Неточные совпадения
Я прибежал к Ламберту. О, как ни желал бы я придать
логический вид и отыскать хоть малейший здравый
смысл в моих поступках в тот вечер и во всю ту ночь, но даже и теперь, когда могу уже все сообразить, я никак не в силах представить дело в надлежащей ясной связи. Тут было чувство или, лучше сказать, целый хаос чувств, среди которых я, естественно, должен был заблудиться. Правда, тут было одно главнейшее чувство, меня подавлявшее и над всем командовавшее, но… признаваться ли в нем? Тем более что я не уверен…
Смысл же не есть торжество логики, приспособленной к падшести мира и сдавленной
логическими законами, прежде всего законом тождества.
Мы только пользуемся случаем высказать его по поводу произведений Островского, у которого везде на первом плане видим верность фактам действительности и даже некоторое презрение к
логической замкнутости произведения — и которого комедии, несмотря на то, имеют и занимательность и внутренний
смысл.
Смотря на всю Европу с высоты своего славянского величия, г. Жеребцов решительно не хочет признать этого и поступает с своими читателями так, как будто бы они не имели ни малейшего понятия — не только об истории и образованности, но даже о самых простых
логических построениях; как будто бы они лишены были не только всяких познаний, но даже и здравого
смысла.
Догматы если и возможны, то не в
смысле логических и диалектических выводов, но лишь как религиозное ведение.
Так, символ в рационалистическом применении берется как условный знак, аббревиатура понятия, иногда целой совокупности понятий, конструктивная схема,
логический чертеж; он есть условность условностей и в этом
смысле нечто не сущее; он прагматичен в своем возникновении и призрачен вне своего прагматизма; он возникает по определенному поводу, цепляется за вещи лишь в предуказанных точках, его реализм частичен, акцидентален.
Здесь возникает и общий вопрос: насколько и в каком
смысле является софийным то трансцендентальное или
логическое сознание, исследованием которого больше всего занималась и занимается новая философия?
Во всяком случае, надлежит самым решительным образом оспаривать у
логического идеализма разных оттенков его притязания на абсолютность в
смысле прямой причастности Логосу.
Диалектическое противоречие в
смысле Гегеля проистекает из общего свойства дискурсивного мышления, которое, находясь в дискурсии [Дискурсия (от лат. discursus — довод, аргумент) — рассудочное (или
логическое) мышление, мышление с помощью понятий.], в непрерывном движении, все время меняет положение и переходит от одной точки пути к другой; вместе с тем оно, хотя на мгновение, становится твердой ногой в каждой из таких точек и тем самым свой бег разлагает на отдельные миги, на моменты неподвижности (Зенон!)
В этом
смысле понятие безбожной религии содержит contradictio in adjecto [«Противоречие в определении» (лат.) —
логическая ошибка; напр.: «круглый квадрат».], внутренне противоречиво, ибо существо религии именно и состоит в опытном опознании того, что Бог есть, т. е. что над миром имманентным, данным, эмпирическим существует мир иной, трансцендентный, божественный, который становится в религии доступным и ощутимым: «религия в пределах только разума» [Название трактата И.
Пустые
логические формы, вспомогательные схемы, имеющие лишь прагматическое значение, без всякого колебания выдаются Аристотелем за подлинные идеи в платоновском
смысле.
Родовое, безличное в половом
смысле, имеет глубокую связь с родовым, безличным в
логическом и метафизическом
смысле.
Правда, они силятся повысить в ранге самую науку, признать ее актом творчества и увидеть высший
смысл, логос в
логических категориях, которыми наука оперирует.
Нельзя отрицать относительное значение
логических категорий, на которых покоится научное познание, но придавать им высший и абсолютный онтологический
смысл есть просто одна из ложных философий, плененных мировой данностью, бытием в состоянии необходимости.