Неточные совпадения
Ушли и они. Хрустел песок. В комнате Варавки четко и быстро щелкали косточки счет. Красный огонь на
лодке горел далеко, у мельничной плотины. Клим, сидя на ступени террасы, смотрел, как в темноте исчезает белая фигура девушки, и убеждал себя...
Сегодня дождь, но теплый, почти летний, так что даже кот Васька не
уходил с юта, а только сел под гик. Мы видели, что две
лодки, с значками и пиками, развозили по караульным
лодкам приказания, после чего эти отходили и становились гораздо дальше. Адмирал не приказал уже больше и упоминать о
лодках. Только если последние станут преследовать наши, велено брать их на буксир и таскать с собой.
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам.
Уходя, я еще раз посмотрел на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь
лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у берега было тихо, но вдали ходили большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Поговорив немного с туземцами, мы пошли дальше, а Дерсу остался. На другой день он догнал нас и сообщил много интересного. Оказалось, что местные китайцы решили отобрать у горбатого тазы жену с детьми и увезти их на Иман. Таз решил бежать. Если бы он пошел сухопутьем, китайцы догнали бы его и убили. Чан Лин посоветовал ему сделать
лодку и
уйти морем.
На нем плавало множество уток. Я остался с Дерсу ради охоты, а отряд
ушел вперед. Стрелять уток, плававших на озере, не имело смысла. Без
лодки мы все равно не могли бы их достать. Тогда мы стали караулить перелетных. Я стрелял из дробовика, а Дерсу из винтовки, и редкий раз он давал промахи.
Уходя с бивака, Дерсу просил Олентьева помочь ему вытащить
лодку на берег.
В Лужниках мы переехали на
лодке Москву-реку на самом том месте, где казак вытащил из воды Карла Ивановича. Отец мой, как всегда, шел угрюмо и сгорбившись; возле него мелкими шажками семенил Карл Иванович, занимая его сплетнями и болтовней. Мы
ушли от них вперед и, далеко опередивши, взбежали на место закладки Витбергова храма на Воробьевых горах.
В это время подошла
лодка, и мы принялись разгружать ее. Затем стрелки и казаки начали устраивать бивак, ставить палатки и разделывать зверей, а я пошел экскурсировать по окрестностям. Солнце уже готовилось
уйти на покой. День близился к концу и до сумерек уже недалеко. По обе стороны речки было множество лосиных следов, больших и малых, из чего я заключил, что животные эти приходили сюда и в одиночку, и по несколько голов сразу.
(Прим. автора.)] и братьев, понеслась в погоню с воплями и угрозами мести; дорогу угадали, и, конечно, не
уйти бы нашим беглецам или по крайней мере не обошлось бы без кровавой схватки, — потому что солдат и офицеров, принимавших горячее участие в деле, по дороге расставлено было много, — если бы позади бегущих не догадались разломать мост через глубокую, лесную, неприступную реку, затруднительная переправа через которую вплавь задержала преследователей часа на два; но со всем тем косная
лодка, на которой переправлялся молодой Тимашев с своею Сальме через реку Белую под самою Уфою, — не достигла еще середины реки, как прискакал к берегу старик Тевкелев с сыновьями и с одною половиною верной своей дружины, потому что другая половина передушила на дороге лошадей.
Пугачев в семидесяти верстах от места сражения переплыл Волгу выше Черноярска на четырех
лодках и
ушел на луговую сторону, не более как с тридцатью казаками.
(
Уходят. С правой стороны раздаются громкие крики и смех. Кричат:.) «
Лодку! Скорее! Где весла? Весла!» Пустобайка медленно встает и, положив весла на плечо, хочет идти. Суслов и Басов бегут на шум. Замыслов подскакивает к Пустобайке и вырывает у него весло.)
Гришка сопровождал его. (Глеба не было в эту минуту дома. Отпустив работника, он тотчас же
ушел в Сосновку.) Во все продолжение пути от ворот до
лодок Захар не переставал свистать и вообще казался в самом приятном, певучем расположении духа.
У них никогда не доставало духу оставаться на завалинке, и стоило показаться на Оке большой
лодке, как обе спешили
уйти в избу.
Привязав челнок к
лодке, Захар и Гришка ловко перебрались в нее; из
лодки перешли они на плоты и стали пробираться к берегу, придерживаясь руками за бревна и связи, чтобы не скатиться в воду, которая с диким ревом набегала на плоты, страшно сшибала их друг с другом и накренивала их так сильно, что часто одна половина бревен подымалась на значительную высоту, тогда как другая глубоко
уходила в волны.
Команда парохода любила его, и он любил этих славных ребят, коричневых от солнца и ветра, весело шутивших с ним. Они мастерили ему рыболовные снасти, делали
лодки из древесной коры, возились с ним, катали его по реке во время стоянок, когда Игнат
уходил в город по делам. Мальчик часто слышал, как поругивали его отца, но не обращал на это внимания и никогда не передавал отцу того, что слышал о нем. Но однажды, в Астрахани, когда пароход грузился топливом, Фома услыхал голос Петровича, машиниста...
Василиса Перегриновна. А, вот оно что! Скажите, пожалуйста, какую штуку придумали! В
лодке! Обнявшись! Как это нежно! Точно на картинке на какой! Уж вам бы догадаться гитару взять да романцы петь!.. Целуются! Вот это хорошо! Вот прекрасно! Опять! Отлично! Уж чего лучше? Тьфу ты, мерзость! Смотреть противно! Ну, милые мои, будете вы меня помнить! Теперь разговаривать с вами нечего. Завтра я с вами поговорю. (
Уходит).
Не должно думать, что рыбак убивал всякую рыбу, которая нам попадалась: напротив, некоторые были так чутки, что
уходили при одном приближении
лодки, а другие
уходили по большей части в то время, когда направлялась в них острога.
Далеко по носу
лодки видна желтая полоса песчаного берега, а за кормой
уходит вдаль море, изрытое стаями волн, убранных пышной белой пеной.
И тотчас ему показалось, что кровать тихо заколыхалась и поплыла под ним, точно
лодка, а стены и потолок медленно поползли в противоположную сторону. Но в этом ощущении не было ничего страшного или неприятного; наоборот, вместе с ним в тело вступала все сильнее усталая, ленивая, теплая истома. Закоптелый потолок, изборожденный, точно жилами, тонкими извилистыми трещинами, то
уходил далеко вверх, то надвигался совсем близко, и в его колебаниях была расслабляющая дремотная плавность.
Лодка под ним колыхнулась, и от ее движения на воде послышался звон, как бы от разбиваемого стекла. Это в местах, защищенных от быстрого течения, становились первые «забереги», еще тонкие, сохранившие следы длинных кристаллических игол, ломавшихся и звеневших, как тонкий хрусталь… Река как будто отяжелела, почувствовав первый удар мороза, а скалы вдоль горных берегов ее, наоборот, стали легче, воздушнее. Покрытые инеем, они
уходили в неясную, озаренную даль, искрящиеся, почти призрачные…
Они опять сели в
лодку. Прямо от моста река расширялась воронкой перед запрудой. Левый берег круто загибал влево, а правый
уходил прямо вперед, теряясь в темноте.
—
Уйти? — воскликнул Вавило, подозрительно взглянув на темное задумчивое лицо. «Ишь ты, ловок!» — мельком подумал он и снова стал поджигать себя: — Не могу я
уйти, нет! Ты знаешь, любовь — цепь!
Уйду я, а —
Лодка? Разве еще где есть такой зверь, а?
Сел старик в
лодку, уехал, а мы
ушли подальше в падь, чай вскипятили, сварили уху, раздуванили припасы и распрощались — старика-то послушались.
И кажется мне, что уже времени и невесть сколь много
ушло; а темень страшная, ветер рвет, и вместо дождя мокрый снег повалил, и
лодку ветром стало поколыхивать, и я, лукавый раб, все мало-помалу угреваясь в свитенке, начал дремать.
Я, себя не помня, кинулся к
лодкам, их ни одной нет: все унесло… У меня во рту язык осметком стал, так что никак его не сомну, и ребро за ребро опустилось, точно я в землю
ухожу… Стою, и не двигаюсь, и голоса не даю.
Спускается к морю и
уходит во мрак — искать свою
лодку. Плачет ребенок. Испуганно баюкает его нищая мать, но плач не смолкает. Тогда нищая пронзительно вопит, поднимая ребенка над толпой.
Содержатель кают-компании, тот самый красивый блондин, который
ушел в плавание, оставив на родине молодую жену, спустился по трапу к малайским
лодкам и, держась за фалреп, стал смотреть, что такое привезли. Он торговался, желая купить подешевле кур и ананасы.
Они недружелюбно поглядывали друг на друга, скалили зубы, но потом подружились и побежали вместе догонять
лодки, успевшие
уйти уже далеко вперед.
Время года было переменное,
уходить от моря далеко не рекомендовалось: надо было караулить погоду, и для продвижения вперед на
лодках надо было пользоваться всяким затишьем.
Морской берег ночью! Темные силуэты скал слабо проектируются на фоне звездного неба. Прибрежные утесы, деревья на них, большие камни около самой воды — все приняло одну неопределенную темную окраску. Вода черная, как смоль, кажется глубокой бездной. Горизонт исчез — в нескольких шагах от
лодки море сливается с небом. Звезды разом отражаются в воде, колеблются,
уходят вглубь и как будто снова всплывают на поверхность. В воздухе вспыхивают едва уловимые зарницы. При такой обстановке все кажется таинственным.
Ушел я от них поздно. Незаметно для меня хозяин порядком меня подпоил, я еле добрался до кровати, и когда лег, она ходуном заходила подо мною, как
лодка в сильную волну.
Голубое, как горящая сера, озеро, с точками
лодок и их пропадающими следами, неподвижно, гладко, как будто выпукло расстилалось перед окнами между разнообразными зелеными берегами,
уходило вперед, сжимаясь между двумя громадными уступами, и, темнея, упиралось и исчезало в нагроможденных друг на друге долинах, горах, облаках и льдинах.
Дальше — больше. Из водки пруд налит; берега шкаликовые, — голые моряки руками в
лодках гребут, языками до водки дотягиваются… А она, матушка, от них так и
уходит, так и отшатывается… Мука-то какая!
— Старики бают, в старину водились крупнющие, а теперь уже давненько улова на них в этих местах нет… В море, бают,
ушли, — степенно отвечал Кузьма, напрягая вместе с товарищами все силы подвести невод к самому берегу. На береговой отмели стало тащить еще тяжелее. Рыбаки слезли с
лодок и направились к берегу по колено в воде.