Неточные совпадения
Карл Иваныч, на цыпочках, но с
лицом мрачным и решительным, с какими-то записками в руке, подошел к двери и слегка постучался.
Подле нее вполуоборот сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым
лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел
Карл Иваныч.
Как только
Карл Иваныч вошел в комнату, она взглянула на него, тотчас же отвернулась, и
лицо ее приняло выражение, которое можно передать так: я вас не замечаю,
Карл Иваныч.
Последняя смелость и решительность оставили меня в то время, когда
Карл Иваныч и Володя подносили свои подарки, и застенчивость моя дошла до последних пределов: я чувствовал, как кровь от сердца беспрестанно приливала мне в голову, как одна краска на
лице сменялась другою и как на лбу и на носу выступали крупные капли пота. Уши горели, по всему телу я чувствовал дрожь и испарину, переминался с ноги на ногу и не трогался с места.
Его доброе немецкое
лицо, участие, с которым он старался угадать причину моих слез, заставляли их течь еще обильнее: мне было совестно, и я не понимал, как за минуту перед тем я мог не любить
Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты.
Карл Иванович, мы уже говорили это, несмотря на свой пятидесятилетний возраст и на значительные недостатки в
лице, был большой волокита и был приятно уверен, что всякая женщина и девушка, подходящая к нему, подвергается опасности мотылька, летающего возле зажженной свечи.
Карл Иваныч ставил нас на колени
лицом в угол, и наказание состояло в физической боли, происходившей от такого положения; St.-Jérôme, выпрямляя грудь и делая величественный жест рукою, трагическим голосом кричал: «A genoux, mauvais sujet!», приказывал становиться на колени
лицом к себе и просить прощения. Наказание состояло в унижении.
Заметив, что
Карл Иваныч находился в том чувствительном расположении духа, в котором он, не обращая внимания на слушателей, высказывал для самого себя свои задушевные мысли, я, молча и не спуская глаз с его доброго
лица, сел на кровать.
Он не успел еще одеться, как кельнер доложил ему о приходе двух господ. Один из них оказался Эмилем; другой, видный и рослый молодой мужчина, с благообразнейшим
лицом, был герр
Карл Клюбер, жених прекрасной Джеммы.
Карл действительно был бледен. При первых же звуках музыки он почувствовал, как кровь сбежала с его
лица и горячей волной прихлынула к сердцу и как руки его похолодели и приобрели какую-то особенную цепкость. Но это волнение не было волнением трусости. Уже два года
Карл укрощал львов и каждый день испытывал одно и то же чувство подъема нервов.
— Цезарь, назад!.. — крикнул
Карл и, нарочно приблизив к решетке
лицо, устремил на зверя пристальный взгляд. Но лев выдержал взгляд, не отступал и скалил зубы. Тогда
Карл просунул сквозь решетку хлыст и стал бить Цезаря по голове и по лапам.
Позвали
карлу Щурхова. Угрюмое лукавство ежилось на
лице его, сбористом и желтом, как старые алансовые манжеты.
Но друзья его сделали такие большие пожертвования, жизнь взглянула ему в
лицо очаровательными глазами Ейнзидель, ведя за собою столько радостей; насмешка над властолюбием
Карла еще льстила ему так много, что он согласился с волею своих друзей.
Я слышал эти слова, я видел этот взгляд, поймал на
лице его выражение души великой и, признаюсь, доннерветтер, за эти минуты готов бы целую жизнь мою держать стремя у
Карла.