Он отбрасывал их от себя, мял, разрывал руками, люди лопались в его руках, как мыльные пузыри; на секунду Самгин видел себя победителем, а в следующую — двойники его бесчисленно увеличивались, снова окружали его и гнали по пространству, лишенному теней, к дымчатому небу; оно опиралось на землю плотной, темно-синей
массой облаков, а в центре их пылало другое солнце, без лучей, огромное, неправильной, сплющенной формы, похожее на жерло печи, — на этом солнце прыгали черненькие шарики.
Неточные совпадения
И не одну сотню раз Клим Самгин видел, как вдали, над зубчатой стеной елового леса краснеет солнце, тоже как будто усталое, видел
облака, спрессованные в такую непроницаемо плотную
массу цвета кровельного железа, что можно было думать: за нею уж ничего нет, кроме «черного холода вселенской тьмы», о котором с таким ужасом говорила Серафима Нехаева.
Да, поле, накрытое непонятным
облаком, казалось смазано толстым слоем икры, и в темной
массе ее, среди мелких, кругленьких зерен, кое-где светились белые, красные пятна, прожилки.
Я обернулся на Мадеру в последний раз: она вся закуталась, как в мантию, в
облака, как будто занавес опустился на волшебную картину, и лежала далеко за нами темной
массой; впереди довольно уже близко неслась на нас другая
масса — наш корабль.
День выпал хороший и теплый. По небу громоздились
массы кучевых
облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами ходили по воздуху. Они отражались в лужах воды, играли на камнях, в листве ольшаников и освещали то один склон горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Не начать ли с ревизии самого принципа обуздания, с разоблачения той
массы лганья, которая непроницаемым
облаком окружает этот принцип и мешает как следует рассмотреть его?
Было уже около шести часов утра, когда я вышел из состояния полудремоты, в которой на короткое время забылся; в окна проникал белесоватый свет, и
облака густыми
массами неслись в вышине, суля впереди целую перспективу ненастных дней.
Какая разница ты: когда, расширяся шумящими крылами, будешь летать под
облаками, мне придется утешаться только тем, что в
массе человеческих трудов есть капля и моего меда, […струны вещие баянов — в третьей песне поэмы «Руслан и Людмила» А.С. Пушкина: «И струны громкие Баянов…»…расширяся шумящими крылами… летать под
облаками… капля и моего меда — в басне И.А. Крылова «Орел и Пчела»:] как говорит твой любимый автор.
— И что от него осталось? Чем разрешилось
облако блеска, славы и власти, которое окружало его? — Несколькими десятками анекдотов в «Русской старине», из коих в одном главную роль играет севрюжина! Вон там был сожжен знаменитый фейерверк, вот тут с этой террасы глядела на празднество залитая в золото толпа царедворцев, а вдали неслыханные
массы голосов и инструментов гремели «Коль славен» под гром пушек! Где все это?
Точно небо с землею переслалось огнями; грянул трескучий удар, как от
массы брошенных с кровли железных полос, и из родника вверх целым фонтаном взвилось
облако брызг.
В комнату вплыло целое
облако холодного воздуха, и в этом воздухе заколебалась страшная черная
масса, пред которою за минуту вошедший человек казался какой-то фитюлькой.
Разорванные в нескольких местах порывами ветра, они точно обрушились, но остановленные посреди падения, мигом превратились в груды фантастических развалин, которые продолжали двигаться, меняя с каждою секундой свой цвет, величину и очертание: то падали они друг на дружку, смешивались, растягивались тяжелыми закругленными
массами и принимали вид исполинских темно-синих чудовищ, плавающих по разъяренному морю; то росли, вздымались, как горные хребты, и медленно потом расходились, открывая глубокие долины и пропасти, на дне которых проносились клочки других
облаков; то снова все это смешивалось в один неопределенный хаос, полный страшного движения…
Сизые камни смотрят из виноградников, в густых
облаках зелени прячутся белые дома, сверкают на солнце стекла окон, и уже заметны глазу яркие пятна; на самом берегу приютился среди скал маленький дом, фасад его обращен к морю и весь завешен тяжелою
массою ярко-лиловых цветов, а выше, с камней террасы, густыми ручьями льется красная герань.
Вот пение хора слилось в
массу звуков и стало похоже на
облако в час заката, когда оно, розовое, алое и пурпурное, горит в лучах солнца великолепием своих красок и тает в наслаждении своей красотой…
Горы казались ниже, по серому небу низко ползли
облака — не
облака, а какая-то туманная мгла, бесформенная свинцовая
масса.
Края
облаков горели пурпуром и золотом, остальная
масса синела той смутной синевой, в которой только угадываются, то развертываясь, то утопая, какие-то формы…
Бурмистров вздрагивал от холода. Часто повторяемый вопрос — что делать? — был близок ему и держал его в углу, как собаку на цепи. Эти зажиточные люди были не любимы им, он знал, что и они не любят его, но сегодня в его груди чувства плыли подобно
облакам, сливаясь в неясную свинцовую
массу. Порою в ней вспыхивал какой-то синий болотный огонек и тотчас угасал.
Действительно, туман совершенно рассеялся, воздух стал прозрачнее и несколько мягче. На севере из-за гребня холмов, покрытых черною
массой лесов, слабо мерцая, подымались какие-то белесоватые
облака, быстро пробегающие по небу. Казалось, кто-то тихо вздыхал среди глубокой холодной ночи, и клубы пара, вылетавшие из гигантской груди, бесшумно проносились по небу от края и до края и затем тихо угасали в глубокой синеве. Это играло слабое северное сияние.
Но что было всего страннее, —
облако ползло совсем низко над землей, вздрагивая, как будто теряя силы в своем полете и готовое упасть на слободу всей своей грузной
массой…
Погода раз была чудесная, Дрейяк пошел гулять утром; но только что он вышел на бульвар, как услышал за собой какой-то нестройный гул; он остановился и, сделав из руки зонтик от света, начал всматриваться; сначала он увидел
облако пыли, блеск пик, ружей, наконец вырезалась нестройная пестрая
масса людей.
Впереди дороги, на горизонте, собиралась туча: тёмно-сизые, лохматые
облака сползались в тяжёлую, почти чёрную
массу, и она двигалась навстречу мельнику, бросая от себя на землю густую тень.
С тех пор как о ней знали не они вдвоем, надо было постоянно ожидать катастрофы. Вокруг в роще царствовала могильная тишина, нарушаемая шорохом шагов ходившей тревожно по траве женщины. Под деревьями уже стали ложиться тени, а над прудом, где было еще светло, колебались
облака тумана. По ту сторону пруда лежал луг, скрывавший своей обманчивой зеленью топкое болото. Там туман клубился еще гуще, серовато-белая
масса его поднималась с земли и, волнуясь, расстилалась дальше. Оттуда несло сыростью.