Неточные совпадения
Так же, казалось, он не замечал и того, что в трактире или на берегу, среди
лодок,
рыбаки умолкали в его присутствии, отходя в сторону, как от зачумленного.
Меннерс рыдал от ужаса, заклинал матроса бежать к
рыбакам, позвать помощь, обещал деньги, угрожал и сыпал проклятиями, но Лонгрен только подошел ближе к самому краю мола, чтобы не сразу потерять из вида метания и скачки
лодки.
Иногда
Причалит с неводом туда
Рыбак на ловле запоздалый
И бедный ужин свой варит,
Или чиновник посетит,
Гуляя в
лодке в воскресенье,
Пустынный остров.
Самгин, снимая и надевая очки, оглядывался, хотелось увидеть пароход, судно
рыбаков,
лодку или хотя бы птицу, вообще что-нибудь от земли. Но был только совершенно гладкий, серебристо-зеленый круг — дно воздушного мешка; по бортам темной шкуны сверкала светлая полоса, и над этой огромной плоскостью — небо, не так глубоко вогнутое, как над землею, и скудное звездами. Самгин ощутил необходимость заговорить, заполнить словами пустоту, развернувшуюся вокруг него и в нем.
Она его обмоет, переменит белье, платье, и Андрюша полсутки ходит таким чистеньким, благовоспитанным мальчиком, а к вечеру, иногда и к утру, опять его кто-нибудь притащит выпачканного, растрепанного, неузнаваемого, или мужики привезут на возу с сеном, или, наконец, с
рыбаками приедет он на
лодке, заснувши на неводу.
— Через Волгу переезжал в рыбачьей
лодке, да у острова дурачина
рыбак сослепа в тину попал: надо было выскочить и стащить
лодку.
Подходим ближе — люди протягивают к нам руки, умоляя — купить рыбы. Велено держать вплоть к
лодкам. «Брандспойты!» — закричал вахтенный, и
рыбакам задан был обильный душ, к несказанному удовольствию наших матросов, и
рыбаков тоже, потому что и они засмеялись вместе с нами.
— Лодочники не спрашивали
рыбака Телля, зачем он ведет с собою своего сына, — сурово отвечал пастор, и
лодка отчалила от Люцерна к Швицу.
Хранившие до тех пор молчание
рыбаки, плывшие с боков на
лодках или тянувшие невод, подняли шум, крик и хлопанье клячевыми веревками по воде, чтоб заставить рыбу воротиться в середину невода.
— Отлично! — подхватил Вихров, и, не откладывая в дальний ящик, они сейчас же отправились на озеро, взяв с собой только еды и ни капли питья, наняли там у
рыбаков лодку и поехали.
Из слободы сошли к берегу два запоздалых
рыбака и, помолившись на собор, спустили
лодки.
— Идёшь ты на барже, а встречу тебе берега плывут, деревни, сёла у воды стоят,
лодки снуют, словно ласточки,
рыбаки снасть ставят, по праздникам народ пёстро кружится, бабьи сарафаны полымем горят — мужики-то поволжские сыто живут, одеваются нарядно, бабы у них прирабатывают, деньги — дороги, одежа — дёшева!
Это происходит следующим образом: на обыкновенную лесу прикрепляется металлическая, блестящая рыбка, у которой сбоку припаян крючок (иногда по крючку с обеих сторон); иногда крючок торчит из рта искусственной рыбки;
рыбак садится в
лодку и, пуская ее вдоль по течению реки, бросает одну или две блесны, на которых искусственные рыбки кажутся плавающими; жадные окуни, а иногда и щуки, хватают с размаху плывущих за
лодкою искусственных рыбок и попадаются на крючки.
Подогнав осторожно
лодку к незаросшему месту, надобно стать к нему боком, так, чтобы
лодка и
рыбак совершенно были спрятаны в камыше, которого горсти по две с обеих сторон захватываются и подгибаются под себя:
рыбак плотно сядет на них, и
лодка будет стоять неподвижно.
Наконец, по крайней мере через час, увидел, что
рыбак поспешно плывет на
лодке прямо ко мне: он привез в сачке не отцепленного огромного язя (с лишком в пять фунтов) и пригласил меня посмотреть, каким манером он попался на удочку.
Мало этого, при моих глазах мой товарищ-рыбак, сидевший и удивший со мною в одной
лодке, крепко привязанной к кольям, приметив щуку, стоящую под кормою
лодки, схватил ее рукою… она весила с лишком два фунта.
Щука гуляла с ним по широкому пруду, погружая даже удилище совсем в воду;
рыбак плавал за нею в
лодке; как скоро рыба останавливалась, он брал удилище в руки и начинал водить; как скоро натягивалась леса прямо — бросал удилище.
Вместе с этим слабым детским криком как словно какой-то животворный луч солнца глянул неожиданно в темную, закоптелую избу старого
рыбака, осветил все лица, все углы, стены и даже проник в самую душу обывателей; казалось, ангел-хранитель новорожденного младенца осенил крылом своим дом Глеба, площадку, даже самые
лодки, полузанесенные снегом, и дальнюю, подернутую туманом окрестность.
— Шабаш, ребята! — весело сказал Глеб, проводя ладонью по краю
лодки. — Теперь не грех нам отдохнуть и пообедать. Ну-ткась, пока я закричу бабам, чтоб обед собирали, пройдите-ка еще разок вон тот борт… Ну, живо! Дружней! Бог труды любит! — заключил он, поворачиваясь к жене и посылая ее в избу. — Ну, ребята, что тут считаться! — подхватил
рыбак, когда его хозяйка, сноха и Ваня пошли к воротам. — Давайте-ка и я вам подсоблю… Молодца, сватушка Аким! Так! Сажай ее, паклю-то, сажай! Что ее жалеть!.. Еще, еще!
В ответ на замечание Гришки о вершах Глеб утвердительно кивнул головою. Гришка одним прыжком очутился в челноке и нетерпеливо принялся отвязывать веревку, крепившую его к большой
лодке; тогда Глеб остановил его. С некоторых пор старый
рыбак все строже и строже наблюдал, чтобы посещения приемыша на луговой берег совершались как можно реже. Он следил за ним во все зоркие глаза свои, когда дело касалось переправы в ту сторону, где лежало озеро дедушки Кондратия.
Ванюша не замедлил явиться, держа под полою фонарь с зажженным огарком; немного погодя смола затрещала, и коза вспыхнула ярким пламенем. Нижняя часть площадки, лица
рыбаков и
лодки окрасились вдруг багровым трепетным заревом.
Отерев мокрые пальцы свои о засученные полы серой шинели, Ваня прошел мимо детей, которые перестали играть и оглядывали его удивленными глазами. Ребятишки проводили его до самого берега. Два
рыбака, стоя по колени в воде, укладывали невод в
лодку. То были, вероятно, сыновья седого сгорбленного старика, которого увидел Ваня в отдалении с саком на плече.
Лодки были уже спущены накануне; невод, приподнятый кольями, изгибался чуть не во всю ширину площадки. Величественно восходило солнце над бескрайным водяным простором, озолоченным косыми, играющими лучами; чистое, безоблачное небо раскидывалось розовым шатром над головами наших
рыбаков. Все улыбалось вокруг и предвещало удачу. Не медля ни минуты,
рыбаки подобрали невод, бросились в челноки и принялись за промысел. Любо было им погулять на раздолье после пятимесячного заточения в душных, закоптелых избах.
Тогда перед глазами баб, сидевших на завалинке, снова обозначались дрожащие очертания
рыбаков и
лодки, снова выступали из мрака высокие фигуры Петра и Глеба Савиновых, которые стояли на носу и, приподняв над головою правую руку, вооруженную острогою, перегнувшись корпусом через борт, казались висевшими над водою, отражавшею багровый круг света.
В то время, как отец спускался по площадке и осматривал свои
лодки (первое неизменное дело, которым старый
рыбак начинал свой трудовой день), сыновья его сидели, запершись в клети, и переговаривали о предстоявшем объяснении с родителем; перед ними стоял штоф.
Тогда не до «посудины» [Так
рыбаки называют небольшие обиходные
лодки.
Утро, еще не совсем проснулось море, в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких
лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут за сардинами. В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры
рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Рыбаки опустились в
лодках на колени и стали молиться еще жарче.
Установили аппарат на палубе. Матросы быстрыми привычными движениями сняли шлем и распаковали футляр. Трама вышел из него в поту, задыхаясь, с лицом почти черным от прилива крови. Видно было, что он хотел улыбнуться, но у него вышла только страдальческая, измученная гримаса.
Рыбаки в
лодках почтительно молчали и только в знак удивления покачивали головами и, по греческому обычаю, значительно почмокивали языком.
Потихоньку, избегая встретиться с кем-либо, мы выносим вместе с Яни сети на берег. Ночь так темна, что мы с трудом различаем Христо, который ждет уже нас в
лодке. Какое-то фырканье, хрюканье, тяжелые вздохи слышатся в заливе. Эти звуки производят дельфины, или морские свиньи, как их называют
рыбаки. Многотысячную, громадную стаю рыбы они загнали в узкую бухту и теперь носятся по заливу, беспощадно пожирая ее на ходу.
Был солнечный, прозрачный и холодный день; выпавший за ночь снег нежно лежал на улицах, на крышах и на плешивых бурых горах, а вода в заливе синела, как аметист, и небо было голубое, праздничное, улыбающееся. Молодые
рыбаки в
лодках были одеты только для приличия в одно исподнее белье, иные же были голы до пояса. Все они дрожали от холода, ежились, потирали озябшие руки и груди. Стройно и необычно сладостно неслось пение хора по неподвижной глади воды.
С этим великаном пришлось порядочно-таки помучиться. Про белугу
рыбаки вообще говорят, что надо только подтянуть ее голову в уровень с бортом, а там уж рыба сама вскочит в
лодку. Правда, иногда при этом она могучим всплеском хвоста сбивает в воду неосторожного ловца. Но бывают изредка при белужьей ловле и более серьезные моменты, грозящие настоящей опасностью для
рыбаков. Так и случилось с Ваней Андруцаки.
У
рыбаков есть свой особенный шик. Когда улов особенно богат, надо не войти в залив, а прямо влететь на веслах, и трое гребцов мерно и часто, все как один, напрягая спину и мышцы рук, нагнув сильно шеи, почти запрокидываясь назад, заставляют
лодку быстрыми, короткими толчками мчаться по тихой глади залива. Атаман, лицом к нам, гребет стоя; он руководит направлением баркаса.
Протащив щуку сажен пять на бечевке,
рыбаки решились поднять ее и положить в
лодку.
Оба
рыбака не без труда, общими силами вытащили страшно огромную рыбу и ввалили ее в
лодку, не вынимая остроги; она была еще жива, разевала рот, но не шевелилась.
Когда же я оглядывался на старого
рыбака с веслом, освещаемого и даже подогреваемого сзади, то он представлялся черною фигурою, образом без лица, рисовавшимся на огненном круге; при всяком повороте
лодки или движении гребца свет обливал его то слева, то справа и, казалось, заглядывал ему в лицо.
Молодой
рыбак также взял весло, сел на нос
лодки, и мы полетели как стрела к мельничному каузу.
Внезапное движение и плеск воды, тогда как производящей его рыбы или зверя, за темнотою, хорошенько разглядеть нельзя, могло напугать какого-нибудь
рыбака, сидящего с удочкой на берегу или с сетью на
лодке.
«Придержи», — шепнул главный
рыбак;
лодка приостановилась, острога скользнула в воду, шла сначала медленно, потом быстро вонзилась, и через несколько секунд был осторожно вытащен огромный язь, по крайней мере фунтов в шесть, увязший в зубьях остроги; зазубрины так въелись в тело язя, что даже руками не вдруг его сняли.
Не должно думать, что
рыбак убивал всякую рыбу, которая нам попадалась: напротив, некоторые были так чутки, что уходили при одном приближении
лодки, а другие уходили по большей части в то время, когда направлялась в них острога.
Молодой
рыбак, державший в руке острогу, положа ее поперек
лодки, не слушал меня и только трясением головы или отрывистым шепотом: «Это все дрянь, сидите смирно», — отвечал на мои знаки и слова.
От ветерка остров начинал колебаться и двигаться, рыба не брала, солнце припекало
рыбака, и Писарев, выудивший, однако, двух или трех окуней, пересел к нам в
лодку.
Писарев называл их обжорами и звал меня ехать с ним на небольшой
лодке, управляемой тутошним
рыбаком, прицепиться к одному из островов, около которых всегда держатся окуни, и начать уженье немедленно.
Мы отобедали поздно, когда уже наступал очаровательный майский вечер. Я вполне им наслаждался, но, судя по местности, как опытный
рыбак и охотник, предвидел, что по захождении солнца будет сыро и прохладно. Я уговорил всех отложить вечернюю прогулку на
лодке и просидеть вечер на пристани.
Я упросил Кокошкина уважить беспокойство
рыбака, подъехать к острову с противоположной стороны и, держась возле его края, тихонько подплыть к
лодке Писарева.
В рыбачьей хижине сидит у огня Жанна, жена
рыбака, и чинит старый парус. На дворе свистит и воет ветер и, плескаясь и разбиваясь о берег, гудят волны… На дворе темно и холодно, на море буря, но в рыбачьей хижине тепло и уютно. Земляной пол чисто выметен; в печи не потух еще огонь; на полке блестит посуда. На кровати с опущенным белым пологом спят пятеро детей под завывание бурного моря. Муж-рыбак с утра вышел на своей
лодке в море и не возвращался еще. Слышит рыбачка гул волн и рев ветра. Жутко Жанне.
Через час беглецы очутились уже верст за семь. Конь был вконец заморен и не мог уже двинуться с места. Они его покинули в кустах, вместе с тележкой, и покрались кустами же вдоль по берегу. Теперь опасность погони несколько миновала. На счастие их, неподалеку от берега стояла на воде рыбачья душегубка, и в ней мальчишка какой-то удил рыбу. Они криком стали звать его.
Рыбак подчалил, беглецы прыгнули в
лодку и за гривенник, без излишних торгов и разговоров, перебрались на левый берег, в Самарскую губернию.
— Старики бают, в старину водились крупнющие, а теперь уже давненько улова на них в этих местах нет… В море, бают, ушли, — степенно отвечал Кузьма, напрягая вместе с товарищами все силы подвести невод к самому берегу. На береговой отмели стало тащить еще тяжелее.
Рыбаки слезли с
лодок и направились к берегу по колено в воде.