Неточные совпадения
Свекровь-матушке
Поклонилася:
Свекровь-матушка,
Отними меня
От лиха мужа,
Змея лютого!
Свекровь-матушка
Велит больше бить,
Велит кровь пролить…
Велел родимый батюшка,
Благословила
матушка,
Поставили родители
К дубовому столу,
С краями чары налили:
«Бери поднос, гостей-чужан
С поклоном обноси!»
Впервой я поклонилася —
Вздрогну́ли ноги резвые;
Второй я поклонилася —
Поблекло бело личико;
Я в третий поклонилася,
И волюшка скатилася
С девичьей головы…
Г-жа Простакова. О
матушка! Знаю, что ты мастерица, да лих не очень тебе верю. Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин скоро придет. Ему
велю…
Карл Иваныч снял халат, надел синий фрак с возвышениями и сборками на плечах, оправил перед зеркалом свой галстук и
повел нас вниз — здороваться с
матушкой.
Феклуша. Это,
матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную
ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну, так что ж! По немощи моей Господь посылает.
— Пойдемте,
матушка, в самом деле, — промолвил Базаров и
повел в дом ослабевшую старушку. Усадив ее в покойное кресло, он еще раз наскоро обнялся с отцом и представил ему Аркадия.
Красавина. С повинной,
матушка! Не
вели казнить,
вели речь говорить.
— Ах, этот «двойник»! — ломала руки Татьяна Павловна. — Ну, нечего тут, — решилась она вдруг, — бери шапку, шубу и — вместе марш. Вези нас,
матушка, прямо к ним. Ах, далеко! Марья, Марья, если Катерина Николаевна приедет, то скажи, что я сейчас буду и чтоб села и ждала меня, а если не захочет ждать, то запри дверь и не выпускай ее силой. Скажи, что я так
велела! Сто рублей тебе, Марья, если сослужишь службу.
Повела матушка меня одного (не помню, где был тогда брат) во храм Господень, в Страстную неделю в понедельник к обедне.
— Ну, конечно, дело известное. Я не вытерпел: «Да помилуйте,
матушка, что вы за ахинею порете? Какая тут женитьба? я просто желаю узнать от вас, уступаете вы вашу девку Матрену или нет?» Старуха заохала. «Ах, он меня обеспокоил! ах,
велите ему уйти! ах!..» Родственница к ней подскочила и раскричалась на меня. А старуха все стонет: «Чем это я заслужила?.. Стало быть, я уж в своем доме не госпожа? ах, ах!» Я схватил шляпу и, как сумасшедший, выбежал вон.
Около трех часов, проводив последних гостей,
матушка, по обыкновению,
велит отказывать и подавать обедать. Но она так взволнована, что должна сейчас же высказаться.
Жених между тем не являлся, а
матушку вызвали в губернский город, где в сотый раз слушалось одно из многих тяжебных дел, которые она
вела. Матренка временно повеселела, дворовые уже не ограничивались шепотом, а открыто выказывали сожаление, и это ободрило ее.
Известие это смягчило
матушку. Ушел молотить — стало быть, не хочет даром хлеб есть, — мелькнуло у нее в голове. И вслед за тем
велела истопить в нижнем этаже комнату, поставить кровать, стол и табуретку и устроить там Федоса. Кушанье
матушка решила посылать ему с барского стола.
— Вот и опять солдатик на очередь выскочил! — молвила
матушка, когда до нее дошла
весть об исчезновении крестного сынка. — И ждать нечего; без разговоров надо хамово отродье истреблять!
Во всяком случае, как только осмотрелась
матушка в Заболотье, так тотчас же начала дело о размежевании, которое и
вел однажды уже упомянутый Петр Дормидонтыч Могильцев. Но увы! — скажу здесь в скобках — ни она, ни наследники ее не увидели окончания этого дела, и только крестьянская реформа положила конец земельной сумятице, соединив крестьян в одну волость с общим управлением и дав им возможность устроиться между собою по собственному разумению.
— Карасей пожалел для родного отца! — негодовала
матушка, когда до нее дошла
весть об этом происшествии.
Не говоря об отце, который продолжал
вести свою обычную замкнутую жизнь, даже
матушка как-то угомонилась с отъездом детей и, затворившись в спальне, или щелкала на счетах и писала, или раскладывала гранпасьянс.
В заключение, когда настало время спать,
матушка при себе
велела горничной уложить «кралю» на ночь и довольно долго сидела у ней на кровати, разговаривая шепотом.
Однако мрачные предчувствия помещиков не сбылись. И крестьяне и дворовые точно сговорились
вести себя благородно. Возвратившись домой,
матушка даже удивилась, что «девки» еще усерднее стараются услуживать ей. Разумеется, она нашла этому явлению вполне основательное, по ее мнению, толкование.
С тем староста и ушел.
Матушка, впрочем, несколько раз порывалась
велеть заложить лошадей, чтоб съездить к сестрицам; но в конце концов махнула рукой и успокоилась.
Покуда старик спит,
матушка ни на минуту не остается бездеятельною. Она усаживается с Настасьей в гостиную (поближе к дедушкиной комнате) и
ведет с ней оживленную беседу, которая доходит и до нашего слуха.
Ходим, бывало, мы с ней, с
матушкой, зимой-осенью по городу, а как Гаврило архангел мечом взмахнет, зиму отгонит, весна землю обымет, — так мы подальше, куда глаза
поведут.
Повел я ее к
матушке, — была к ней почтительна, как родная дочь.
—
Матушка! Королевна! Всемогущая! — вопил Лебедев, ползая на коленках перед Настасьей Филипповной и простирая руки к камину. — Сто тысяч! Сто тысяч! Сам видел, при мне упаковывали!
Матушка! Милостивая!
Повели мне в камин: весь влезу, всю голову свою седую в огонь вложу!.. Больная жена без ног, тринадцать человек детей — всё сироты, отца схоронил на прошлой неделе, голодный сидит, Настасья Филипповна!! — и, провопив, он пополз было в камин.
Таисья не совсем долюбливала ее и называла переметною сумой, но без
матушки Маремьяны тоже не обойдешься, — она развозила
вести обо всем, всех знала и все могла разведать.
Наконец, любезный друг, я получил письма от Марьи Николаевны. Давно мне недоставало этого утешения. Она обещает писать часто. Ты, верно, с Трубецкими в переписке; следовательно, странно бы мне рассказывать отсюда, что делается в соседстве твоем. Меня порадовало известие, что Сутгова
матушка к нему начала снова писать попрежнему и обеспечила их будущность; это я узнал вчера из письма Марьи Казимировны — невольно тебе сообщаю старую
весть, может быть, давно уже известную.
— Да что тут за сцены!
Велел тихо-спокойно запрячь карету, объявил рабе божией: «поезжай, мол,
матушка, честью, а не поедешь, повезут поневоле», вот и вся недолга. И поедет, как увидит, что с ней не шутки шутят, и с мужем из-за вздоров разъезжаться по пяти раз на год не станет. Тебя же еще будет благодарить и носа с прежними штуками в отцовский дом, срамница этакая, не покажет. — А Лиза как?
Мать постоянно отвечала, что «госпожой и хозяйкой по-прежнему остается
матушка», то есть моя бабушка, и
велела сказать это крестьянам; но отец сказал им, что молодая барыня нездорова.
Матушка моя
вела печальную жизнь: беспрестанно волновалась, ревновала, сердилась — но не в присутствии отца; она очень его боялась, а он держался строго, холодно, отдаленно…
Я не мог слышать, о чем говорила
матушка, да и мне было не до того; помню только, что по окончании объяснения она
велела позвать меня к себе в кабинет и с большим неудовольствием отозвалась о моих частых посещениях у княгини, которая, по ее словам, была une femme capable de tout.
Обнаружила желание сойтись с нами короче, предложила забыть обоюдные неприятности; а когда
матушка объявила, что никогда не чувствовала к ней неприязни, то она прослезилась,
повела матушку в церковь и заказала панихиду по голубчике (так она выразилась о батюшке).
— Ну, ну, ладно,
матушка! Какие такие там «наши»! Тоже… туда же… Вели-ка подавать суп, и будем обедать!
Напротив того, в деревне я непременно должен
вести партикулярный разговор об Успленье-матушке и непременно иметь собеседником мужика.
— Не на чем,
матушка! Не
велеть ли еще цыплят с белым соусом?
— Да; судите сами: огурцы сорок копеек десяток, поросенок два рубля, а кушанье все кондитерское — и не наешься досыта. Как не похудеть! Не беспокойтесь,
матушка, мы его поставим здесь на ноги, вылечим. Вы велите-ка заготовить побольше настойки березовой; я дам рецепт; мне от Прокофья Астафьича достался; да утром и вечером и давайте по рюмке или по две, и перед обедом хорошо; можно со святой водой… у вас есть?
Что заставят нас делать: плясать русскую, петь «Вниз по
матушке по Волге»,
вести разговоры о бессмертии души с точки зрения управы благочиния, или же просто поставят штоф водки и скажут: пейте, благонамеренные люди!
Пойдут друг другу набавлять и набавляют, и опять рассердится Марфа Андревна, вскрикнет: «Я,
матушка, своими людьми не торгую», а госпожа Вихиорова тоже отвечают, что и они не торгуют, так и опять
велят нам с Меттой Ивановной прощаться.
Нянька
вела под руку
матушку; Борис, по обыкновению, нес меня на руках.
Мать решила, что это прекрасно и, взяв с хозяина слово, что он в залу уже никого, кроме нас, не пустит,
велела подать самовар. Последнее распоряжение
матушки тотчас же вызвало со стороны Бориса осторожное, шепотом выраженное замечание, что, мол, этак, не спросивши наперед цены, на постоялом дворе ничего спрашивать невозможно.
— Да барин Локотков, — говорит, —
велят матушке, чтоб и им и людям одинаковые пироги печь, а госпожа Аграфена Ивановна говорят: «я этого понять не могу», и заставляют стряпуху, чтоб людские пироги были хуже.
— Слышишь, Двинской? — закричал Ленской. —
Вели же поскорей отпустить хозяйке все, чего она потребует. Эй, мадам!.. мутерхен!.. [
матушка!.. (нем.)] мы хотим эссен!.. [есть!.. (нем.)] много, очень много — филь! Сборской! скажи ей, чтоб она готовила на десятерых: может быть, кто-нибудь заедет, а не заедет, так мы и завтра доедим остальное.
— Слышу, Марья Александровна, слышу, как не услышать, а гумкаю для того, что приучаюсь, как ты
велела. Только я все про то же,
матушка; как же это: если князь что скажет, то ты приказываешь глядеть на него и улыбаться. Ну, а все-таки если что меня спросит?
— Сегодня на зорьке
матушка скончалась, — говорила она,
поводив сперва кругом своими темными, выразительными глазами, а там вперив их в землю, — кухарка взялась гроб подешевле купить; да она у нас ненадежная: пожалуй, еще деньги пропьет. Ты бы пришел, посмотрел, Давыдушко: тебя она побоится.
И даже портрета
матушки он не
велел вынести!
— Чичас… чичас… Знаю я твое чичас! — повторила
матушка с укоризной и выслала его вон. Потом она позвонила,
велела позвать Квицинского и отдала ему приказ: немедленно отправиться с экипажем в Еськово, во что бы то ни стало отыскать Мартына Петровича и привезти его. — Без него не являйтесь! — заключила она. Сумрачный поляк молча наклонил голову и вышел.
— Куда же ты? — спросила
матушка. — Посиди; я
велю закуску подать.
— Викентий Осипыч, — обратилась к нему
матушка, — прошу вас послать завтра за Мартыном Петровичем экипаж, так как я известилась, что у него своего не стало; и
велите ему сказать, чтобы он непременно приехал, что я желаю его видеть.
При виде
матушки он немедленно вытягивался в струнку, голова его начинала дрожать от усердия, огромные руки слегка похлопывали по ляжкам, и вся фигура, казалось, так и взывала: «
Повели!.. и я устремлюсь!»
Матушка не обманывалась насчет его способностей, что не мешало ей, однако, заботиться об его свадьбе с Евлампией.
Жиденок мерзкий!» Майор Житков, который также находился в числе обедавших, вообразил, что теперь-то уж сам бог ему
велел воспользоваться случаем и ввернуть свое слово… но
матушка тотчас его осадила.
Матушка позвонила,
велела вошедшему лакею тотчас догнать и непременно воротить Мартына Петровича, но тот уже успел сесть на свои дрожки и убраться.