Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются
маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Неточные совпадения
Скопческое, сухое лицо его стало как будто таким
маленьким, височки были всклочены, вместо хохолка торчала вверх одна только тоненькая прядка
волосиков.
Отставной поручик Виктор Хлопаков,
маленький, смугленький и худенький человек лет тридцати, с черными
волосиками, карими глазами и тупым вздернутым носом, прилежно посещает выборы и ярмарки.
Жиденькие, мягкие, седые, слегка вившиеся
волосики оставались только на висках и на затылке;
маленькая козлиная бородка и усы тоже были подернуты сединой.
Маленькая головка о. Крискента, украшенная редкими
волосиками с проседью и таковой же бородкой, глядела кругом проницательными темными глазками, которые постоянно улыбались, — особенно когда из гортани о.
Большой дом генерала Маковецкого стоит в самом центре обширной усадьбы «Восходного»… А рядом, между сараями и конюшнями, другой домик… Это кучерская. Там родилась малютка Наташа с черными глазами, с пушистыми черными
волосиками на круглой головенке, точная
маленькая копия с ее красавца-отца. Отец Наташи, Андрей, служил уже девять лет в кучерах у генерала Маковецкого… Женился на горничной генеральши и схоронил ее через два месяца после рождения Девочки.
Маленькая лампочка с зеленым колпаком, которую она держит в руках, красит в зелень ее заспанное весноватое лицо, жилистую шею и жидкие рыжеватые
волосики, выбивающиеся из-под чепца.
Высокий, сутулый, с длинными руками гориллы и
маленькой головой, на подбородке отдельные жесткие черные
волосики.
И как я мог поверить, и как я мог ждать! Это мою Лидочку, мою деточку оставить лежать в жару, стонать, страдать, умирать доверчиво — и самому ждать! Подлость, безумие. Смотрю в ее черные доверчивые глазки, целую осторожно ее пересмякшие от жара губки, поправляю ей
волосики разметавшиеся, раз даже с одеколоном вытер ей мокрым полотенцем личико — и будто все сделал, что надо, даже успокоение чувствовал. А как она страдала, как ей было больно. Ей,
маленькой, и такую боль!