Неточные совпадения
— Это тем ужасно… — начала она что-то еще, но
всхлипнула, не договорив, вскочила с дивана и, зацепившись за кресло, выбежала из комнаты.
Мать пошла за ней.
— Не трусят! — услыхала она шепот Сизова, а с правой стороны тихо
всхлипнула мать Самойлова.
Чье-то лицо, испуганное и радостное, качалось рядом с
матерью, и дрожащий голос,
всхлипывая, восклицал...
— Из города? — повторила
мать и — вдруг —
всхлипнула.
Он взглянул на
мать, которая слегка уже начинала
всхлипывать, и поспешил прибавить...
— Тиф с ней, горячка, а вы — пьяная! —
всхлипывала мать.
Надежда Федоровна почувствовала в своей груди такую теплоту, радость и сострадание к себе, как будто в самом деле воскресла ее
мать и стояла перед ней. Она порывисто обняла Марью Константиновну и прижалась лицом к ее плечу. Обе заплакали. Они сели на диван и несколько минут
всхлипывали, не глядя друг на друга и будучи не в силах выговорить ни одного слова.
Его угнетала невозможность пропустить мимо себя эти часы уныния. Всё кругом было тягостно, ненужно: люди, их слова, рыжий конь, лоснившийся в лунном свете, как бронза, и эта чёрная, молча скорбевшая собака. Ему казалось, что тётка Ольга хвастается тем, как хорошо она жила с мужем;
мать, в углу двора,
всхлипывала как-то распущенно, фальшиво, у отца остановились глаза, одеревенело лицо, и всё было хуже, тягостнее, чем следовало быть.
Среди ночи Якова разбудила,
всхлипывая,
мать...
Акулина Ивановна. А заговоришь когда, — одни огорчения от тебя… То — не так, это — не эдак…
мать родную, как девчонку, учить начнешь, да укорять, да насмехаться… (Петр, махнув рукой, быстро уходит в сени. Акулина Ивановна вслед ему.) Ишь, вот сколько наговорил!.. (Отирает глаза концом передника и
всхлипывает.)
Илюха встал, но молчал, не зная, чтò сказать. Губы его вздрагивали от волнения; старуха
мать подошла было к нему,
всхлипывая, и хотела броситься ему на шею; но старик медленно и повелительно отвел ее рукою и продолжал говорить...
Нина Ивановна хотела что-то сказать, но не могла выговорить ни слова,
всхлипнула и ушла к себе. Басы опять загудели в печке, стало вдруг страшно. Надя вскочила с постели и быстро пошла к
матери. Нина Ивановна, заплаканная, лежала в постели, укрывшись голубым одеялом, и держала в руках книгу.
— Верочка… — начала
мать, но
всхлипнула и умолкла.
— Жили мы жили, не знали ни бед, ни напастей, — на каждом слове судорожно
всхлипывая, стала говорить
мать Таисея комаровская, игуменья обители Бояркиных.
— О, батоно! [Батоно — господин по-грузински; это слово прибавляют для почтительности.] — стоном вырвалось из груди моей
матери, и, подавшись вперед всем своим гибким и стройным станом, она упала к ногам деда, тихо
всхлипывая и лепеча одно только слово, в котором выражалась вся ее беспредельная любовь к нему...
Лелька, правда, очень обрадовалась. Такая тоска была, так чувствовала она себя одинокой. Хотелось, чтобы кто-нибудь гладил рукой по волосам, а самой плакать слезами обиженного ребенка,
всхлипывать, может быть, тереть глаза кулаками. Она усадила
мать на диван, обняла за талию и крепко к ней прижалась. Глаза у
матери стали маленькими и любовно засветились.
Мать, глядя на больную дочь,
всхлипывала. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге разом появилось двое людей. Один из них, обращаясь к бедной швее, сказал...