Неточные совпадения
Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий
предмет, — только небо над головою, да
легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны.
Марина была не то что хороша собой, а было в ней что-то втягивающее, раздражающее, нельзя назвать, что именно, что привлекало к ней многочисленных поклонников: не то скользящий быстро по
предметам, ни на чем не останавливающийся взгляд этих изжелта-серых лукавых и бесстыжих глаз, не то какая-то нервная дрожь плеч и бедр и подвижность, игра во всей фигуре, в щеках и в губах, в руках;
легкий, будто летучий, шаг, широкая ли, внезапно все лицо и ряд белых зубов освещавшая улыбка, как будто к нему вдруг поднесут в темноте фонарь, так же внезапно пропадающая и уступающая место слезам, даже когда нужно, воплям — бог знает что!
При этом случае разговор незаметно перешел к женщинам. Японцы впали было в
легкий цинизм. Они, как все азиатские народы, преданы чувственности, не скрывают и не преследуют этой слабости. Если хотите узнать об этом что-нибудь подробнее, прочтите Кемпфера или Тунберга. Последний посвятил этому целую главу в своем путешествии. Я не был внутри Японии и не жил с японцами и потому мог только кое-что уловить из их разговоров об этом
предмете.
Просыпаясь, она нежится в своей теплой постельке, ей лень вставать, она и думает и не думает, и полудремлет и не дремлет; думает, — это, значит, думает о чем-нибудь таком, что относится именно к этому дню, к этим дням, что-нибудь по хозяйству, по мастерской, по знакомствам, по планам, как расположить этот день, это, конечно, не дремота; но, кроме того, есть еще два
предмета, года через три после свадьбы явился и третий, который тут в руках у ней, Митя: он «Митя», конечно, в честь друга Дмитрия; а два другие
предмета, один — сладкая мысль о занятии, которое дает ей полную самостоятельность в жизни, другая мысль — Саша; этой мысли даже и нельзя назвать особою мыслью, она прибавляется ко всему, о чем думается, потому что он участвует во всей ее жизни; а когда эта мысль, эта не особая мысль, а всегдашняя мысль, остается одна в ее думе, — она очень, очень много времени бывает одна в ее думе, — тогда как это назвать? дума ли это или дремота, спится ли ей или Не спится? глаза полузакрыты, на щеках
легкий румянец будто румянец сна… да, это дремота.
В статье «Об эпиграмме и надписи у древних» (из Ла Гарпа) читаем: «В новейшие времена эпиграмма, в обыкновенном смысле, означает такой род стихотворения, который особенно сходен с сатирою по насмешке или по критике; даже в простом разговоре колкая шутка называется эпиграммою; но в особенности сим словом означается острая мысль или натуральная простота, которая часто составляет
предмет легкого стихотворения.
Люди, которые любят так, любят всегда на всю жизнь, потому что чем больше они любят, тем больше узнают любимый
предмет и тем
легче им любить, то есть удовлетворять его желания.
Все
предметы были освещены ярко, комната повеселела,
легкий весенний ветерок шевелил листы моей «Алгебры» и волоса на голове Николая. Я подошел к окну, сел на него, перегнулся в палисадник и задумался.
Он был необычайно умен, в особенности понятлив: ему
легче было сразу обнять целый многосложный
предмет, предвидеть все его частности и выводы, чем посредством сознания обсудить законы, по которым производились эти выводы.
И, по обыкновению, суетливая его мысль, не любившая задерживаться на
предмете, представляющем какие-нибудь практические затруднения, сейчас же перекидывалась в сторону, к
предмету более
легкому, по поводу которого можно было празднословить бессрочно и беспрепятственно.
Ночь, тихая, прохладная, темная, обступила со всех сторон и заставляла замедлять шаги. Свежие веяния доносились с недалеких полей. В траве у заборов подымались
легкие шорохи и шумы, и вокруг все казалось подозрительным и странным, — может быть, кто-нибудь крался сзади и следил. Все
предметы за тьмою странно и неожиданно таились, словно, в них просыпалась иная, ночная жизнь, непонятная для человека и враждебная ему. Передонов тихо шел по улицам и бормотал...
При торжественной тишине белеет восток и гонит на юго-запад ночную темноту,
предметы выступают из мрака, яснеют; но камыши стоят еще неподвижны, и поверхность вод не дымится
легким паром: еще долго до солнца…
О том, что «возвышенность» — следствие превосходства над окружающим, говорится у Канта и вслед за ним у позднейших эстетиков [у Гегеля, у Фишера]: «Мы сравниваем, — говорят они, — возвышенное в пространстве, с окружающими его
предметами; для этого на возвышенном
предмете должны быть
легкие подразделения, дающие возможность, сравнивая, считать, во сколько раз он больше окружающих его
предметов, во сколько раз, напр., гора больше дерева, растущего на ней.
В этом смысле искусство ничем не отличается от рассказа о
предмете; различие только в том, что искусство вернее достигает своей цели, нежели простой рассказ, тем более ученый рассказ; под формою жизни мы гораздо
легче знакомимся с
предметом, гораздо скорее начинаем интересоваться им, «ежели тогда, когда находим сухое указание на
предмет.
Почему, не будучи в состоянии справиться без репетитора с лекциями в университете, я махнул на них рукой, а через 25 лет с охотою занимался отдельными отраслями знания, даже с известным наслаждением, так как, не заваливая мозгов разнообразными
предметами, совершенно ясно понимал, над чем я тружусь. Гораздо
легче механически действовать в незнакомом деле по чужому указанию, чем самому добираться, основательно или нет нам указывают.
(Наша муза парит невысоко,
Но мы пишем не
легкий сонет,
Наше дело исчерпать глубоко
Воспеваемый нами
предмет...
Мартынов военный, то есть Павел Петрович, никогда еще при мне не обедал у Рубановских, и я очень удивился и обрадовался ему, потому что в его присутствии
легче было не допускать разговора до
предметов отвлеченных.
По нашим соображениям вышло, что книжка Марка Вовчка верна русской действительности, что рассказы его касаются чрезвычайно важных сторон народной жизни и что в
легких набросках его мы встречаем штрихи, обнаружившие руку искусного мастера и глубокое, серьезное изучение
предмета.
— Я ее уважаю, — ответил вполне серьезно и даже несколько сухо Хвалынцев, не желая делать эту женщину
предметом праздной,
легкой болтовни, чтó чувствовалось по тону вопроса. — А вот вы скажите мне лучше, кто этот конноартиллерист? — спросил он.
И путники торопливо пошли к загадочному
предмету и вскоре убедились, что никакого зайца здесь, действительно, не было, а над краем канавы, то влетал, то падал белый кусок какой-то
легкой материи.
Тут далее мой приятель не слышал ничего, кроме слитного гула, потому что внимание его отвлек очень странный
предмет: сначала в отпертой передней послышался
легкий шорох и мягкая неровная поступь, а затем в темной двери передней заколебалась и стала фигура ясная, определенная во всех чертах; лицо веселое и доброе с оттенком
легкой грусти, в плаще из бархата, забывшего свой цвет, в широких шелковых панталонах, в огромных сапогах с раструбами из полинявшей желтой кожи и с широчайшею шляпою с пером, которое было изломано в стебле и, шевелясь, как будто перемигивало с бедностью, глядевшей из всех прорех одежды и из самых глаз незнакомца.
Окончив занятия в форме строго научной, он давал мне сладчайшую умственную пищу, продолжая разговор о том же
предмете в форме
легкой и приятной, всегда вызывающей на размышления и дающей для них обильную пищу.
Ожидания двенадцатого часа исполнены душевной тревоги. В этот час все уляжется во дворце и месяц уйдет за снежную окрайницу земли. А теперь как все везде суетится! назло ей каким ярким светом налился месяц! как ослепительно вырезывается он на голубом небе! Только по временам струи облачков наводят на него
легкую ржавчину или рисуются по нем волнистым перламутром. Как пышет свет этого месяца на серебряный мат снегов и преследует по нем малейшие
предметы! Где укрыться от этого лазутчика?
Несколько месяцев разлуки с
предметом своей первой любви, Николаем Герасимовичем Савиным, разлуки, хотя и сопровождаемой нежной перепиской, несколько охладили чувства молодой девушки, которую стало понемногу всасывать в себя театральное болото, среди которого она находилась; балетный мир, этот мир
легких па и нравов, переменных туник и обожателей, не мог остаться без влияния на молодую, предоставленную самой себе девушку.