Неточные совпадения
Четыре
горца близ него стояли,
И мысли по
лицу узнать желали...
По
лицу он напоминал скорее немца, но рыжая черкеска, подбитая мехом, и затем вся фигура с крутою грудью, тонким станом и упругими движениями обличали ссыльного
горца.
Когда глаза мало-помалу привыкли к окружающему, прежде всего я увидела старых, бородатых
горцев с неподвижно суровыми
лицами, в праздничных бешметах, сидящих на подушках, раскуривая кальяны.
Конечно, каждый, кто присмотрелся бы к моему
лицу, мог разглядеть, что это не настоящие усы, но при скудном освещении — в моей запыленной старой чохе и огромной папахе — я могла сойти за молоденького горца-путника.
Тот вздрогнул, схватился за кинжал, и смуглое
лицо его вспыхнуло ненавистью… Бог знает, чем кончилась бы для Ахмета его неосторожная шутка, если бы тот, кого оба
горца почтительно называли господином, не положил на плечо обиженного небольшую, но сильную руку.
— Я! — спокойно подтвердил красивый
горец и, скрестив руки на груди, смотрел в
лицо Нины, пожалуй, наслаждаясь впечатлением, произведенным на нее его словами.
Должно быть, мой возглас был достаточно красноречив, а глаза, открыто смотревшие прямо в глаза деда, подтверждали искренность моего негодования, потому что по
лицу старого
горца скользнула чуть приметная, неуловимая, как змейка, улыбка.
Быстро пригнувшись на стременах, я слегка шлепнула ладонью по блестящему боку моего Алмаза и, крикнув свое неизменное «айда!», метнулась вперед. Передо мной промелькнули встревоженные
лица обоих дедушек, меньше всего ожидавших, по-видимому, что их внучка Нина будет джигитовать наравне с опытными
горцами, побледневшее личико испуганной Гуль-Гуль, которая от волнения отбросила чадру… Молоденькая тетка испытывала отчаянный страх за свою чересчур удалую племянницу.
Боже мой, как вспыхнуло от этих слов
лицо деда!.. Он вскочил с тахты… Глаза его метали молнии… Он поднял загоревшийся взор на отца — взор, в котором сказалась вся полудикая натура кавказского
горца, и заговорил быстро и грозно, мешая русские, татарские и грузинские слова...
Через низкие ограды садов, пригнувшись, скакали всадники в папахах, трещали выстрелы, от хуторов бежали женщины и дети. Дорогу пересек черный, крючконосый человек с безумным
лицом, за ним промчались два чеченца с волчьими глазами. Один нагнал его и ударил шашкой по чернокудрявой голове, человек покатился в овраг. Из окон убогих греческих хат летел скарб, на дворах шныряли гибкие фигуры
горцев. Они увязывали узлы, навьючивали на лошадей. От двух хат на горе черными клубами валил дым.
В ту же минуту третий
горец вскочил на ноги и повернулся
лицом к двери. Вмиг узнала я его. Это был Абрек.
Когда я открыла глаза, грозы уже не было. Я лежала у костра на разостланной бурке… Вокруг меня, фантастически освещенные ярким пламенем, сидели и стояли вооруженные кинжалами и винтовками
горцы. Их было много, человек 20. Их
лица были сумрачны и суровы. Речь отрывиста и груба.
Вместо мертвой девушки, вместо призрака горийской красавицы я увидела трех сидевших на полу
горцев, которые при свете ручного фонаря рассматривали куски каких-то тканей. Они говорили тихим шепотом. Двоих из них я разглядела. У них были бородатые
лица и рваные осетинские одежды. Третий сидел ко мне спиной и перебирал в руках крупные зерна великолепного жемчужного ожерелья. Тут же рядом лежали богатые, золотом расшитые седла, драгоценные уздечки и нарядные, камнями осыпанные дагестанские кинжалы.