Неточные совпадения
— «Добре бо Аристотель глаголет: аще бы и выше
круга лунного человек был, и тамо бы умер», — а потому, Варечка, не заноситесь!
Она заплетает свои
лунные волосы в длинную косу и укладывает ее на голове в три
круга, это делает ее очень высокой, гораздо выше отца.
При
лунном свете на воротах можно было прочесть: «Грядет час в онь же…» Старцев вошел в калитку, и первое, что он увидел, это белые кресты и памятники по обе стороны широкой аллеи и черные тени от них и от тополей; и
кругом далеко было видно белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над белым.
Ночь была ясная. Одна сторона реки была освещена, другая — в тени. При
лунном свете листва деревьев казалась посеребренной, стволы — белесовато-голубыми, а тени — черными. Кусты тальника низко склонились над водой, точно они хотели скрыть что-то около своих берегов.
Кругом было тихо, безмолвно, только река слабо шумела на перекатах.
Он лежал в полудремоте. С некоторых пор у него с этим тихим часом стало связываться странное воспоминание. Он, конечно, не видел, как темнело синее небо, как черные верхушки деревьев качались, рисуясь на звездной лазури, как хмурились лохматые «стрехи» стоявших
кругом двора строений, как синяя мгла разливалась по земле вместе с тонким золотом
лунного и звездного света. Но вот уже несколько дней он засыпал под каким-то особенным, чарующим впечатлением, в котором на другой день не мог дать себе отчета.
Ему нужна пустыня,
лунная ночь;
кругом в палатках и под открытым небом спят его голодные и больные, замученные тяжелыми переходами казаки, проводники, носильщики, доктор, священник, и не спит только один он и, как Стенли, сидит на складном стуле и чувствует себя царем пустыни и хозяином этих людей.
Его угнетала невозможность пропустить мимо себя эти часы уныния. Всё
кругом было тягостно, ненужно: люди, их слова, рыжий конь, лоснившийся в
лунном свете, как бронза, и эта чёрная, молча скорбевшая собака. Ему казалось, что тётка Ольга хвастается тем, как хорошо она жила с мужем; мать, в углу двора, всхлипывала как-то распущенно, фальшиво, у отца остановились глаза, одеревенело лицо, и всё было хуже, тягостнее, чем следовало быть.
Теперь трудно было узнать эту местность.
Кругом все было занесено снегом, тайга стояла вся белая, за нею, едва золотясь краями на
лунном свете, высились скалы, озеро лежало под снегом и только у берега высились мерзлые края проруби.
Неверная! Где ты? Сквозь улицы сонные
Протянулась длинная цепь фонарей,
И, пара за парой, идут влюбленные,
Согретые светом любви своей.
Где же ты? Отчего за последней парою
Не вступить и нам в назначенный
круг?
Я пойду бренчать печальной гитарою
Под окно, где ты пляшешь в хоре подруг!
Нарумяню лицо мое,
лунное, бледное,
Нарисую брови и усы приклею,
Слышишь ты, Коломбина, как сердце бедное
Тянет, тянет грустную песню свою?
Мягкий таинственный полусвет, лившийся из окон, наполнял комнату. Серебристый узкий снопик
лунного света захватил часть стены и уперся в углу.
Кругом царила мертвая тишина. Только маленькие ящерки тихо шуршали, разгуливая по потолку.
Сливалась со светящимся сумраком сгорбленная фигурка с дрожащей головою. Кто это? Человек? Или что-то другое, не такое отделенное от всего
кругом? Казалось, — вот только пошевельнись, моргни, — и расплывется в
лунном свете этот маленький старик; и уж будет он не отдельно, а везде
кругом в воздухе, и благодатною росою тихо опустится на серую от месяца траву.
По запущенному саду ходит, еле двигая ногами, дряхлый жеребец. Вокруг глаз большие седые
круги, как будто очки. На ночь его часто оставляют в саду. Он неподвижно стоит, широко расставив ноги, с бессильно-отвисшей губой. И в
лунные ночи кажется, — вот призрак умирающей здесь жизни.
Июльская ночь была великолепна. Небо было чисто и все сплошь усеяно яркими звездами. Освещенные
лунным блеском парк и сад особенно настраивали фантазию.
Кругом царила мертвая тишина — вокруг все спало. Даже сторож, обыкновенно бивший в доску, или задремал, или не решался нарушать этот покой земли под звездным куполом малейшим шумом.
Несмотря на то, что в саду было довольно светло от
лунного блеска, он не видел ничего: какие-то то зеленые, то кровавые
круги сменялись в его глазах.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся
кругом себя.
Кругом была всё та же пропитанная насквозь
лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.