Неточные совпадения
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он стал собираться ехать в город и опять к
матери, от которой надо было
получить подпись на доверенности.
— Очень, очень рада, — повторила она, и в устах ее для Левина эти простые слова почему-то
получили особенное значение. — Я вас давно знаю и люблю и по дружбе со Стивой и за вашу жену… я знала ее очень мало времени, но она оставила во мне впечатление прелестного цветка, именно цветка. И она уж скоро будет
матерью!
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы
получить руку дочери, начать дело с
матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но
мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.
— Нет, Соня, — торопливо прервал он, — эти деньги были не те, успокойся! Эти деньги мне
мать прислала, через одного купца, и
получил я их больной, в тот же день как и отдал… Разумихин видел… он же и
получал за меня… эти деньги мои, мои собственные, настоящие мои.
Через минуту явилось письмо. Так и есть: от
матери, из Р—й губернии. Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не
получал он писем; но теперь и еще что-то другое вдруг сжало ему сердце.
Разговаривая однажды с отцом, он узнал, что у Николая Петровича находилось несколько писем, довольно интересных, писанных некогда
матерью Одинцовой к покойной его жене, и не отстал от него до тех пор, пока не
получил этих писем, за которыми Николай Петрович принужден был рыться в двадцати различных ящиках и сундуках.
Случилась ее кончина без супруга и без сына.
Там, в Крапивне, гремел бал;
Никто этого не знал.
Телеграмму о смерти
получилиИ со свадьбы укатили.
Здесь лежит супруга-мать
Ольга, что бы ей сказать
Для души полезное?
Царство ей небесное».
— Петровна у меня вместо
матери, любит меня, точно кошку. Очень умная и революционерка, — вам смешно? Однако это верно: терпеть не может богатых, царя, князей, попов. Она тоже монастырская, была послушницей, но накануне пострига у нее случился роман и выгнали ее из монастыря. Работала сиделкой в больнице, была санитаркой на японской войне, там
получила медаль за спасение офицеров из горящего барака. Вы думаете, сколько ей лет — шестьдесят? А ей только сорок три года. Вот как живут!
Бальзаминов. Извольте, маменька! Другой бы сын,
получивши такое богатство-то, с
матерью и говорить не захотел; а я, маменька, с вами об чем угодно, я гордости не имею против вас. Нужды нет, что я богат, а я к вам с почтением. И пусть все это знают. С другими я разговаривать не стану, а с вами завсегда. Вот я какой! (Садится.)
Расставаясь, и, может быть, надолго, я бы очень хотел от вас же
получить ответ и еще на вопрос: неужели в целые эти двадцать лет вы не могли подействовать на предрассудки моей
матери, а теперь так даже и сестры, настолько, чтоб рассеять своим цивилизующим влиянием первоначальный мрак окружавшей ее среды?
Получал ли Нехлюдов неприятное письмо от
матери, или не ладилось его сочинение, или чувствовал юношескую беспричинную грусть, стоило только вспомнить о том, что есть Катюша, и он увидит ее, и всё это рассеивалось.
— О-о-о… — стонет Ляховский, хватаясь обеими руками за голову. — Двадцать пять рублей, двадцать пять рублей… Да ведь столько денег чиновник не
получает, чи-нов-ник!.. Понял ты это? Пятнадцать рублей, десять, восемь… вот сколько
получает чиновник! А ведь он благородный, у него кокарда на фуражке, он должен содержать мать-старушку… А ты что? Ну, посмотри на себя в зеркало: мужик, и больше ничего… Надел порты да пояс — и дело с концом… Двадцать пять рублей… О-о-о!
Человек он, вы знаете, молодой, недавно после
матери наследство
получил.
— Осел! подлец! убил! зарезал! Вот же тебе! — муж
получил пощечину. — Вот же тебе! — другая пощечина. — Вот как тебя надобно учить, дурака! — Она схватила его за волоса и начала таскать. Урок продолжался немало времени, потому что Сторешников, после длинных пауз и назиданий
матери, вбежавший в комнату, застал Марью Алексевну еще в полном жару преподавания.
Нынче вечером вы
получите от моей
матери записку, что катанье наше расстроилось, потому что я больна.
Когда Верочке было десять лет, девочка, шедшая с
матерью на Толкучий рынок,
получила при повороте из Гороховой в Садовую неожиданный подзатыльник, с замечанием: «глазеешь на церковь, дура, а лба-то что не перекрестишь? Чать, видишь, все добрые люди крестятся!»
Видишь, твоей
матери было нужно, чтобы ты была образованная: ведь она брала у тебя деньги, которые ты
получала за уроки; ведь она хотела, чтоб ее дочь поймала богатого зятя ей, а для этого ей было нужно, чтобы ты была образованная.
Билеты ваши, а не моей
матери; подписываясь на них, она их передала предъявителю (аu porteur), но с тех пор, как вы расписались на них, этот porteur — вы, [Подпись эта, endossement, передаточная подпись (фр.), делается для пересылки, чтоб не посылать анонимный билет, по которому всякий может
получить деньги.
— Слава Богу — лучше всего, учитесь. А отучитесь, на службу поступите, жалованье будете
получать. Не все у отца с
матерью на шее висеть. Ну-тко, а в которой губернии Переславль?
В сущности,
мать всегда была более француженка, чем русская, она
получила французское воспитание, в ранней молодости жила в Париже, писала письма исключительно по-французски и никогда не научилась писать грамотно по-русски, будучи православной по рождению, она чувствовала себя более католичкой и всегда молилась по французскому католическому молитвеннику своей
матери.
— От самого Ланского с Тверского бульвара. Вчера достукались. — Поднимает за шиворот щенка. — Его
мать в прошлом году золотую медаль на выставке в манеже
получила. Дианка. Помните?
Я думаю поэтому, что если бы кто-нибудь сумел вскрыть мою душу, то и в этот период моей жизни он бы наверное нашел, что наибольшим удельным весом обладали в ней те чувства, мысли, впечатления, какие она
получала от языка, литературы и вообще культурных влияний родины моей
матери.
Личное воплощение
получает только мать-земля.
Я
получил мать вашу себе в супруги.
Вообразите, его
мать, капитанша-то, деньги от генерала
получает, да ему же на скорые проценты и выдает; ужасно стыдно!
Но много ли
получишь от русского купца за уроки по гривеннику, да еще с болезненною, без ног,
матерью, которая, наконец, и своею смертью в отдаленной губернии совсем почти не облегчила его?
— Ну, так как,
мать? — спрашивал Ефим Андреич. — За квартиру будем
получать пять цалковых, а в год-то ведь это все шестьдесят. Ежели и четыре, так и то сорок восемь рубликов… Не баран чихал, а голенькие денежки!
Это было, когда он
получил от старого друга своей
матери письмо за черной печатью, а тяжелой посылкой образок Остробрамской Божией
матери, которой его поручала, умирая, покойная страдалица.
Потом он сделал себе паспортик, бежал с ним, окрестился второй раз,
получил сто рублей от крестной
матери и тридцать из казначейства, поступил в откупную контору, присмотрелся между делом, как литографируют ярлыки к штофам, отлитографировал себе новый паспорт и, обокрав кассу, очутился в Одессе.
Сусанна росла недовольною Коринной у одной своей тетки, а Вениамин, обличавший в своем характере некоторую весьма раннюю нетерпимость,
получал от родительницы каждое первое число по двадцати рублей и жил с некоторыми военными людьми в одном казенном заведении. Он оттуда каким-то образом умел приходить на университетские лекции, но к
матери являлся только раз в месяц. Да, впрочем, и сама
мать стеснялась его посещениями.
Бухан
получил титло моего спасителя, и
мать приучила меня в детстве молиться богу за упокой его души при утренней и вечерней молитве.
Несмотря, однако же, на все предосторожности, я как-то простудился,
получил насморк и кашель и, к великому моему горю, должен был оставаться заключенным в комнатах, которые казались мне самою скучною тюрьмою, о какой я только читывал в своих книжках; а как я очень волновался рассказами Евсеича, то ему запретили доносить мне о разных новостях, которые весна беспрестанно приносила с собой; к тому же
мать почти не отходила от меня.
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но с гневом встречала такие речи моя
мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми руками, а если и это не помогало, то наполняла легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни,
получал сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время.
Отец с
матерью старались растолковать мне, что совершенно добрых людей мало на свете, что парашинские старики, которых отец мой знает давно, люди честные и правдивые, сказали ему, что Мироныч начальник умный и распорядительный, заботливый о господском и о крестьянском деле; они говорили, что, конечно, он потакает и потворствует своей родне и богатым мужикам, которые находятся в милости у главного управителя, Михайлы Максимыча, но что как же быть? свой своему поневоле друг, и что нельзя не уважить Михайле Максимычу; что Мироныч хотя гуляет, но на работах всегда бывает в трезвом виде и не дерется без толку; что он не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской, а наживает большие деньги от дегтя и кожевенных заводов, потому что он в части у хозяев, то есть у богатых парашинских мужиков, промышляющих в башкирских лесах сидкою дегтя и покупкою у башкирцев кож разного мелкого и крупного скота; что хотя хозяевам маленько и обидно, ну, да они богаты и
получают большие барыши.
Я стал просить об этом отца и
мать и
получил в ответ: «Ну, куда еще тебе верхом ездить!» — и ответ мне очень не понравился.
Дедушка
получил только одно письмо из Оренбурга с приложением маленькой записочки ко мне от
матери, написанной крупными буквами, чтоб я лучше мог разобрать; эта записочка доставила мне великую радость.
Ведь он опять так же взволнуется, как на Деме!» Тут я
получил употребление языка и принялся горячо уверять, что буду совершенно спокоен;
мать с большим неудовольствием сказала: «Ступай, но чтоб до заката солнца ты был здесь».
Наконец, рассказав все до малейшей подробности мною виденное и слышанное, излив мое негодованье в самых сильных выражениях, какие только знал из книг и разговоров, и осудив Матвея Васильича на все известные мне казни, я поутих и
получил способность слушать и понимать разумные речи моей
матери.
Я не преминул попросить у
матери объяснения, почему она меня не пустила, — и
получил в ответ, что «нечего мне делать в толпе мужиков и не для чего слышать их грубые и непристойные шутки, прибаутки и брань между собою».
После этого долго шли разговоры о том, что бабушка к Покрову просила нас приехать и в Покров скончалась, что отец мой именно в Покров видел страшный и дурной сон и в Покров же
получил известие о болезни своей
матери.
— От Короната Савича какой-нибудь новенькой выходки не
получили ли? — обратилась она к
матери.
С юных лет, государь мои, я
получил страсть к истине, всосав ее, могу сказать, с млеком
матери.
— Я двадцать рублей, по крайней мере, издержал, а через полгода только один урок в купеческом доме
получил, да и то случайно. Двадцать рублей в месяц зарабатываю, да вдобавок поучения по поводу разврата, обуявшего молодое поколение, выслушиваю. А в летнее время на шее у отца с
матерью живу, благо ехать к ним недалеко. А им и самим жить нечем.
Мысль бежать в Москву неотступно представлялась его уму. Бежать теперь же, не возвращаясь домой, — кстати, у него в кармане лежала зелененькая бумажка. В Москве он найдет место; только вот с паспортом как быть? Тайком его не
получишь, а узнают отец с
матерью — не пустят. Разве без паспорта уйти?
— Одна. Отец давно умер,
мать — в прошлом году. Очень нам трудно было с
матерью жить — всего она пенсии десять рублей в месяц
получала. Тут и на нее и на меня; приходилось хоть милостыню просить. Я, сравнительно, теперь лучше живу. Меня счастливицей называют. Случай как-то помог, работу нашла. Могу комнату отдельную иметь, обед; хоть голодом не сижу. А вы?
— Оно, — говорит, — это так и надлежит, чтобы это мучение на мне кончилось, чем еще другому достанется, потому что я, — говорит, — хорошего рода и настоящее воспитание
получил, так что даже я еще самым маленьким по-французски богу молился, но я был немилостивый и людей мучил, в карты своих крепостных проигрывал;
матерей с детьми разлучал; жену за себя богатую взял и со света ее сжил, и, наконец, будучи во всем сам виноват, еще на бога возроптал: зачем у меня такой характер?
— Оно ваше, и по закону вы сейчас же могли бы его
получить, — произнес он с ударением, — но вы вспомните, кузина, что выйдет страшная вражда, будет огласка — вы девушка, и явно идете против
матери!
В остальную часть визита
мать и дочь заговорили между собой о какой-то кузине, от которой следовало
получить письмо, но письма не было. Калинович никаким образом не мог пристать к этому семейному разговору и уехал.
—
Мать пишет, что она дала тебе тысячу рублей: этого мало, — сказал Петр Иваныч. — Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело в деревне; он хочет пользоваться жизнию, так тот привез пятьдесят тысяч и ежегодно будет
получать по стольку же. Он точно будет пользоваться жизнию в Петербурге, а ты — нет! ты не за тем приехал.
Я встал, поклонился и снова
получил способность говорить; но зато с приходом
матери с Сонечкой произошла странная перемена.