря.
«Да нынче что? Четвертый абонемент… Егор с женою там и
мать, вероятно. Это значит — весь Петербург там. Теперь она вошла, сняла шубку и вышла на свет. Тушкевич, Яшвин, княжна Варвара… — представлял он себе — Что ж я-то? Или я боюсь или передал покровительство над ней Тушкевичу? Как ни смотри — глупо, глупо… И зачем она ставит меня в это положение?» сказал он, махнув
рукой.
Ребенка вынули на одной
руке из ванны, окатили водой, окутали простыней, вытерли и после пронзительного крика подали
матери.
Сережа, сияя глазами и улыбкой и держась одною
рукой за
мать, другою за няню, топотал по ковру жирными голыми ножками. Нежность любимой няни к
матери приводила его в восхищенье.
Он поднялся опять на локоть, поводил спутанною головой на обе стороны, как бы отыскивая что-то, и открыл глаза. Тихо и вопросительно он поглядел несколько секунд на неподвижно стоявшую пред ним
мать, потом вдруг блаженно улыбнулся и, опять закрыв слипающиеся глаза, повалился, но не назад, а к ней, к ее
рукам.
Вронский вошел в вагон.
Мать его, сухая старушка с черными глазами и букольками, щурилась, вглядываясь в сына, и слегка улыбалась тонкими губами. Поднявшись с диванчика и передав горничной мешочек, она подала маленькую сухую
руку сыну и, подняв его голову от
руки, поцеловала его в лицо.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову
руками: то была
мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы получить
руку дочери, начать дело с
матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет
руки дочери; но
мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
Не по одному козаку взрыдает старая
мать, ударяя себя костистыми
руками в дряхлые перси.
Когда увидела
мать, что уже и сыны ее сели на коней, она кинулась к меньшому, у которого в чертах лица выражалось более какой-то нежности: она схватила его за стремя, она прилипнула к седлу его и с отчаяньем в глазах не выпускала его из
рук своих.
«И как это у него все хорошо выходит, — думала
мать про себя, — какие у него благородные порывы и как он просто, деликатно кончил все это вчерашнее недоумение с сестрой — тем только, что
руку протянул в такую минуту да поглядел хорошо…
Подумайте об этом; судьба вашего брата и вашей
матери в ваших
руках.
Он слабо махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих утешений, обращенных к
матери и сестре, взял их обеих за
руки и минуты две молча всматривался то в ту, то в другую.
Мать испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.
Он постучал в дверь; ему отперла
мать. Дунечки дома не было. Даже и служанки на ту пору не случилось. Пульхерия Александровна сначала онемела от радостного изумления; потом схватила его за
руку и потащила в комнату.
Рассчитывая, что Авдотья Романовна, в сущности, ведь нищая (ах, извините, я не то хотел… но ведь не все ли равно, если выражается то же понятие?), одним словом, живет трудами
рук своих, что у ней на содержании и
мать и вы (ах, черт, опять морщитесь…), я и решился предложить ей все мои деньги (тысяч до тридцати я мог и тогда осуществить) с тем, чтоб она бежала со мной хоть сюда, в Петербург.
И, схватив за
руку Дунечку так, что чуть не вывернул ей
руки, он пригнул ее посмотреть на то, что «вот уж он и очнулся». И
мать и сестра смотрели на Разумихина как на провидение, с умилением и благодарностью; они уже слышали от Настасьи, чем был для их Роди, во все время болезни, этот «расторопный молодой человек», как назвала его, в тот же вечер, в интимном разговоре с Дуней, сама Пульхерия Александровна Раскольникова.
Радостный, восторженный крик встретил появление Раскольникова. Обе бросились к нему. Но он стоял как мертвый; невыносимое внезапное сознание ударило в него, как громом. Да и
руки его не поднимались обнять их: не могли.
Мать и сестра сжимали его в объятиях, целовали его, смеялись, плакали… Он ступил шаг, покачнулся и рухнулся на пол в обмороке.
И он крепко стиснул ее пальчики. Дунечка улыбнулась ему, закраснелась, поскорее вырвала свою
руку и ушла за
матерью, тоже почему-то вся счастливая.
— Да, я теперь сам вижу, что почти здоров, — сказал Раскольников, приветливо целуя
мать и сестру, отчего Пульхерия Александровна тотчас же просияла, — и уже не по-вчерашнему это говорю, — прибавил он, обращаясь к Разумихину и дружески пожимая его
руку.
Соня упала на ее труп, обхватила ее
руками и так и замерла, прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к ногам
матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими
руками за плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.
Отцы и
матери! вам басни сей урок.
Я рассказал её не детям в извиненье:
К родителям в них непочтенье
И нелюбовь — всегда порок;
Но если выросли они в разлуке с вами,
И вы их вверили наёмничьим
рукам:
Не вы ли виноваты сами,
Что в старости от них утехи мало вам?
И в самом деле, есть ли на свете что-нибудь пленительнее молодой красивой
матери с здоровым ребенком на
руках?
И Николай Петрович начал его подбрасывать почти под самый потолок, к великому удовольствию малютки и к немалому беспокойству
матери, которая, при всяком его взлете, протягивала
руки к обнажавшимся его ножкам.
Впрочем, Базарову было не до того, чтобы разбирать, что именно выражали глаза его
матери; он редко обращался к ней, и то с коротеньким вопросом. Раз он попросил у ней
руку «на счастье»; она тихонько положила свою мягкую ручку на его жесткую и широкую ладонь.
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая женщина из Олонецкого края сказывала о том, как
мать богатыря Добрыни прощалась с ним, отправляя его в поле, на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную
мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит на коленях и держит меч на вытянутых
руках, глядя покорными глазами в лицо
матери.
Поутру Самгин был в Женеве, а около полудня отправился на свидание с
матерью. Она жила на берегу озера, в маленьком домике, слишком щедро украшенном лепкой, похожем на кондитерский торт. Домик уютно прятался в полукруге плодовых деревьев, солнце благосклонно освещало румяные плоды яблонь, под одной из них, на мраморной скамье, сидела с книгой в
руке Вера Петровна в платье небесного цвета, поза ее напомнила сыну снимок с памятника Мопассану в парке Монсо.
Ново и неприятно было и то, что
мать начала душиться слишком обильно и такими крепкими духами, что, когда Клим, уходя спать, целовал ей
руку, духи эти щипали ноздри его, почти вызывая слезы, точно злой запах хрена.
Сын растерянно гладил
руку матери и молчал, не находя слов утешения, продолжая думать, что напрасно она говорит все это. А она действительно истерически посмеивалась, и шепот ее был так жутко сух, как будто кожа тела ее трещала и рвалась.
Лидия встала и пригласила всех наверх, к себе. Клим задержался на минуту у зеркала, рассматривая прыщик на губе. Из гостиной вышла
мать; очень удачно сравнив Инокова и Сомову с любителями драматического искусства, которые разыгрывают неудачный водевиль, она положила
руку на плечо Клима, спросила...
Через несколько минут, проводив Спиваков и возвратясь в сад, Клим увидал
мать все там же, под вишней, она сидела, опустив голову на грудь, закинув
руки на спинку скамьи.
«Напрасно я уступил настояниям
матери и Варавки, напрасно поехал в этот задыхающийся город, — подумал Клим с раздражением на себя. — Может быть, в советах
матери скрыто желание не допускать меня жить в одном городе с Лидией? Если так — это глупо; они отдали Лидию в
руки Макарова».
— Ты что, Клим? — быстро спросила
мать, учитель спрятал
руки за спину и ушел, не взглянув на ученика.
«Мама, а я еще не сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то, упал на колени, поднял
руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил ноги
матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую голову и быстро пошла прочь, разрывая шарф. Учитель, тяжело перевалясь с колен на корточки, встал, вцепился в свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за мамой, размахивая
рукою. Тут Клим испуганно позвал...
Вспомнилось, как назойливо возился с ним, как его отягощала любовь отца, как равнодушно и отец и
мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую
руку отца на голове своей, на шее и встряхнул головой. Вспомнилось, как отец и брат плакали в саду якобы о «Русских женщинах» Некрасова. Возникали в памяти бессмысленные, серые, как пепел, холодные слова...
Лидия вывихнула ногу и одиннадцать дней лежала в постели. Левая
рука ее тоже была забинтована. Перед отъездом Игоря толстая, задыхающаяся Туробоева, страшно выкатив глаза, привела его проститься с Лидией, влюбленные, обнявшись, плакали, заплакала и
мать Игоря.
Мать встала, пошла к двери, но дверь широко распахнулась, открытая властной
рукою Варавки.
Он тотчас понял всю тяжесть, весь цинизм такого сопоставления, почувствовал себя виновным пред
матерью, поцеловал ее
руку и, не глядя в глаза, попросил ее...