Неточные совпадения
Белизна рубахи резко оттеняла землистую кожу сухого, костлявого
лица и круглую, черную дыру беззубого рта, подчеркнутого седыми волосами жиденьких усов. Голубые глаза
проповедника потеряли былую ясность и казались маленькими, точно глаза подростка, но это, вероятно, потому, что они ушли глубоко в глазницы.
И вдруг какой-то жест Редозубова восстановил в памяти его квартиру писателя Катина и одетого мужиком
проповедника толстовства, его холодное
лицо, осуждающие глаза.
В комнате стоял тяжкий запах какой-то кислой сырости. Рядом с Самгиным сидел, полузакрыв глаза, большой толстый человек в поддевке, с красным
лицом, почти после каждой фразы
проповедника, сказанной повышенным тоном, он тихонько крякал и уже два раза пробормотал...
— Ну, вы меня на смех не смейте подымать.
Проповедник проповедником, а театр — театром. Для того, чтобы спастись, совсем не нужно сделать в аршин
лицо и всё плакать. Надо верить, и тогда будет весело.
Это доброе дело нехорошо было только тем, что оно делалось с специальной целью насолить Тетюеву: пусть он,
проповедник гуманных начал и земского обновления, полюбуется, в
лице Прасковьи Семеновны, тятенькиными поступками…
Bo-2-x, конгресс признал, что христианство имеет влияние на нравственный и политический прогресс человечества и потому напомнил
проповедникам Евангелия и другим
лицам, занимающимся духовным воспитанием, о необходимости распространения правил мира и сердечного расположения между людьми. Для этой цели конгресс определил 3-е воскресенъе каждого декабря. В этот день должно быть особое провозглашение принципов мира.
«Современник» кричал, что Тургенев — ненавистник всякого образования, особенно женского, ненавистник всего народа и молодежи,
проповедник помещичьего разврата, и даже не может поднести
лица своего к микроскопу, для наблюдений над козявкой, «а наши, мол, девушки готовы смотреть в микроскоп на что только угодно и даже ручками потрогать» [«Современник», март 1862.
Опять — несколько шагов назад, но тот эмигрант, о котором сейчас пойдет речь, соединяет в своем
лице несколько полос моей жизни и столько же периодов русского литературного и общественного движения. Он так и умер эмигрантом, хотя никогда не был ни опасным бунтарем, ни вожаком партии, ни ярым
проповедником «разрывных» идей или издателем журнала с громкой репутацией.
И
проповедник предлагал своим слушателям пасть на землю и тоже плакать… Но плакать так не хочется! Хочется бегать, кувыркаться, радоваться тому, что завтра праздник… Глаза мамы умиленно светятся, также и у старшей сестры. Юли, на
лицах младших сестренок растерянное благоговение. А мне стыдно, что у меня в душе решительно никакого благочестия, а только скука непроходимая и желание, чтобы поскорее кончилось. Тошно и теперь становится, как вспомнишь!