Неточные совпадения
Все к
лучшему! это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь
сон не сомкнул бы глаз моих.
Все мечты мои, во
сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как
лучшее наслаждение.
Во время путешествия скучать не приходится. За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда
лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким
сном, каким спят только усталые.
В этот день, то есть покрова, от погоды или от нечего делать все любезничали с Татьяной Александровной. Видно, эта любезность была довольно сильная, что Лебедь на другой день говорит мне, что видел во
сне, будто бы я ухаживал за его женой и что он на меня сердился. Я засмеялся и сказал ему, что пожалуюсь тебе на него.
Лучшего не придумал ответа.
Приехавши из губернского города в Воплино, Утробин двое суток сряду проспал непробудным
сном. Проснувшись, он увидел на столе письмо от сына, который тоже извещал о предстоящей катастрофе и писал:"Самое
лучшее теперь, милый папаша, — это переселить крестьян на неудобную землю, вроде песков: так, по крайней мере, все дальновидные люди здесь думают".
Калинович счел за
лучшее наблюдать хорошенькую соседку, которая, точно между двумя скалами, барином и барыней, спала крепким
сном и проснулась только у самого вокзала.
Дело было вечером, и Митенька основательно рассудил, что самое
лучшее, что он может теперь сделать, — это лечь спать. Отходя на
сон грядущий, он старался дать себе отчет в том, что он делал и говорил в течение дня, — и не мог. Во
сне тоже ничего не видал. Тем не менее дал себе слово и впредь поступать точно таким же образом.
— Благодарю вас, господа! — говорит он, — хотя, признаться, я бы желал, чтобы все здесь происходящее было
сном! Пусть это был бы приятный, сладкий
сон, доставивший вам случай выразить мне сочувствие, а мне —
лучшую награду, которой только может желать честолюбивейший из помпадуров… Но все-таки пусть бы это был
сон!
Теперь же, хотя я и говорю: ну, слава богу! свершились
лучшие упования моей молодости! — но так как на душе у меня при этом скребет, то осуществившиеся упования моей юности идут своим чередом, а
сны — своим.
Осклабившись, вертясь, семеня, с улыбочкой, которая так и говорила всем: «доброго вечера», втерся он в кучку чиновников, тому пожал руку, этого по плечу потрепал, третьего обнял слегка, четвертому объяснил, по какому именно случаю был его превосходительством употреблен, куда ездил, что сделал, что с собою привез; пятого и, вероятно, своего
лучшего друга чмокнул в самые губки, — одним словом, все происходило точь-в-точь, как во
сне господина Голядкина-старшего.
Бутон (втираясь).…дико кричал во
сне. Восемь
лучших врачей в Лиможе лечили меня…
И вот однажды утром рано,
В час
лучший девственного
сна,
Когда сквозь пелену тумана
Едва проглядывает Цна,
Когда лишь куполы собора
Роскошно золотит Аврора,
И, тишины известный враг,
Еще безмолвствовал кабак...
— Трескотня риторическая! — проговорил мой бедный друг тоном наставника, — а есть хорошие места. Я, брат, без тебя сам попытался в поэзию пуститься и начал одно стихотворение: «Кубок жизни» — ничего не вышло! Наше дело, брат, сочувствовать, не творить… Однако я что-то устал; сосну-ка я маленько — как ты полагаешь? Экая славная вещь
сон, подумаешь! Вся жизнь наша —
сон, и
лучшее в ней опять-таки
сон.
Может показаться, что искать поэзии в таких сборниках — то же, что искать ее в медицинском учебнике, в своде правительственных распоряжений, в
лучшем случае — в рыночном «толкователе
снов», который попадается в лавочке у каждого букиниста.
Развитие Елены основано не на большой учености, не на обширном опыте жизни;
лучшая, идеальная сторона ее существа раскрылась, выросла и созрела в ней при виде кроткой печали родного ей лица, при виде бедных, больных и угнетенных, которых она находила, и видела всюду, даже во
сне.
— Она наверное уже седьмой
сон видит! — подходящая Надежда Яковлевна Брюсова [Сестра Валерия Брюсова (примеч. М. Цветаевой).], наша
лучшая и старшая ученица, — и тут я впервые узнаю, что есть седьмой
сон, как мера глубины
сна и ночи.
Странная, неустроенная, кошмарная жизнь, похожая на дикий
сон, пожрет их, как сожрала тысячи других, и тщетны будут их попытки устроить другую,
лучшую жизнь.
— Мы знаем друг друга, милостивые государи! — снова полился поток обеденного спича. — Да! мы знаем себя; мы все воодушевлены
лучшими стремлениями нашего прогрессивного времени. Мы пробудились от
сна и бодро шествуем ныне вперед и вперед!
Вечер в приюте —
лучшее время для больших и маленьких воспитанниц. Старшие и средние приютки, пользуясь свободным часом перед отходом ко
сну, каждые в своем дортуаре, проводят время по своему усмотрению.
Патриархальное общество, которое было наиболее органическим, имело свои человечески хорошие черты,
лучшие, чем механическое буржуазное общество, но в нем человек вел ещё полурастительное существование и не пробудился от
сна органического рабства.
Другой страх, пережитый мною, был вызван не менее ничтожным обстоятельством… Я возвращался со свидания. Был час ночи — время, когда природа обыкновенно погружена в самый крепкий и самый сладкий, предутренний
сон. В этот же раз природа не спала и ночь нельзя было назвать тихой. Кричали коростели, перепелы, соловьи, кулички, трещали сверчки и медведки. Над травой носился легкий туман, и на небе мимо луны куда-то без оглядки бежали облака. Не спала природа, точно боялась проспать
лучшие мгновения своей жизни.
После обеда, за которым князь всячески старался выказать свое внимание новому учителю, приказывая подавать ему по несколько раз кушанья и наливать
лучшее вино, он предложил ему прекрасную сигару и обняв за талию, отправился с ним на террасу подышать, как он выразился, перед
сном воздухом.
Сон был
лучшим временем. Но чем дольше продолжалось заключение, тем меньше он спал. Как величайшего счастья он ждал
сна, желая его, и чем больше желал, тем больше разгуливался. И стоило ему задать себе вопрос: «Засыпаю ли я?» — и проходила вся сонливость.