Неточные совпадения
Памятник Деметти в виде часовни, с ангелом наверху; когда-то в С. была проездом итальянская опера, одна из певиц умерла, ее похоронили и поставили этот памятник. В городе уже никто не помнил о ней, но лампадка над входом отражала
лунный свет и, казалось,
горела.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать;
лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за
гор и разом осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
На столе
горела, оплывая и отражаясь в пустоте зеркала, сальная свеча, грязные тени ползали по полу, в углу перед образом теплилась лампада, ледяное окно серебрил
лунный свет. Мать оглядывалась, точно искала чего-то на голых стенах, на потолке.
Фонари на улицах не
горят — должно быть, по думскому календарю в эту непроглядную ночь числилась луна, а в
лунную ночь освещение фонарями не полагается.
Когда в
лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и
горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением, и что зла уже нет на земле, и все благополучно.
Гаснут дальней Альпухарры
Золотистые края,
На призывный звон гитары
Выйдя, милая моя!
Всех, кто скажет, что другая
Здесь равняется с тобой,
Всех, любовию
сгорая,
Всех зову на смертный бой!
От
лунного света
Зардел небосклон,
О, выйди, Нисета,
Скорей на балкон!
От Севильи до Гранады,
В тихом сумраке ночей,
Раздаются серенады,
Раздается стук мечей;
Много крови, много песней
Для прелестных льется дам, —
Я же той, кто всех прелестней,
Песнь и кровь мою отдам!
От
лунного света
Горит небосклон,
О, выйди, Нисета,
Скорей на балкон!
Ночь —
лунная, окружают нас чёрные тени, лес над нами молча в
гору идёт, и над вершиною
гор — меж ветвей — звёзды блестят, точно птицы огненные.
Лунная ночь. На земле лежат густые, тяжелые тени. На столе в беспорядке набросано много хлеба, огурцов, яиц, стоят бутылки с пивом.
Горят свечи в абажурах. Аграфена моет посуду. Ягодин, сидя на стуле с палкой в руке, курит. Слева стоят Татьяна, Надя, Левшин. Все говорят тихо, пониженными голосами и как будто прислушиваясь к чему-то. Общее настроение — тревожного ожидания.
Теряя плащи, ушибаясь о деревья, натыкаясь на камни и падая, они бежали в
горы, гонимые страхом, и в тишине
лунной ночи звонко гудела земля под топотом многочисленных ног.
И их еще не замерло дрожанье,
Как изменился вдруг покоя вид:
Исчезли ночь и
лунное сиянье,
Зажглися люстры; блеском весь облит,
Казалось, вновь, для бала иль собранья,
Старинный зал сверкает и
горит,
И было в нем — я видеть мог свободно —
Всe так свежо и вместе старомодно.
Ночь, в самом деле, чудо как хороша! Величавы и спокойны
горы, прекрасные в своем могучем великолепии. Кура то пропадает из виду, то появляется, — отливающая
лунным серебром, пенистая, таинственная и седая, как волшебница кавказских сказаний. Военно-грузинская дорога осталась позади. Мы свернули в сторону и через полчаса будем на месте, — на новом месте, среди новых людей, к которым так неожиданно заблагорассудилось забросить меня капризнице судьбе.
Они живут в
горах, вдали от людей, не едят ни хлеба, ни мяса, а питаются только растением «Ли-чжен-цау», которое можно узнать только в
лунные ночи по тому, как на нем располагаются капли росы.
«Вот, — думалось мне, — эта же луна светит в
Гори и, может быть, кто-либо из моих, глядя на нее, вспоминает маленькую далекую Нину… Как хотелось бы мне, чтобы
лунная фея передала, как в сказке, им — моим дорогим, милым, — что Нина думает о них в эту
лунную осеннюю ночь!..»
Катя все время бессознательно чувствовала эту ночь. Справа тянулись крутые обрывы Кара-Агача, в
лунном тумане они казались совсем близкими. И казалось под
лунным светом, — какие-то там на
горе огромные порталы, стройные колонны, величественные входы невиданно-большого храма. Опять стало просто.
Стульев не было на террасе, был только большой садовый стол. На столе кучами лежала мерзлая земля, черепки разбитых садовых горшков, путаная мочала. Шум ветра был меньше слышен, но зато море грохотало. Под студено-зеленоватым
лунным светом белые водяные
горы вырастали, казалось, перед самой террасой и вдруг проваливались куда-то.
Я шел по узкой тропинке у самого края железнодорожной насыпи.
Лунный свет скользил по рельсам, на которых уже лежала роса. Большие тени от облаков то и дело пробегали по насыпи. Далеко впереди покойно
горел тусклый зеленый огонек.
А тут
лунный месяц из-за гребешков альпийских выплыл, снежинки перепархивают, будто белые мотыльки в синьке кипят. Одним словом, красота. Ветер на буйных крылах за
гору перемахнул, над хребтом грохочет, в ущелье не достигает. Солдат, значит, не подморозит. Перекрестил Суворов адъютантову голову — "Ступай спать, Христос с тобой!"И пошел к себе в киргизский шатер, что всегда за им в обозе возили.