Неточные совпадения
Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб был не тучен и не скареден, рост имел не огромный, но и не слишком
малый, сохранял пропорциональность во всех частях тела и лицом обладал чистым, не обезображенным ни бородавками, ни (от чего боже сохрани!) злокачественными сыпями.
Глаза у него должны быть
серые, способные по обстоятельствам выражать и милосердие и суровость. Нос надлежащий. Сверх того, он должен иметь мундир.
Отослав телеграмму, она пошла одеваться. Уже одетая и в шляпе, она опять взглянула в таза потолстевшей, спокойной Аннушки. Явное сострадание было видно в этих
маленьких добрых
серых глазах.
Явилась хозяйка,
маленькая, ловкая, рыжеволосая, в зеленом переднике, с кукольным румяным личиком и наивными
глазами серого цвета.
Усталые
глаза его видели во тьме комнаты толпу призрачных,
серых теней и среди них
маленькую девушку с лицом птицы и гладко причесанной головой без ушей, скрытых под волосами.
Лишь на минуту он вспомнил царя, оловянно
серую фигурку
маленького человечка, с голубыми
глазами и безразлично ласковой улыбкой.
Женщина ярко накрасила губы, подрисовала
глаза, ее нос от этого кажется бескровным,
серым и не по лицу уродливо
маленьким.
Это был
маленький человечек, неопределенного возраста, лысоватый, жиденькие
серые волосы зачесаны с висков на макушку, на тяжелом, красноватом носу дымчатое пенсне, за стеклами его мутноватые, печальные
глаза, личико густо расписано красными жилками, украшено острой французской бородкой и усами, воинственно закрученными в стрелку.
Работало человек двадцать пыльных людей, но из них особенно выделялись двое: кудрявый, толстогубый парень с круглыми
глазами на мохнатом лице,
сером от пыли, и
маленький старичок в синей рубахе, в длинном переднике.
Он — среднего роста, но так широкоплеч, что казался низеньким. Под изорванным пиджаком неопределенного цвета на нем — грязная, холщовая рубаха, на ногах —
серые, клетчатые брюки с заплатами и растоптанные резиновые галоши. Широкое, скуластое лицо,
маленькие, острые
глаза и растрепанная борода придавали ему сходство с портретами Льва Толстого.
Один только старый дом стоял в глубине двора, как бельмо в
глазу, мрачный, почти всегда в тени,
серый, полинявший, местами с забитыми окнами, с поросшим травой крыльцом, с тяжелыми дверьми, замкнутыми тяжелыми же задвижками, но прочно и массивно выстроенный. Зато на
маленький домик с утра до вечера жарко лились лучи солнца, деревья отступили от него, чтоб дать ему простора и воздуха. Только цветник, как гирлянда, обвивал его со стороны сада, и махровые розы, далии и другие цветы так и просились в окна.
Мы не верили
глазам, глядя на тесную кучу
серых, невзрачных, одноэтажных домов. Налево, где я предполагал продолжение города, ничего не было: пустой берег,
маленькие деревушки да отдельные, вероятно рыбачьи, хижины. По мысам, которыми замыкается пролив, все те же дрянные батареи да какие-то низенькие и длинные здания, вроде казарм. К берегам жмутся неуклюжие большие лодки. И все завешено: и домы, и лодки, и улицы, а народ, которому бы очень не мешало завеситься, ходит уж чересчур нараспашку.
Закрыв
глаза, я вижу, как из жерла каменки, с ее
серых булыжников густым потоком льются мохнатые пестрые твари, наполняют
маленькую баню, дуют на свечу, высовывают озорниковато розовые языки. Это тоже смешно, но и жутко. Бабушка, качая головою, молчит минуту и вдруг снова точно вспыхнет вся.
Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с
серыми,
маленькими, но огненными
глазами.
С Никитичем действительно торопливо семенила ножками
маленькая девочка с большими
серыми глазами и серьезным не по летам личиком. Когда она уставала, Никитич вскидывал ее на одну руку и шел с своею живою ношей как ни в чем не бывало. Эта Оленка очень заинтересовала Нюрочку, и девочка долго оглядывалась назад, пока Никитич не остался за поворотом дороги.
Женька ждала его в
маленьком скверике, приютившемся между церковью и набережной и состоявшем из десятка жалких тополей. На ней было
серое цельное выходное платье, простая круглая соломенная шляпа с черной ленточкой. «А все-таки, хоть и скромно оделась, — подумал Платонов, глядя на нее издали своими привычно прищуренными
глазами, — а все-таки каждый мужчина пройдет мимо, посмотрит и непременно три-четыре раза оглянется: сразу почувствует особенный тон».
Дверь была заперта. Пришлось идти за сторожем. Тамара с трудом разыскала плешивого, древнего старика, заросшего, точно болотным мхом, сваляной
серой щетиной, с
маленькими слезящимися
глазами и огромным, в виде лепешки, бугорчатым красно-сизым носом.
Правильный овал лица несколько смуглого, превосходные зубы,
маленькие и довольно тонкие губы, красиво обрисованные, прямой, несколько продолговатый нос, высокий лоб, на котором еще не видно было ни малейшей морщинки,
серые, довольно большие
глаза — все это составляло почти красавца, а между тем лицо его не производило приятного впечатления.
Остаток дня прошел в пестром тумане воспоминаний, в тяжелой усталости, туго обнявшей тело и душу.
Серым пятном прыгал
маленький офицерик, светилось бронзовое лицо Павла, улыбались
глаза Андрея.
Голос у нее был глуховатый, говорила она медленно, но двигалась сильно и быстро. Большие
серые глаза улыбались молодо и ясно, а на висках уже сияли тонкие лучистые морщинки, и над
маленькими раковинами ушей серебристо блестели седые волосы.
Выразительного ничего не было — самые обыкновенные, грубые и дурные черты;
глаза маленькие,
серые, особенно в то время, когда я смотрелся в зеркало, были скорее глупые, чем умные.
Дрожащей рукой она зажигала свечу. Ее круглое носатое лицо напряженно надувалось,
серые глаза, тревожно мигая, присматривались к вещам, измененным сумраком. Кухня — большая, но загромождена шкафами, сундуками; ночью она кажется
маленькой. В ней тихонько живут лунные лучи, дрожит огонек неугасимой лампады пред образами, на стене сверкают ножи, как ледяные сосульки, на полках — черные сковородки, чьи-то безглазые рожи.
Рядом с нашей лавкой помещалась другая, в ней торговал тоже иконами и книгами чернобородый купец, родственник староверческого начетчика, известного за Волгой, в керженских краях; при купце — сухонький и бойкий сын, моего возраста, с
маленьким серым личиком старика, с беспокойными
глазами мышонка.
Глаза у него, как теперь разглядел Егорушка, были
маленькие, тусклые, лицо
серое, больное и тоже как будто тусклое, а подбородок был красен и представлялся сильно опухшим.
На тротуаре в тени большого дома сидят, готовясь обедать, четверо мостовщиков —
серые, сухие и крепкие камни. Седой старик, покрытый пылью, точно пеплом осыпан, прищурив хищный, зоркий
глаз, режет ножом длинный хлеб, следя, чтобы каждый кусок был не
меньше другого. На голове у него красный вязаный колпак с кистью, она падает ему на лицо, старик встряхивает большой, апостольской головою, и его длинный нос попугая сопит, раздуваются ноздри.
Шутя и смеясь, они быстро накрыли стол для кофе и убежали, а на смену, гуськом, один за другим из кают медленно вылезли пассажиры: толстяк, с
маленькой головой и оплывшим лицом, краснощекий, но грустный и устало распустивший пухлые малиновые губы; человек в
серых бакенбардах, высокий, весь какой-то выглаженный, с незаметными
глазами и
маленьким носом-пуговкой на желтом плоском лице; за ними, споткнувшись о медь порога, выпрыгнул рыжий круглый мужчина с брюшком, воинственно закрученными усами, в костюме альпиниста и в шляпе с зеленым пером.
Вот он висит на краю розовато-серой скалы, спустив бронзовые ноги; черные, большие, как сливы,
глаза его утонули в прозрачной зеленоватой воде; сквозь ее жидкое стекло они видят удивительный мир, лучший, чем все сказки: видят золотисто-рыжие водоросли на дне морском, среди камней, покрытых коврами; из леса водорослей выплывают разноцветные «виолы» — живые цветы моря, — точно пьяный, выходит «перкия», с тупыми
глазами, разрисованным носом и голубым пятном на животе, мелькает золотая «сарпа», полосатые дерзкие «каньи»; снуют, как веселые черти, черные «гваррачины»; как серебряные блюда, блестят «спаральони», «окьяты» и другие красавицы-рыбы — им нет числа! — все они хитрые и, прежде чем схватить червяка на крючке глубоко в круглый рот, ловко ощипывают его
маленькими зубами, — умные рыбы!..
Раиса медленно отодвинулась в сторону, Евсей видел
маленькое, сухое тело хозяина, его живот вздувался и опадал, ноги дёргались, на
сером лице судорожно кривились губы, он открывал и закрывал их, жадно хватая воздух, и облизывал тонким языком, обнажая чёрную яму рта. Лоб и щёки, влажные от пота, блестели,
маленькие глаза теперь казались большими, глубокими и неотрывно следили за Раисой.
Старик сидел на стуле, упираясь ладонями в колени. Он снял с головы шапочку и вытирал лысину платком. Очки его съехали на конец носа, он смотрел в лицо Евсея через них. Теперь у него две пары
глаз; настоящие —
маленькие, неподвижные, тёмно-серого цвета, с красными веками.
В уборной перед зеркалом он внимательно рассматривал своё
серое лицо, угловатое, с острым
маленьким носом и тонкими губами, искал на верхней губе признака усов, смотрел в свои водянистые, неуверенные
глаза.
Человек назвал хозяев и дядю Петра людями и этим как бы отделил себя от них. Сел он не близко к столу, потом ещё отодвинулся в сторону от кузнеца и оглянулся вокруг, медленно двигая тонкой, сухой шеей. На голове у него, немного выше лба, над правым
глазом, была большая шишка,
маленькое острое ухо плотно прильнуло к черепу, точно желая спрятаться в короткой бахроме седых волос. Он был
серый, какой-то пыльный. Евсей незаметно старался рассмотреть под очками
глаза, но не мог, и это тревожило его.
Это был двадцатилетний
малый, высокого роста, без малейшего признака усов и бороды на скуластом, широком лице.
Серые маленькие глаза его бегали из стороны в сторону, как у «вора на ярмарке».
Луговский выпил и сел к крайней чашке, около которой уже сидело десять человек. Один, здоровенный молодой
малый, с блестящими
серыми глазами, с бледным, утомленным, безусым лицом, крошил говядину и клал во щи из
серой капусты. Начали есть. Луговский, давно не пробовавший горячей пищи, жадно набросился на
серые щи.
За полчаса до обеда Михайло Борисович сидел в своей гостиной с толстым, короткошейным генералом, который своими отвисшими брылями [Брыли — отвисшие губы или щеки.] и приплюснутым носом напоминал отчасти бульдога, но только не с глупыми, большими, кровавыми
глазами, а с
маленькими,
серыми, ушедшими внутрь под брови и блистающими необыкновенно умным, проницающим человеческим блеском.
Она была
маленького роста и казалась очень молодой, но
серые глаза, представлявшиеся порой то темно-голубыми, то даже черными, глядели из-под очень широких полей шляпы так твердо и спокойно, что фигура не казалась незначительной.
Малый он был не глупый, с характером, из себя плечистый, плотный, лицо четырехугольное, весь в веснушках, волосы рыжие,
глаза серые, небольшие, губы широкие, нос короткий, пальцы тоже короткие — крепыш, что называется, — и сила не по летам!
Посидев несколько минут молча, Илья пошёл домой. Там, в саду, пили чай под жаркой тенью деревьев,
серых от пыли. За большим столом сидели гости: тихий поп Глеб, механик Коптев, чёрный и курчавый, как цыган, чисто вымытый конторщик Никонов, лицо у него до того смытое, что трудно понять, какое оно. Был
маленький усатый нос, была шишка на лбу, между носом и шишкой расползалась улыбка, закрывая узкие щёлки
глаз дрожащими складками кожи.
Осторожно подошел
маленький, сухощавый человек, в рваной поддевке с чужого плеча;
серое лицо его искажала судорога, раздергивая темные губы в болезненную улыбку; острый левый
глаз непрерывно мигал, над ним вздрагивала седая бровь, разорванная шрамами.
Пестрые английские раскрашенные тетрадки и книжки, кроватки с куклами, картинки, комоды,
маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки на катушках обозначали владения девочек; столы с оловянными солдатами, картонная тройка
серых коней, с
глазами страшно выпученными, увешанная бубенчиками и запряженная в коляску, большой белый козел, казак верхом, барабан и медная труба, звуки которой приводили всегда в отчаяние англичанку мисс Бликс, — обозначали владения мужского пола.
Гляжу на своего начальника: широкоплеч, неуклюж, лоб и щёки в бородавках и угрях, из них кустики
серых волос растут, и всё лицо как бы овечьей шерстью закидано. Был бы он смешноват — но лоб его огромный глубокими морщинами покрыт, губы сурово сжаты,
маленькие глаза угрюмы.
Нос его был прямой, одинаковой толщины во всей своей длине, а нижняя оконечность как бы отрублена,
глаза,
серые и
маленькие, имели дерзкое выражение, брови были густы, лоб узок и высок, волосы черны и острижены под гребенку, из-за-галстуха его выглядывала борода à la St.
…Играл ветер-поземок, вздымая сухой
серый снег, по двору метались клочья сена, ленты мочала, среди двора стоял круглый, пухлый человек в длинной — до пят — холщовой татарской рубахе и в глубоких резиновых галошах на босую ногу. Сложив руки на вздутом животе, он быстро вертел короткие большие пальцы, — один вокруг другого, — щупал меня
маленькими разноцветными
глазами, — правый — зеленый, а левый —
серый, — и высоким голосом говорил...
На всех точках площади между горой и морем сновали
маленькие серые люди, насыщая воздух своим криком, пылью, терпким запахом человека. Среди них расхаживали распорядители в белых кителях с металлическими пуговицами, сверкавшими на солнце, как чьи-то желтые холодные
глаза.
Он катался по земле, стараясь плотнее закутаться в
серый балахон, сшитый из одних дыр, и очень образно ругался, видя, что все его усилия тщетны, ругался и все-таки продолжал кутаться. У него были
маленькие черные
глаза, постоянно прищуренные, точно он всегда что-то пристально рассматривал.
Перед
глазами ротмистра стоял этот купец —
маленький, сухонький, в длиннополом одеянии, похожем одновременно на сюртук и на поддевку, в бархатном картузе и высоких, ярко начищенных сапогах. Костлявое, скуластное лицо, с седой клинообразной бородкой, с высоким изрезанным морщинами лбом, и из-под него сверкали узкие
серые глазки, прищуренные, всегда что-то высматривающие. Острый хрящеватый нос,
маленький рот с тонкими губами. В общем, у купца вид благочестиво хищный и почтенно злой.
Физиономия незнакомца, как и вся фигура, была какая-то серенькая, тоже как будто слегка подержанная или лежалая, а теперь приглаженная и почищенная для случая. В улыбке, в
серых глазах, в тоне голоса заметна была претензия на некоторую культурность.
Маленький человечек как будто хотел показать, что он видал лучшие дни, знает «обращение» и при других обстоятельствах стоял бы с нами на равной ноге. Но вместе с тем он как-то сжимался и робел, как будто его слишком часто осаживали, и он боялся того же от нас.
В это мгновение вошла в комнату девочка лет восьми, причесанная по-китайски, с очень острым и живым личиком, с большими темно-серыми
глазами. Увидев меня, она тотчас отставила свою
маленькую ножку, проворно присела и подошла к Софье Николаевне.
— Есть и рубаха, высохла, я её на печи посушила, — говорит дочь, бросая ему
серый комок тряпья, и озабоченно ставит на стол
маленький жестяной самовар, кружки, кладёт хлеб, быстрая и бесшумная. Я снимаю сапоги, полные грязи и воды, смотрю на мужика — крепкий, лицо круглое, густо обросло рыжеватыми волосами,
глаза голубые, серьёзные и добрые, а голову всё время держит набок.
Освещённое луною лицо юноши горит яркой краской, строгие
серые глаза неотступно требуют ответов и сверкают изумрудными искрами. Нам — мне и Егору — радостно видеть его таким, мы взволнованы, зажжены его огнём, внимательно слушаем строгую речь, а старик громко, усиленно дышит, сморкается, и на его
маленьких глазах блестят слёзы.
Нил Митрич Милов — зовётся в деревне Мил Милычем за свой тихий нрав. Мужичок
маленький, задумчивый, даже и в красной рубахе он
серый, как зола, ходит сторонкой, держится вдали от людей, и линючие его
глаза смотрят грустно, устало. И жена у него такая же, как он, — молчаливая, скромная; две дочери у них, семи и девяти лет. Перед пасхой у Милова за недоимки корову свели со двора.
Улегшись, Толпенников долго не засыпал и думал о генеральше фон-Брезе, которая представлялась ему седой величественной дамой, об акцизном устава и
серых далеких
глазах. Между
глазами и уставом была какая-то связь и становилась все крепче и загадочнее, и, стараясь понять ее, Толпенников уснул,
маленький, худенький и наивно-счастливый.