И вот без четверти 21. Белая ночь. Все зеленовато-стеклянное. Но это какое-то другое, хрупкое стекло — не наше, не настоящее, это — тонкая стеклянная скорлупа, а под скорлупой крутится, несется, гудит… И я не удивлюсь, если сейчас круглыми медленными дымами подымутся вверх купола аудиториумов, и пожилая
луна улыбнется чернильно — как та, за столиком нынче утром, и во всех домах сразу опустятся все шторы, и за шторами —
Неточные совпадения
Она, по обыкновению, дожидалась меня у калитки, завернувшись в шубку;
луна освещала ее милые губки, посиневшие от ночного холода. Узнав меня, она
улыбнулась, но мне было не до нее. «Прощай, Настя», — сказал я, проходя мимо. Она хотела что-то отвечать, но только вздохнула.
Шубин поднял голову. Слезы блистали на его щеках в лучах
луны, но лицо его
улыбалось.
Были страшны и
луна, и тюрьма, и гвозди на заборе, и далекий пламень в костопальном заводе. Сзади послышался вздох. Андрей Ефимыч оглянулся и увидел человека с блестящими звездами и с орденами на груди, который
улыбался и лукаво подмигивал глазом. И это показалось страшным.
Ночь… Тошно! Сквозь тусклые стёкла окна
Мне в комнату луч свой бросает
луна,
И он,
улыбаясь приятельски мне,
Рисует какой-то узор голубой
На каменной, мокрой, холодной стене,
На клочьях оборванных, грязных обой.
Сижу я, смотрю и молчу, всё молчу…
И спать я совсем, не хочу…
— Он так и смотрит влюбленным в
луну, — отвечал, в меру
улыбаясь, барон фон Якобовский.
И, только метнув в сторону точно случайный взгляд и поймав на лету горящий лукавством и весельем глаз,
улыбнется коротко, отрывисто и с пониманием, и к небу поднимет сверхравнодушное лицо: а луна-то и пляшет! — стыдно смотреть на ее отдаленное веселье.
Тогда? Зачем
Об этом думать? что за разговор?
Иль у тебя всегда такие мысли?
Приди — открой балкон. Как небо тихо;
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая
лунаБлестит на синеве густой и темной,
И сторожа кричат протяжно: «Ясно!..»
А далеко, на севере — в Париже —
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует.
А нам какое дело? слушай, Карлос,
Я требую, чтоб
улыбнулся ты…
— Ну то-то ж!
Осеннее солнце, «как итальянская
луна», не ослепляло; полосами была Москва наводнена его светом, полосами была темна, и эти полосы перебегали: Москва, казалось, то
улыбается, то браздит морщинами чело свое.
Про волнистую рожь при
лунеПо кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути,
улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при
луне.
Из-за облака опять выплыла
луна. Казалось, она
улыбалась; казалось, ей было приятно, что у нее нет родственников. А Саша отвернулся, чтобы скрыть от гостей свое сердитое, отчаянное лицо, и сказал, придавая голосу радостное, благодушное выражение...
Император стоял передо мной в горностаевой мантии, с короной на голове и скипетром в руке. Его своеобразное, характерное лицо с вздернутым носом и насмешливым взглядом было обращено ко мне. При бледном сиянии
луны мне почудилось, что император
улыбается. Разумеется, это только почудилось… Я отлично понимала, что портрет не может
улыбаться.
Сборищ не было, так как все обыватели спали за исключением одного только писца земской управы Ивана Авелева, который сидел на заборе и, глядя в кулак на потемнение, двухсмысленно
улыбался и говорил: «По мне хоть бы и вовсе
луны не было…
Еще и не начинало светать. Высоко на небе почти в самом зените стояла
луна, обращенная последнею четвертью к востоку. Она была такая посеребренная и имела такой ликующий вид, словно
улыбалась солнцу, которое ей было видно с небесной высоты и которое для обитателей земли еще скрывалось за горизонтом.
Белая как
лунь голова, нафабренные черные усы и загорелое морщинистое лицо придавали ему на первый взгляд выражение строгое и суровое; но, вглядевшись ближе в его большие круглые глаза, особенно когда они
улыбались (губами он никогда не смеялся), что-то необыкновенно кроткое, почти детское вдруг поражало вас.
Она не видела Подгорина, но, вероятно, чувствовала его близость, так как
улыбалась и ее бледное лицо, освещенное
луной, казалось счастливым. Черная тень от башни, тянувшаяся по земле далеко в поле, неподвижная белая фигура с блаженной улыбкой на бледном лице, черная собака, тени обеих — и всё вместе точно сон…
В необыкновенно прозрачном воздухе отчетливо выделялись каждый листок, каждая росинка — всё это
улыбалось мне в тишине, спросонок, и, проходя мимо зеленых скамей, я вспоминал слова из какой-то шекспировской пьесы: как сладко спит сияние
луны здесь на скамье!
Луна пряталась за облаками, но было настолько светло, что Софья Петровна видела, как ветер играл полами его пальто и драпировкой террасы. Видно было также, как был бледен Ильин и как он, силясь
улыбнуться, кривил верхнюю губу…