Неточные совпадения
Я пошла на речку быструю,
Избрала я место тихое
У ракитова куста.
Села я на серый камушек,
Подперла рукой головушку,
Зарыдала, сирота!
Громко я звала
родителя:
Ты приди, заступник батюшка!
Посмотри на дочь
любимую…
Понапрасну я звала.
Нет великой оборонушки!
Рано гостья бесподсудная,
Бесплемянная, безродная,
Смерть родного унесла!
В это время внизу, в маленьком кабинете князя, происходила одна из часто повторявшихся между
родителями сцен за
любимую дочь.
Если любящий не может соединиться со своей
любимой, потому что они принадлежат к разным сословиям или слишком велико различие в их материальном положении и
родители ставят непреодолимые препятствия, то это может быть очень трагично, но это не есть выявление внутреннего трагизма человеческой жизни в чистом виде.
Начальство вдруг спросит:"А покажите-ка, молодой человек, есть ли у вас правила!";
родителю любимой особы взбредет на мысль сказать"Охотно отдали бы мы, молодой человек, вам нашу Катеньку, да не знаем, как вы насчет правил".
Выдать Любу замуж за кого бы то ни было — было его
любимою мечтою, особенно после того, как почтенные
родители заметили, что при ней милая Лизонька теряет очень много.
Не смерть ли досточтимых
родителей? — так ведь, кажется,
родителей давно у тебя нет! не болезнь ли
любимых детей? — так ведь, кажется, они, слава богу, здоровы!
Церковь богато освещена. Среди разодетой публики, в стороне, скрестив руки на груди, —
любимая поза красавца В. В. Пукирева, — безнадежно смотрит на венчание высокий, стройный молодой человек. Чиновник-родитель выдавал за старую мумию, своего начальника, единственную дочь — невесту, и художник дал в картине свой автопортрет. Это знала Москва.
Агишин. Да-с, и вот этот Андрюша — миллионер: по завещанию бабушки имеет свой огромный капитал, да к тому ж еще единственное и
любимое чадо у своих богатых
родителей. А какая нежность, какая деликатность чувств! Явление замечательное в настоящее время.
Слышатся в них и глухой, перекатный шум родных лесов, и тихий всплеск родных волн, и веселые звуки весенних хороводов, и последний замирающий лепет
родителя, дающего детям предсмертное благословение, и сладкий шепот впервые
любимой девушки, и нежный голос матери, когда, бывало, погруженная в думу о судьбе своего младенца, заведет она тихую, унылую песенку над безмятежной его колыбелью…
— До кровавой беды, моя ненаглядная, до смертного убойства, — сказал Алексей. — Горд и кичлив Патап Максимыч… Страшен!.. На погибель мне твой
родитель!.. Не снести его душе, чтобы дочь его
любимая за нищим голышом была… Быть мне от него убитому!.. Помяни мое слово, Настенька!..
«Молодость моя погибла ни за грош, как ненужный окурок, — продолжал я думать. —
Родители мои умерли, когда я был еще ребенком, из гимназии меня выгнали. Родился я в дворянской семье, но не получил ни воспитания, ни образования, и знаний у меня не больше, чем у любого смазчика. Нет у меня ни приюта, ни близких, ни друзей, ни
любимого дела. Ни на что я не способен и в расцвете сил сгодился только на то, чтобы мною заткнули место начальника полустанка.
Васса Семеновна, сама мать, мать строгая, но любящая, сердцем поняла, что делалось в сердце
родителя, лишившегося при таких исключительных условиях родного единственного и по-своему им
любимого сына. Она написала ему сочувственное письмо, но по короткому, холодному ответу поняла, что несчастье его не из тех, которые поддаются утешению, и что, быть может, даже время, этот всеисцеляющий врач всех нравственных недугов, бессильно против обрушившегося на его голову горя.
Любовь Аркадьевна в чаду своего счастья позабыла обо всем, о
родителях и даже об обещании тотчас же венчаться, данном ей
любимым человеком.
Это было первое тяжелое горе мальчика, чувствовавшего себя после благословения, данного ему
родителями на
любимый род деятельности, совершенно счастливым.
Хватит ли у нее сил противостоять этой просьбе горячо
любимого человека и настоянию
родителей, конечно, сторонников молодого Зарудина, считающих его хорошей партией для их дочери, а потому, естественно, пожелающих узнать лично от нее причины странного отказа человеку, которому она так явно на их глазах и так долго симпатизировала?
У нее был племянник — сын ее покойной
любимой сестры, которого она считала своим прямым и единственным наследником, каким он был и по закону, а потому и берегла копейку, считая ее не своей, а «Аркаши», как она звала Аркадия Петровича Савина, оставшегося в детстве сиротой после одного за другим умерших
родителей и когда-то воспитывавшегося в московском корпусе, и воскресные и праздничные дни проводившего у Ираиды Степановны, боготворившей мальчика.
Таким образом росло его имя, и он получал такой значительный заработок, что уже не только не требовал никакой поддержки от
родителей, но когда отец его умер и дела их пошатнулись, то Фебуфис уступил свою долю отцовского наследства брату и сестре и стал присылать значительные суммы нежно
любимой матери.