Неточные совпадения
В Соборе Левин, вместе с другими поднимая руку и повторяя слова протопопа,
клялся самыми страшными клятвами исполнять всё то, на что надеялся губернатор. Церковная служба всегда имела влияние на Левина, и когда он произносил слова: «целую крест» и оглянулся на толпу этих молодых и старых
людей, повторявших то же самое, он почувствовал себя тронутым.
«А разве не вчера только он
клялся в любви, он, правдивый и честный
человек? Разве я не отчаивалась напрасно уже много раз?» вслед затем говорила она себе.
— Нет, я, я более всех виновата! — говорила Дунечка, обнимая и целуя мать, — я польстилась на его деньги, но,
клянусь, брат, я и не воображала, чтоб это был такой недостойный
человек! Если б я разглядела его раньше, я бы ни на что не польстилась! Не вини меня, брат!
Кое-где
люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь,
клялись не расставаться, — но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались.
— Ступайте. Много в нас ума-то в обоих, но вы… О, вы — моего пошиба
человек! я написал сумасшедшее письмо, а вы согласились прийти, чтоб сказать, что «почти меня любите». Нет, мы с вами — одного безумия
люди! Будьте всегда такая безумная, не меняйтесь, и мы встретимся друзьями — это я вам пророчу,
клянусь вам!
Теперь же, честью
клянусь, что эти три сторублевые были мои, но, к моей злой судьбе, тогда я хоть и был уверен в том, что они мои, но все же у меня оставалась одна десятая доля и сомнения, а для честного
человека это — все; а я — честный
человек.
Ляховский в увлечении своими делами поздно обратил внимание на воспитание сына и получил смертельный удар: Давид на глазах отца был погибшим
человеком, кутилой и мотом, которому он
поклялся не оставить в наследство ни одной копейки из своих богатств.
Но
клянусь вам, я торопился выставить не от тщеславия, а так, не знаю отчего, от радости, ей-богу как будто от радости… хотя это глубоко постыдная черта, когда
человек всем лезет на шею от радости.
Слушай: в снах, и особенно в кошмарах, ну, там от расстройства желудка или чего-нибудь, иногда видит
человек такие художественные сны, такую сложную и реальную действительность, такие события или даже целый мир событий, связанный такою интригой, с такими неожиданными подробностями, начиная с высших ваших проявлений до последней пуговицы на манишке, что,
клянусь тебе, Лев Толстой не сочинит, а между тем видят такие сны иной раз вовсе не сочинители, совсем самые заурядные
люди, чиновники, фельетонисты, попы…
Клянусь,
человек слабее и ниже создан, чем ты о нем думал!
Но Вера Павловна, как
человек не посторонний, конечно, могла чувствовать только томительную сторону этой медленности, и сама представила фигуру, которою не меньше мог потешиться наблюдатель, когда, быстро севши и торопливо, послушно сложив руки, самым забавным голосом, то есть голосом мучительного нетерпения, воскликнула: «
клянусь!»
Староста, никогда не мечтавший о существовании
людей в мундире, которые бы не брали взяток, до того растерялся, что не заперся, не начал
клясться и божиться, что никогда денег не давал, что если только хотел этого, так чтоб лопнули его глаза и росинка не попала бы в рот.
В наш век все это делается просто
людьми, а не аллегориями; они собираются в светлых залах, а не во «тьме ночной», без растрепанных фурий, а с пудреными лакеями; декорации и ужасы классических поэм и детских пантомим заменены простой мирной игрой — в крапленые карты, колдовство — обыденными коммерческими проделками, в которых честный лавочник
клянется, продавая какую-то смородинную ваксу с водкой, что это «порт», и притом «олд-порт***», [старый портвейн, «Три звездочки» (англ.).] зная, что ему никто не верит, но и процесса не сделает, а если сделает, то сам же и будет в дураках.
…Пока смутные мысли бродили у меня в голове и в лавках продавали портреты императора Константина, пока носились повестки о присяге и добрые
люди торопились
поклясться, разнесся слух об отречении цесаревича.
— Скажите! — настаивал он, — если б этот
человек был я; если б я
поклялся отдать вам всего себя; если б я ради вас был готов погубить свою жизнь, свою душу…
— Слушай ты… как тебя?.. Если ты… теперь… тронешь хоть одного
человека в твоей деревне, то, богом
клянусь: тебя под конвоем привезут в город.
Да,
клянусь честью старого солдата, всякий
человек имеет право располагать своей судьбой, а ты уже
человек.
Иван Федорович
клялся, что всё это одна только «выходка» и произошла от Аглаиной «стыдливости»; что если б князь Щ. не заговорил о свадьбе, то не было бы и выходки, потому что Аглая и сама знает, знает достоверно, что всё это одна клевета недобрых
людей и что Настасья Филипповна выходит за Рогожина; что князь тут не состоит ни при чем, не только в связях; и даже никогда и не состоял, если уж говорить всю правду-истину.
Тогда
люди были как-то об одной идее, а теперь нервнее, развитее, сенситивнее, как-то о двух, о трех идеях зараз… теперешний
человек шире, — и,
клянусь, это-то и мешает ему быть таким односоставным
человеком, как в тех веках…
— Впрочем, я ведь почему это так утверждаю, — вдруг подхватил князь, видимо желая поправиться, — потому что тогдашние
люди (
клянусь вам, меня это всегда поражало) совсем точно и не те
люди были, как мы теперь, не то племя было, какое теперь в наш век, право, точно порода другая…
— Ну, вот вам, одному только вам, объявлю истину, потому что вы проницаете
человека: и слова, и дело, и ложь, и правда — всё у меня вместе и совершенно искренно. Правда и дело состоят у меня в истинном раскаянии, верьте, не верьте, вот
поклянусь, а слова и ложь состоят в адской (и всегда присущей) мысли, как бы и тут уловить
человека, как бы и чрез слезы раскаяния выиграть! Ей-богу, так! Другому не сказал бы, — засмеется или плюнет; но вы, князь, вы рассудите по-человечески.
— Но чтобы доказать вам, что в этот раз я говорил совершенно серьезно, и главное, чтобы доказать это князю (вы, князь, чрезвычайно меня заинтересовали, и
клянусь вам, что я не совсем еще такой пустой
человек, каким непременно должен казаться, — хоть я и в самом деле пустой
человек!), и… если позволите, господа, я сделаю князю еще один последний вопрос, из собственного любопытства, им и кончим.
Не слушала таких речей молода купецка дочь, красавица писаная, и стала молить пуще прежнего,
клясться, божиться и ротитися, что никакого на свете страшилища не испугается и что не разлюбит она своего господина милостивого, и говорит ему таковые слова: «Если ты стар
человек — будь мне дедушка, если середович — будь мне дядюшка, если же молод ты — будь мне названой брат, и поколь я жива — будь мне сердечный друг».
— Я скажу всего несколько слов! — спокойно заявил молодой
человек. — Товарищи! Над могилой нашего учителя и друга давайте
поклянемся, что не забудем никогда его заветы, что каждый из нас будет всю жизнь неустанно рыть могилу источнику всех бед нашей родины, злой силе, угнетающей ее, — самодержавию!
— Твой отец, малый, самый лучший из всех судей, начиная от царя Соломона… Однако знаешь ли ты, что такое curriculum vitae [Краткое жизнеописание. (Ред.)]? He знаешь, конечно. Ну а формулярный список знаешь? Ну, вот видишь ли: curriculum vitae — это есть формулярный список
человека, не служившего в уездном суде… И если только старый сыч кое-что пронюхал и сможет доставить твоему отцу мой список, то… ах,
клянусь богородицей, не желал бы я попасть к судье в лапы…
— Пан судья! — заговорил он мягко. — Вы
человек справедливый… отпустите ребенка. Малый был в «дурном обществе», но, видит бог, он не сделал дурного дела, и если его сердце лежит к моим оборванным беднягам, то,
клянусь богородицей, лучше велите меня повесить, но я не допущу, чтобы мальчик пострадал из-за этого. Вот твоя кукла, малый!..
Но как же вы хотите заставить меня верить в глубину и неизменность любви какого-нибудь молодого
человека в двадцать пять лет и девчонки в семнадцать, которые, расчувствовавшись над романами,
поклялись друг другу в вечной страсти?
Она бы тотчас разлюбила
человека, если б он не пал к ее ногам, при удобном случае, если б не
клялся ей всеми силами души, если б осмелился не сжечь и испепелить ее в своих объятиях, или дерзнул бы, кроме любви, заняться другим делом, а не пил бы только чашу жизни по капле в ее слезах и поцелуях.
— Блюм, ты
поклялся меня замучить! Подумай, он лицо все-таки здесь заметное. Он был профессором, он
человек известный, он раскричится, и тотчас же пойдут насмешки по городу, ну и всё манкируем… и подумай, что будет с Юлией Михайловной!
К тому же, честью
клянусь, тут Липутин: «Пошли да пошли, всякий
человек достоин права переписки», — я и послал.
— Да, это бывает, но обыкновенно ошибаются в характере
человека, но чтобы не знать, кто он по происхождению своему, — это невозможно! Я готова
поклясться, что муж мой не беглый, — он слишком для того умный и образованный
человек.
Они были крепостные его отцов, холодный, суровый закон против них, — но он, благородный сын благородных родителей, повинуясь лишь указаниям благородного сердца,
поклялся защитить их во что бы то ни стало от сурового закона, которым всегда пользуются дурные
люди.
Он верит теперь, что царство бога наступит тогда, когда
люди будут исполнять 5 заповедей Христа, именно: 1) жить в мире со всеми
людьми; 2) вести чистую жизнь; 3) не
клясться; 4) никогда не противиться злу и 5) отказываться от народных различий».
Он читает, а они повторяют: обещаюсь и
клянусь всемогущим богом пред святым его Евангелием… и т. д. защищать, т. е. убивать всех тех, кого мне велят, и делать всё то, что мне велят те
люди, которых я не знаю и которым я нужен только на то, чтобы совершать те злодеяния, которыми они держатся в своем положении и которыми угнетают моих братьев.
Живет спокойно такой
человек: вдруг к нему приходят
люди и говорят ему: во-1-х, обещайся и
поклянись нам, что ты будешь рабски повиноваться нам во всем том, что мы предпишем тебе, и будешь считать несомненной истиной и подчиняться всему тому, что мы придумаем, решим и назовем законом; во-вторых, отдай часть твоих трудов в наше распоряжение; мы будем употреблять эти деньги на то, чтобы держать тебя в рабстве и помешать тебе противиться насилием нашим распоряжениям; в-3-х, избирай и сам избирайся в мнимые участники правительства, зная при этом, что управление будет происходить совершенно независимо от тех глупых речей, которые ты будешь произносить с подобными тебе, и будет происходить по нашей воле, по воле тех, в руках кого войско; в-четвертых, в известное время являйся в суд и участвуй во всех тех бессмысленных жестокостях, которые мы совершаем над заблудшими и развращенными нами же
людьми, под видом тюремных заключений, изгнаний, одиночных заключений и казней.
Идеал — не заботиться о будущем, жить настоящим часом; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться, — не
клясться, вперед не обещать ничего
людям. И это — третья заповедь.
—
Клянусь честью, никому не скажу, — уверял Бенгальский. — Я не могу вас отпустить, вы простудитесь. Я взял вас на свою ответственность, и не могу. И скорее скажите, — они могут и здесь вас вздуть. Ведь вы же видели, это совсем дикие
люди. Они на все способны.
— Не в полном своем здоровье! ну вот подите вы с ним! — подхватил толстяк, весь побагровев от злости. — Ведь
поклялся же бесить
человека! Со вчерашнего дня клятву такую дал! Дура она, отец мой, повторяю тебе, капитальная дура, а не то, что не в полном своем здоровье; сызмалетства на купидоне помешана! Вот и довел ее теперь купидон до последней точки. А про того, с бороденкой-то, и поминать нечего! Небось задувает теперь по всем по трем с денежками, динь-динь-динь, да посмеивается.
— Это правда, Фома; я все это чувствую, — поддакнул растроганный дядя. — Но не во всем же и я виноват, Фома: так уж меня воспитали; с солдатами жил. А
клянусь тебе, Фома, и я умел чувствовать. Прощался с полком, так все гусары, весь мой дивизион, просто плакали, говорили, что такого, как я, не нажить!.. Я и подумал тогда, что и я, может быть, еще не совсем
человек погибший.
Девятнадцать
человек!
Их собрал дон Педро Гóмец
И сказал им: «Девятнадцать!
Разовьем свои знамена,
В трубы громкие взыграем
И, ударивши в литавры,
Прочь от Памбы мы отступим!
Хоть мы крепости не взяли,
Но
поклясться можем смело
Перед совестью и честью,
Не нарушили ни разу
Нами данного обета:
Целых девять лет не ели,
Ничего не ели ровно,
Кроме только молока...
Он
клялся, предлагал идти с ним на какое-то судно, где есть
люди, пострадавшие от Геза еще в прошлом году, и закончил ехидным вопросом: отчего защитник так мало служил на «Бегущей по волнам»?
С тех пор он жил во флигеле дома Анны Якимовны, тянул сивуху, настоянную на лимонных корках, и беспрестанно дрался то с
людьми, то с хорошими знакомыми; мать боялась его, как огня, прятала от него деньги и вещи,
клялась перед ним, что у нее нет ни гроша, особенно после того, как он топором разломал крышку у шкатулки ее и вынул оттуда семьдесят два рубля денег и кольцо с бирюзою, которое она берегла пятьдесят четыре года в знак памяти одного искреннего приятеля покойника ее.
Я говорил вам всем на первой сходке, что я поселился в деревне и посвятил свою жизнь для вас; что я готов сам лишить себя всего, лишь бы вы были довольны и счастливы — и я перед Богом
клянусь, что сдержу свое слово, — говорил юный помещик, не зная того, что такого рода излияния неспособны возбуждать доверия ни в каком, и в особенности в русском
человеке, любящем не слова, а дело, и неохотнике до выражения чувств, каких бы то ни было прекрасных.
Ты на меня сердита за то, что я будто вышла за твоего отца по расчету… Если веришь клятвам, то
клянусь тебе, — я выходила за него по любви. Я увлеклась им как ученым и известным
человеком. Любовь была не настоящая, искусственная, но ведь мне казалось тогда, что она настоящая. Я не виновата. А ты с самой нашей свадьбы не переставала казнить меня своими умными подозрительными глазами.
— Положив голову на колени ей, он притворился потерявшим сознание а она, испуганная, закричала о помощи, но, когда прибежали
люди, — он вдруг вскочил на ноги, здоровешенек, но будто бы очень смущенный, и начал кричать о своей любви, о своих честных намерениях,
клялся, что прикроет позор девушки браком, — поставил дело так, словно он, утомленный ласками Джулии, заснул на коленях ее.
Девушка
клянется, что грек — лжет, а он убеждает
людей, что Джулии стыдно признать правду, что она боится тяжелой руки Карлоне; он одолел, а девушка стала как безумная, и все пошли в город, связав ее, потому что она кидалась на
людей с камнем в руке.
«У меня три брата, и все четверо мы
поклялись друг другу, что зарежем тебя, как барана, если ты сойдешь когда-нибудь с острова на землю в Сорренто, Кастелла-маре, Toppe или где бы то ни было. Как только узнаем, то и зарежем, помни! Это такая же правда, как то, что
люди твоей коммуны — хорошие, честные
люди. Помощь твоя не нужна синьоре моей, даже и свинья моя отказалась бы от твоего хлеба. Живи, не сходя с острова, пока я не скажу тебе — можно!»
— Пробовал, но не могу. Можно смело говорить какую угодно правду
человеку самостоятельному, рассуждающему, а ведь тут имеешь дело с существом, у которого ни воли, ни характера, ни логики. Я не выношу слез, они меня обезоруживают. Когда она плачет, то я готов
клясться в вечной любви и сам плакать.
— Вы, я вижу, хотите сегодня поразить меня вашим цинизмом, — говорила Зинаида Федоровна, ходя в сильном волнении по гостиной. — Мне отвратительно вас слушать. Я чиста перед богом и
людьми, и мне не в чем раскаиваться. Я ушла от мужа к вам и горжусь этим. Горжусь,
клянусь вам моею честью!
Когда Евсей служил в полиции, там рассказывали о шпионах как о
людях, которые всё знают, всё держат в своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных
людей, но не делают этого, потому что не хотят лишить себя службы на будущее время. Вступая в охрану, каждый из них даёт клятву никого не жалеть, ни мать, ни отца, ни брата, и ни слова не говорить друг другу о тайном деле, которому они
поклялись служить всю жизнь.