Неточные совпадения
И в его представлении происходило то обычное явление, что давно не виденное лицо
любимого человека, сначала поразив теми внешними переменами, которые произошли за
время отсутствия, понемногу делается совершенно таким же, каким оно было за много
лет тому назад, исчезают все происшедшие перемены, и перед духовными очами выступает только то главное выражение исключительной, неповторяемой духовной личности.
За это же
время, приезжая раза два в
год в нежно-любимую им Москву для присутствования в собраниях своей ложи, он познакомился с Егором Егорычем Марфиным, который сразу стал ему близким другом и наставником.
Если бы кто-нибудь вздумал спросить меня хотя ради шутки: что я разумею под словами «нравы рыб?», то я отвечал бы, что под этими словами я разумею вообще природные свойства рыб, то есть в каких водах преимущественно любят жить такие-то породы рыб, что составляет их
любимую пищу, в какое
время года и в какое
время дня держится рыба в таких-то местах, и проч. и проч.
Кроме того, что налим драгоценная по вкусу рыба и что ее в это
время года ничем другим не достанешь, ставленье крючков потому приятно, что начинается тогда, когда прекращается уженье; заменяя его некоторым образом, оно может служить единственной отрадой страстному рыбаку, огорченному лишеньем
любимой забавы на целые полгода!
Два последние
года он жил в каком-то отупении: обидные подозрения его мучили и беспрестанно напоминали ему о глупо прожитом
времени; силы его оставили; у него явилась ко всему глубокая апатия, которой не рассеивала и его привязанность к
любимой им русской девушке, да и эта полная глубокого и трагического значения для Бенни любовь его также его не осчастливила.
Его отец — симбирский дворянин,
Иван Ильич NN-ов, муж дородный,
Богатого отца
любимый сын.
Был сам богат; имел он ум природный
И, что ума полезней, важный чин;
С четырнадцати
лет служил и с миром
Уволен был в отставку бригадиром;
А бригадир блаженных тех
временБыл человек, и следственно умен.
Иван Ильич наш слыл по крайней мере
Любезником в своей симбирской сфере.
Огнев поглядывал на открытую голову и платок Верочки, и в душе его один за другим воскресали весенние и летние дни; то было
время, когда вдали от своего серого петербургского номера, наслаждаясь ласками хороших людей, природой и
любимым трудом, не успевал он замечать, как утренние зори сменялись вечерними и как один за другим, пророча конец
лета, переставали петь сначала соловей, потом перепел, а немного позже коростель…
Несмотря на молодость, я уже был опытный актер: я с пятнадцати
лет постоянно изучал и разыгрывал разные роли если не на сцене, не перед зрителями, то у себя в комнате, перед самим собою; в настоящее же
время в этом страстно
любимом занятии руководствовал мною, как я уже сказал, знаменитый тогда актер Яков Емельяныч Шушерин.
Время идет, — день за днем,
год за
годом… Что же, так всегда и жить, — жить, боясь заглянуть в себя, боясь прямого ответа на вопрос? Ведь у меня ничего нет. К чему мне мое честное и гордое миросозерцание, что оно мне дает? Оно уже давно мертво; это не
любимая женщина, с которою я живу одной жизнью, это лишь ее труп; и я страстно обнимаю этот прекрасный труп и не могу, не хочу верить, что он нем и безжизненно-холоден; однако обмануть себя я не в состоянии. Но почему же, почему нет в нем жизни?
Как раз кстати меньшой брат Иван женился в то
время на богатой девушке, и Семен, недолго думая, предложил брату употребить женин капитал в дело; тот согласился, и вот в 1755
году в 4-х верстах от Оки возник первый завод Богачевых — Унженский, а через три
года на границе губерний В*** и Р*** возник и известный уже читателю завод Селезневский, а спустя 8
лет они основали превосходный завод Пыхсинский, служивший
любимым их местопребыванием.
Горечь семейного раздора с
летами исчезла совершенно. Короткое, свободное от многосложных занятий
время граф проводил в своем
любимом Грузине, около своего верного друга Настасьи Федоровны, ставшей полновластной хозяйкой и в имении, и в сердце своего знаменитого повелителя, и если бы не огорчения со стороны его названного сына Михаила Андреевича Шуйского, графа можно было бы назвать счастливым.
Впрочем, труды по службе, воинской и думской, тяжесть переживаемого
времени вообще, положили свою печать на обоих братьев, и они казались много старше своих
лет, особенно князь Василий, которого удручало, кроме того, еще личное горе: не прошло и
года, как он похоронил свою
любимую жену, княгиню Анастасию, сошедшую в могилу в сравнительно молодых
годах.
Недаром Герберт Спенсер был когда-то его
любимым мыслителем. И он может не без гордости сказать, что хорошо его штудировал даже в подлиннике. Теперь у него нет столько
времени, чтобы перечитывать, с карандашом в руках и книжкой заметок, своих
любимых авторов, как бывало в деревне,
лет пятнадцать тому назад; но ему кажется, что именно в книгах этого британца он и нашел бы объяснение и оправдание всему, что исподволь стало проситься наружу и отводить его все больше и больше от прежней программы жизни.
Потянулись долгие учебные
годы. Памятно ему из них лишь
время каникул, когда он снова возвращался в объятия
любимой матери, передавал ей впечатления прожитого в разлуке с ней учебного
года и оживал под ее животворящими ласками, сбрасывал с себя зачерствелость, навеянную сухими учебниками, переполненными сухими фактами и правилами; с жадностью, полной грудью вдыхал свежий деревенский воздух и по целым часам любовался на несущую свои мягкие волны красавицу Волгу.
Образ пана Кржижановского до последнего
времени оставался если не
любимым, то симпатичным Варваре Ивановне, хотя уже
лет десять как она рассталась с ним, даже не знала, где он находится. Это случилось вскоре после смерти ее отца, князя Ивана Андреевича Прозоровского. Она осталась одна, получив маленькое наследство, с ограниченными средствами к жизни.