Неточные совпадения
— Еще этот, подле
ветки, — указала она
маленькой Маше
маленькую сыроежку, перерезанную поперек своей упругой розовой шляпки сухою травинкой, из-под которой она выдиралась. Она встала, когда Маша, разломив на две белые половинки, подняла сыроежку. — Это мне детство напоминает, — прибавила она, отходя от детей рядом с Сергеем Ивановичем.
Блаженно улыбаясь, к лавровому дереву подошел
маленький, тощий офицер и начал отламывать
ветку лавра. Весь он был новенький, на нем блестели ремни, пряжки. Сияли большие глаза. Смуглое, остроносое лицо с
маленькой черной бородкой ‹заставило Самгина подумать...
В саду шумел ветер, листья шаркали по стеклам, о ставни дробно стучали
ветки, и был слышен еще какой-то непонятный, вздыхающий звук, как будто
маленькая собака подвывала сквозь сон. Этот звук, вливаясь в шепот Лидии, придавал ее словам тон горестный.
Отойдя от бивака километра четыре, я нашел
маленькую тропинку и пошел по ней к лесу. Скоро я заметил, что
ветки деревьев стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил ее и пошел целиной. Здесь я долго бродил по оврагам, но ничего не нашел.
Из пернатых в этот день мы видели сокола-сапсана. Он сидел на сухом дереве на берегу реки и, казалось, дремал, но вдруг завидел какую-то птицу и погнался за нею. В другом месте две вороны преследовали сорокопута. Последний прятался от них в кусты, но вороны облетели куст с другой стороны, прыгали с
ветки на
ветку и старались всячески поймать
маленького разбойника.
Тут же было несколько овсянок:
маленькие рыженькие птички были сильно встревожены криками сорокопута и карканьем ворон и поминутно то садились на
ветки деревьев, то опускались на землю.
Везде по берегам рек и озер, по песчаным пригоркам и косогорам предпочтительно перед другими лесными ягодами растет в изобилии ежевика (в некоторых губерниях ее называют куманикой), цепляясь за все своими гибкими, ползучими, слегка колючими
ветками; с весны зелень ее убрана
маленькими белыми цветочками, а осенью черно-голубыми или сизыми ягодами превосходного вкуса, похожими наружным образованьем и величиною на крупную малину.
Подвигаясь вперед, спугиваешь воробьев, которые всегда живут в этой глуши, слышишь их торопливое чириканье и удары о
ветки их
маленьких быстрых крыльев, слышишь жужжание на одном месте жировой пчелы и где-нибудь по дорожке шаги садовника, дурачка Акима, и его вечное мурлыканье себе под нос.
А тревожных звуков было много в чуткой весенней ночи: в траве шуршало что-то невидимое,
маленькое и подбиралось к самому лоснящемуся носу собаки; хрустела прошлогодняя
ветка под заснувшей птицей, и на близком шоссе грохотала телега и скрипели нагруженные возы.
Под липой было прохладно и спокойно; залетавшие в круг ее тени мухи и пчелы, казалось, жужжали тише; чистая мелкая трава изумрудного цвета, без золотых отливов, не колыхалась; высокие стебельки стояли неподвижно, как очарованные; как мертвые, висели
маленькие гроздья желтых цветов на нижних
ветках липы.
В одном буром усе у него торчала соломина, другая соломина запуталась в щетине левой бритой щеки, а за ухо он заткнул себе
маленькую, только что сорванную
ветку липы.
Она привыкла к тому, что эти мысли приходили к ней, когда она с большой аллеи сворачивала влево на узкую тропинку; тут в густой тени слив и вишен сухие
ветки царапали ей плечи и шею, паутина садилась на лицо, а в мыслях вырастал образ
маленького человечка неопределенного пола, с неясными чертами, и начинало казаться, что не паутина ласково щекочет лицо и шею, а этот человечек; когда же в конце тропинки показывался жидкий плетень, а за ним пузатые ульи с черепяными крышками, когда в неподвижном, застоявшемся воздухе начинало пахнуть и сеном и медом и слышалось кроткое жужжанье пчел,
маленький человечек совсем овладевал Ольгой Михайловной.
И мне показалось, что я понял тихую драму этого уголка. Таким же стремлением изломанной женской души держится весь этот
маленький мирок: оно веет над этой полумалорусской избушкой, над этими прозябающими грядками, над молоденькой березкой, тихо перебирающей
ветками над самой крышей (березы здесь редки — и ее, вероятно, пересадила сюда Маруся). Оно двигает вечного работника Тимоху и сдерживает буйную удаль Степана.
Порой тихо проносился ветер,
ветки берёз колыхались, колыхались и
маленькие ели, — весь овраг наполнялся трепетным, боязливым шёпотом, казалось, кто-то, нежно любимый и оберегаемый деревьями, заснул в овраге под их сенью и они чуть-чуть перешёптываются, боясь разбудить его.
Он указал мне на несколько
маленьких березок, едва белевших шагах в пяти от нас, а сам пошел в другую сторону и тотчас же бесшумно пропал в темноте. Я с трудом отыскал свою будку. Она состояла из двух тонких березок, связанных верхушками и густо закрытых с боков сосновыми
ветками. Раздвинув
ветки, я влез в будку на четвереньках, уселся поудобнее, прислонил ружье к стволу и стал оглядываться.
Маленький захолустный городишко уже спал. Не было прохожих на улице. Где-то недалеко за забором лаяла лениво, от нечего делать, собака. Сгущались прозрачные, зеленые, апрельские сумерки; небо на западе было нежно-зеленое, и в голых
ветках деревьев уже чувствовался могучий темно-зеленый весенний тон.
— Елочка, елка,
Нарядная елка!
Где подрастала?
Где поднималась?
Ты
малым деткам
Дана на утеху.
Ветки твои пышны,
Свечечки ярки.
Радость несешь ты
Светлую детям!
Ты расскажи нам,
Пышная елка!
В дальних лесочках,
В хвойных зеленых.
Ты вырастала,
Ты хорошела
Деткам на радость,
Нам на утеху.
С утра дул неприятный холодный ветер с реки, и хлопья мокрого снега тяжело падали с неба и таяли сразу, едва достигнув земли. Холодный, сырой, неприветливый ноябрь, как злой волшебник, завладел природой… Деревья в приютском саду оголились снова. И снова с протяжным жалобным карканьем носились голодные вороны, разыскивая себе коры…
Маленькие нахохлившиеся воробышки, зябко прижавшись один к другому, качались на сухой
ветке шиповника, давно лишенного своих летних одежд.
Я остаюсь с
маленьким принцем и Матрешей и думаю о том, как сегодня пойдет для меня и Вити водевиль «Под душистою
веткой сирени», где мы будем изображать гимназиста и гимназистку. Будем играть без суфлерской будки, или с «похороненной суфлерской будкой», как это принято говорить на театральном языке.
Выходя из дому и приходя домой, не видит он более Анастасии; только иногда, возвращаясь к себе, находит он на крыльце брошенную сверху
ветку, перо попугая, которое было подарено Софьей Фоминишной
маленькому любимцу великого князя и перешло от Андрея к дочери боярина. Раз нашел он даже ленту из косы. Он понимает, откуда дары, он понимает эту немую беседу и, счастливый, дорожит ею выше всех милостей Ивана Васильевича.
В белой
маленькой ручке она держала
ветку жасмина, изредка с наслаждением вдыхая его нежный аромат.