Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас
больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было
меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
— Ах, напротив, я ничем не занята, — отвечала Варенька, но в ту же минуту должна была оставить своих новых знакомых, потому что две
маленькие русские девочки, дочери
больного, бежали к ней.
Маленькая горенка с
маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец,
больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
— Довольно верное замечание, — ответил тот, — в этом смысле действительно все мы, и весьма часто, почти как помешанные, с
маленькою только разницей, что «
больные» несколько больше нашего помешаны, потому тут необходимо различать черту. А гармонического человека, это правда, совсем почти нет; на десятки, а может, и на многие сотни тысяч по одному встречается, да и то в довольно слабых экземплярах…
— Он Лидочку больше всех нас любил, — продолжала она очень серьезно и не улыбаясь, уже совершенно как говорят большие, — потому любил, что она
маленькая, и оттого еще, что
больная, и ей всегда гостинцу носил, а нас он читать учил, а меня грамматике и закону божию, — прибавила она с достоинством, — а мамочка ничего не говорила, а только мы знали, что она это любит, и папочка знал, а мамочка меня хочет по-французски учить, потому что мне уже пора получить образование.
— О! Их нет, конечно. Детям не нужно видеть
больного и мертвого отца и никого мертвого, когда они
маленькие. Я давно увезла их к моей матери и брату. Он — агроном, и у него — жена, а дети — нет, и она любит мои до смешной зависти.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за
маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу.
Больной и девушка ели яблоки.
Самгин осторожно оглянулся. Сзади его стоял широкоплечий, высокий человек с большим, голым черепом и круглым лицом без бороды, без усов. Лицо масляно лоснилось и надуто, как у
больного водянкой,
маленькие глаза светились где-то посредине его, слишком близко к ноздрям широкого носа, а рот был большой и без губ, как будто прорезан ножом. Показывая белые, плотные зубы, он глухо трубил над головой Самгина...
Когда поезд подошел к одной из
маленьких станций, в купе вошли двое штатских и жандармский вахмистр, он посмотрел на пассажиров желтыми глазами и сиплым голосом
больного приказал...
Илюша же и говорить не мог. Он смотрел на Колю своими большими и как-то ужасно выкатившимися глазами, с раскрытым ртом и побледнев как полотно. И если бы только знал не подозревавший ничего Красоткин, как мучительно и убийственно могла влиять такая минута на здоровье
больного мальчика, то ни за что бы не решился выкинуть такую штуку, какую выкинул. Но в комнате понимал это, может быть, лишь один Алеша. Что же до штабс-капитана, то он весь как бы обратился в самого
маленького мальчика.
Все эти комнаты стояли совсем пустыми и необитаемыми, потому что
больной старик жался лишь в одной комнатке, в отдаленной
маленькой своей спаленке, где прислуживала ему старуха служанка, с волосами в платочке, да «
малый», пребывавший на залавке в передней.
Последние усилия собрал я и потащился дальше. Где был хоть
маленький подъем, я полз на коленях. Каждый корень, еловая шишка,
маленький камешек, прутик, попавший под
больную ногу, заставлял меня вскрикивать и ложиться на землю.
В деревнях и
маленьких городках у станционных смотрителей есть комната для проезжих. В больших городах все останавливаются в гостиницах, и у смотрителей нет ничего для проезжающих. Меня привели в почтовую канцелярию. Станционный смотритель показал мне свою комнату; в ней были дети и женщины,
больной старик не сходил с постели, — мне решительно не было угла переодеться. Я написал письмо к жандармскому генералу и просил его отвести комнату где-нибудь, для того чтоб обогреться и высушить платье.
Экипажей было
меньше, мрачные толпы народа стояли на перекрестках и толковали об отравителях; кареты, возившие
больных, шагом двигались, сопровождаемые полицейскими; люди сторонились от черных фур с трупами.
В это время я ясно припоминаю себя в комнате
больного. Я сидел на полу, около кресла, играл какой-то кистью и не уходил по целым часам. Не могу теперь отдать себе отчет, какая идея овладела в то время моим умом, помню только, что на вопрос одного из посетителей, заметивших меня около стула: «А ты,
малый, что тут делаешь?» — я ответил очень серьезно...
У него была
больная печень, и желчное страдание виднелось во взгляде его
маленьких глаз, которыми он внимательно окидывал подходивших.
Силы наши восстанавливались очень медленно. Обе старушки все время ходили за нами, как за
малыми детьми, и терпеливо переносили наши капризы. Так только мать может ходить за
больным ребенком. Женщины починили всю нашу одежду и дали новые унты, мужчины починили нарты и выгнули новые лыжи.
«Да и забыл тогда об этом поинтересоваться», но все-таки оказалось, что у него превосходная память, потому что он даже припомнил, как строга была к
маленькому воспитаннику старшая кузина, Марфа Никитишна, «так что я с ней даже побранился раз из-за вас за систему воспитания, потому что всё розги и розги
больному ребенку — ведь это… согласитесь сами…» и как, напротив, нежна была к бедному мальчику младшая кузина, Наталья Никитишна…
Они жили недалеко, в
маленьком домике;
маленькие дети, брат и сестра Ипполита, были по крайней мере тем рады даче, что спасались от
больного в сад; бедная же капитанша оставалась во всей его воле и вполне его жертвой; князь должен был их делить и мирить ежедневно, и
больной продолжал называть его своею «нянькой», в то же время как бы не смея и не презирать его за его роль примирителя.
У Нюрочки явилось страстное желание чем-нибудь облегчить положение
больного, помочь ему и просто утешить, вроде того как нянчатся с
маленькими детьми.
Это было поручено тетушке Татьяне Степановне, которая все-таки была подобрее других и не могла не чувствовать жалости к слезам
больной матери, впервые расстающейся с
маленькими детьми.
Я, конечно, и прежде знал, видел на каждом шагу, как любит меня мать; я наслышался и даже помнил, будто сквозь сон, как она ходила за мной, когда я был
маленький и такой
больной, что каждую минуту ждали моей смерти; я знал, что неусыпные заботы матери спасли мне жизнь, но воспоминание и рассказы не то, что настоящее, действительно сейчас происходящее дело.
Видно было, что ее мамашане раз говорила с своей
маленькой Нелли о своих прежних счастливых днях, сидя в своем угле, в подвале, обнимая и целуя свою девочку (все, что у ней осталось отрадного в жизни) и плача над ней, а в то же время и не подозревая, с какою силою отзовутся эти рассказы ее в болезненно впечатлительном и рано развившемся сердце
больного ребенка.
Больная девочка развеселялась как ребенок, кокетничала с стариком, подсмеивалась над ним, рассказывала ему свои сны и всегда что-нибудь выдумывала, заставляла рассказывать и его, и старик до того был рад, до того был доволен, смотря на свою «
маленькую дочку Нелли», что каждый день все более и более приходил от нее в восторг.
Теперь все прошло, уж все известно, а до сих пор я не знаю всей тайны этого
больного, измученного и оскорбленного
маленького сердца.
Но когда она пришла в
маленькую, чистую и светлую комнату больницы и увидала, что Егор, сидя на койке в белой груде подушек, хрипло хохочет, — это сразу успокоило ее. Она, улыбаясь, встала в дверях и слушала, как
больной говорит доктору...
Действие этой нарядной фаянсовой барышни на нашу
больную превзошло все мои ожидания. Маруся, которая увядала, как цветок осенью, казалось, вдруг опять ожила. Она так крепко меня обнимала, так звонко смеялась, разговаривая со своею новою знакомой…
Маленькая кукла сделала почти чудо: Маруся, давно уже не сходившая с постели, стала ходить, водя за собой свою белокурую дочку, и по временам даже бегала, по-прежнему шлепая по полу слабыми ногами.
Именно так было поступлено и со мной,
больным, почти умирающим. Вместо того, чтобы везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам не чаял доехать, повезли меня в Финляндию. Дача — на берегу озера, которое во время ветра невыносимо гудит, а в прочее время разливает окрест приятную сырость. Домик
маленький, но веселенький, мебель сносная, но о зеркале и в помине нет. Поэтому утром я наливаю в рукомойник воды и причесываюсь над ним. Простору довольно, и большой сад для прогулок.
Приехав неизвестно как и зачем в уездный городишко, сначала чуть было не умерла с голоду, потом попала в больницу, куда придя Петр Михайлыч и увидев
больную незнакомую даму, по обыкновению разговорился с ней; и так как в этот год овдовел, то взял ее к себе ходить за
маленькой Настенькой.
Больной между тем, схватив себя за голову, упал в изнеможении на постель. «Боже мой! Боже мой!» — произнес он, и вслед за тем ему сделалось так дурно, что ходивший за ним лакей испугался и послал за Полиной и князем. Те прискакали. Калинович стал настоятельно просить, чтоб завтра же была свадьба. Он, кажется, боялся за свою решимость. Полина тоже этому обрадовалась, и таким образом в
маленькой домовой церкви произошло их венчанье.
Михайлов остановился на минуту в нерешительности и, кажется, последовал бы совету Игнатьева, ежели бы не вспомнилась ему сцена, которую он на-днях видел на перевязочном пункте: офицер с
маленькой царапиной на руке пришел перевязываться, и доктора улыбались, глядя на него и даже один — с бакенбардами — сказал ему, что он никак не умрет от этой раны, и что вилкой можно
больней уколоться.
Больной с высокомерною улыбкой указал на свой
маленький сак; в нем Софья Матвеевна отыскала его указ об отставке или что-то в этом роде, по которому он всю жизнь проживал.
По воскресеньям молодежь ходила на кулачные бои к лесным дворам за Петропавловским кладбищем, куда собирались драться против рабочих ассенизационного обоза и мужиков из окрестных деревень. Обоз ставил против города знаменитого бойца — мордвина, великана, с
маленькой головой и
больными глазами, всегда в слезах. Вытирая слезы грязным рукавом короткого кафтана, он стоял впереди своих, широко расставя ноги, и добродушно вызывал...
Скоро явился Евгений Иванович Суровцев, гимназический врач, человек
маленький, черный, юркий, любитель разговоров о политике и о новостях. Знаний больших у него не было, но он внимательно относился к
больным, лекарствам предпочитал диэту и гигиену и потому лечил успешно.
Воздух, кумыс, сначала в
малом количестве, ежедневные прогулки в карете вместе с Алексеем Степанычем в чудные леса, окружавшие деревню, куда возил их Ефрем, сделавшийся любимцем Софьи Николавны и исправлявший на это время должность кучера, — леса, где лежала
больная целые часы в прохладной тени на кожаном тюфяке и подушках, вдыхая в себя ароматный воздух, слушая иногда чтение какой-нибудь забавной книги и нередко засыпая укрепляющим сном; всё вместе благотворно подействовало на здоровье Софьи Николавны и через две, три недели она встала и могла уже прохаживаться сама.
Елизавете Ивановне приходилось одновременно ухаживать за
больной девочкой, кормить грудью
маленького и ходить почти на другой конец города в дом, где она поденно стирала белье.
Только совсем старые,
малые и
больные остаются дома.
Возле кровати
больной горел ночник, сделанный в блюдечке, который бросал довольно яркий круг света на потолок, беспрестанно изменявший величину, колебавшийся и вторивший всем движениям
маленького пламени, сожигавшего
маленькую светильню.
Теперь уже тянулись по большей части
маленькие лачужки и полуобвалившиеся плетни, принадлежавшие бедным обывателям. Густой, непроницаемый мрак потоплял эту часть Комарева. Кровли, плетни и здания сливались в какие-то черные массы, мало чем отличавшиеся от темного неба и еще более темной улицы. Тут уже не встречалось ни одного освещенного окна. Здесь жили одни старики, старухи и
больные. Остальные все, от мала до велика, работали на фабриках.
Глаза у него, как теперь разглядел Егорушка, были
маленькие, тусклые, лицо серое,
больное и тоже как будто тусклое, а подбородок был красен и представлялся сильно опухшим.
— Как теперь вижу родителя: он сидит на дне барки, раскинув
больные руки, вцепившись в борта пальцами, шляпу смыло с него, волны кидаются на голову и на плечи ему то справа, то слева, бьют сзади и спереди, он встряхивает головою, фыркает и время от времени кричит мне. Мокрый он стал
маленьким, а глаза у него огромные от страха, а может быть, от боли. Я думаю — от боли.
— С ружьём-то? — горячо воскликнул Илья. — Да я, когда большой вырасту, я зверей не побоюся!.. Я их руками душить стану!.. Я и теперь уж никого не боюсь! Здесь — житьё тугое! Я хоть и
маленький, а вижу! Здесь
больнее дерутся, чем в деревне! Кузнец как треснет по башке, так там аж гудит весь день после того!..
Фома вздрогнул при звуках мрачного воя, а
маленький фельетонист истерически взвизгнул, прямо грудью бросился на землю и зарыдал так жалобно и тихо, как плачут
больные дети…
Евсей сунул голову под подушку, но через минуту, задыхаясь, вскочил — перед ним мелькнули сухие, тёмные ноги хозяина, засветились его
маленькие, красные,
больные глазки.
Из мокрой слизистой норы выползла противная, бородавчатая, цвета мрака, жаба… Заныряла в воздухе летучая мышь, заухал на весь лес филин, только что сожравший
маленькую птичку, дремавшую около гнезда в ожидании рассвета; филину вторит сова, рыдающая
больным ребенком. Тихо и жалобно завыл голодный волк, ему откликнулись его товарищи, и начался дикий лесной концерт — ария полуночников.
— Пожалуйте, сударь, вот тут порожек
маленький, не оступитесь!.. — рассыпалась она перед Бегушевым, вводя его в комнату
больной жилицы, где он увидел… чему сначала глазам своим не поверил… увидел, что на худой кроватишке, под дырявым, изношенным бурнусом, лежала Елизавета Николаевна Мерова; худа она была, как скелет, на лице ее виднелось тупое отчаяние!
Открыто окно в
маленький заведенский садик, где гуляют
больные, и пахнет из окна тополем и распускающейся березкой — так и нужно, чтобы было открыто и чтобы пахло.
Он стоял, упираясь пальцами левой руки в стену и смотря прямо перед собой, изредка взглядывая на женщину совершенно
больными глазами. Правую руку он держал приподнято, поводя ею в такт слов. Дигэ,
меньше его ростом, слушала, слегка отвернув наклоненную голову с печальным выражением лица, и была очень хороша теперь, — лучше, чем я видел ее в первый раз; было в ее чертах человеческое и простое, но как бы обязательное, из вежливости или расчета.
Важно, сытым гусем, шёл жандармский офицер Нестеренко, человек с китайскими усами, а его
больная жена шла под руку с братом своим, Житейкиным, сыном умершего городского старосты и хозяином кожевенного завода; про Житейкина говорили, что хотя он распутничает с монахинями, но прочитал семьсот книг и замечательно умел барабанить по
маленькому барабану, даже тайно учит солдат этому искусству.
На другой день к вечеру, рысцой, прибежал Алексей, заботливо, как доктор —
больного или кучер — лошадь, осмотрел брата, сказал, расчёсывая усы какой-то
маленькой щёточкой...