Неточные совпадения
За сто лет вы, «аристократическая раса»,
люди компромисса,
люди непревзойденного
лицемерия и равнодушия к судьбам Европы, вы, комически чванные
люди, сумели поработить столько народов, что, говорят, на каждого англичанина работает пятеро индусов, не считая других, порабощенных вами.
Старый мир, осмеянный Вольтером, подшибленный революцией, но закрепленный, перешитый и упроченный мещанством для своего обихода, этого еще не испытал. Он хотел судить отщепенцев на основании своего тайно соглашенного
лицемерия, а
люди эти обличили его. Их обвиняли в отступничестве от христианства, а они указали над головой судьи завешенную икону после революции 1830 года. Их обвиняли в оправдании чувственности, а они спросили у судьи, целомудренно ли он живет?
— Для
людей? — спросил Белинский и побледнел. — Для
людей? — повторил он и бросил свое место. — Где ваши
люди? Я им скажу, что они обмануты; всякий открытый порок лучше и человечественнее этого презрения к слабому и необразованному, этого
лицемерия, поддерживающего невежество. И вы думаете, что вы свободные
люди? На одну вас доску со всеми царями, попами и плантаторами. Прощайте, я не ем постного для поучения, у меня нет
людей!
В то самое время, как Гарибальди называл Маццини своим «другом и учителем», называл его тем ранним, бдящим сеятелем, который одиноко стоял на поле, когда все спало около него, и, указывая просыпавшимся путь, указал его тому рвавшемуся на бой за родину молодому воину, из которого вышел вождь народа итальянского; в то время, как, окруженный друзьями, он смотрел на плакавшего бедняка-изгнанника, повторявшего свое «ныне отпущаеши», и сам чуть не плакал — в то время, когда он поверял нам свой тайный ужас перед будущим, какие-то заговорщики решили отделаться, во что б ни стало, от неловкого гостя и, несмотря на то, что в заговоре участвовали
люди, состарившиеся в дипломациях и интригах, поседевшие и падшие на ноги в каверзах и
лицемерии, они сыграли свою игру вовсе не хуже честного лавочника, продающего на свое честное слово смородинную ваксу за Old Port.
Это значит, что мы враги частной собственности, которая разъединяет
людей, вооружает их друг против друга, создает непримиримую вражду интересов, лжет, стараясь скрыть или оправдать эту вражду, и развращает всех ложью,
лицемерием и злобой.
Нет, покорность не значит подлость, не значит искательство и низкопоклонничество, не значит слабоумие и апатия; покорность не наушничество, не лукавство исподтишка, не
лицемерие… Это особая, своеобразная добродетель, с помощью которой
человек многое выигрывает и ровно ничего не проигрывает.
Разрушить счастье
человека, забыть, уничтожить все так скоро, легко:
лицемерие, неблагодарность, ложь, измена!.. да, измена!.. как могли вы допустить себя до этого?
Ежели этого рода
лицемерие и нельзя назвать убеждением, то, во всяком случае, это — знамя, кругом которого собираются
люди, которые находят расчет полицемерить именно тем, а не иным способом.
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по его приговору или решению сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от семей несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себя стеклом, голодом, знает, что у этих тысяч
людей есть еще тысячи матерей, жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья судьбы отцов, сыновей, мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в своем
лицемерии, что он сам и ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный
человек.
Ведь если так, то жить нельзя»; хотя и есть такие искренние
люди, которые, хотя и не могут избавиться от него, видят свой грех, огромное большинство
людей нашего времени так вошло в свою роль
лицемерия, что уж смело отрицает то, что режет глаза всякому зрячему.
Лицемерие, имевшее прежде одну религиозную основу в учении о падении рода человеческого, об искуплении и о церкви, в этом учении получило в наше время новую научную основу и вследствие этого захватило в свои сети всех тех
людей, которые уже не могут по степени своего развития опираться на
лицемерие религиозное.
Пусть совершатся все те внешние усовершенствования, о которых могут только мечтать религиозные и научные
люди; пусть все
люди примут христианство и пусть совершатся все те улучшения, которых желают разные Беллами и Рише со всевозможными добавлениями и исправлениями, но пусть при этом останется то
лицемерие, которое есть теперь; пусть
люди не исповедуют ту истину, которую они знают, а продолжают притворяться, что верят в то, во что не верят, и уважают то, чего не уважают, и положение
людей не только останется то же, но будет становиться всё хуже и хуже.
По существующей и необходимой для
лицемерия теории
человек не свободен и не может изменить своей жизни.
Лицемерие в наше время, поддерживаемое с двух сторон: quasi-религией и quasi-нayкой, дошло до таких размеров, что если бы мы не жили среди него, то нельзя бы было поверить, что
люди могут дойти до такой степени самообмана.
Люди дошли в наше время до того удивительного положения, что так огрубело сердце их, что они глядят и не видят, слушают и не слышат и не разумеют.
Люди уже давно живут жизнью, противной их сознанию. Если бы не было
лицемерия, они не могли бы жить этой жизнью. Этот противный их сознанию строй жизни продолжается только потому, что он прикрыт
лицемерием.
Но так бы это было, если бы не было метафизики
лицемерия, которая говорит, что с религиозной точки зрения владение или невладение землей — безразлично для спасения, а с научной точки зрения — то, что отказ от владения землей был бы бесполезным личным усилием и что содействие благу
людей совершается не этим путем, а постепенным изменением внешних форм.
Стоит
людям только понять это: перестать заботиться о делах внешних и общих, в которых они не свободны, а только одну сотую той энергии, которую они употребляют на внешние дела, употребить на то, в чем они свободны, на признание и исповедание той истины, которая стоит перед ними, на освобождение себя и
людей от лжи и
лицемерия, скрывавших истину, для того чтобы без усилий и борьбы тотчас же разрушился тот ложный строй жизни, который мучает
людей и угрожает им еще худшими бедствиями, и осуществилось бы то царство божие или хоть та первая ступень его, к которой уже готовы
люди по своему сознанию.
Люди, не знающие истины и делающие зло, возбуждая в других сострадание к своим жертвам и отвращение к своим поступкам, делают зло только тем, над кем они совершают его, но
люди, знающие истину и делающие зло, прикрытое
лицемерием, делают зло и себе и тем, над кем его совершают, и еще тысячам и тысячам других
людей, соблазняемых той ложью, которою они стараются прикрыть совершаемое ими зло.
Чем будут сытее
люди, чем больше будет телеграфов, телефонов, книг, газет, журналов, тем будет только больше средств распространения несогласных между собой лжей и
лицемерия и тем больше будут разъединены и потому бедственны
люди, как это и есть теперь.
И что бы ни делал
человек, существуют всегда те или другие причины, по которым
человек совершил те или другие поступки, и потому
человек не может быть свободен и изменять сам свою жизнь», — говорят защитники метафизики
лицемерия.
Но метафизика
лицемерия говорит ему, что он может слыть добродетельным
человеком, продолжая свою вредную деятельность: религиозному
человеку нужно только верить, а либеральному нужно только содействовать изменению внешних условий — прогрессу промышленности.
Развращает, озлобляет, озверяет и потому разъединяет
людей не воровство, не грабеж, не убийство, не блуд, не подлоги, а ложь, та особенная ложь
лицемерия, которая уничтожает в сознании
людей различие между добром и злом, лишает их этим возможности избегать зла и искать добра, лишает их того, что составляет сущность истинной человеческой жизни, и потому стоит на пути всякого совершенствования
людей.
И чем больше увеличивается расстояние между действительностью и сознанием
людей, тем больше растягивается и
лицемерие. Но и
лицемерию есть пределы. И мне кажется, что мы в наше время дошли до этого предела.
Только бы перестали
люди лицемерить, и они тотчас же увидали бы, что тот жестокий строй жизни, который один связывает их и представляется им чем-то твердым, необходимым и священным, от бога установленным, уже весь колеблется и держится только той ложью
лицемерия, которой мы вместе с подобными нам поддерживаем его.
И как стоит
человеку во сне только сделать усилие сознания и спросить себя: да не сон ли это? для того, чтобы мгновенно разрушилось казавшееся ему таким безнадежным положение и он проснулся бы к спокойной и радостной действительности, точно так же и современному
человеку стоит только сделать усилие сознания, усомниться в действительности того, что ему представляет его собственное и окружающее его
лицемерие, и спросить себя: да не обман ли это? чтобы он почувствовал себя тотчас же перешедшим так же, как и проснувшийся
человек, из воображаемого и страшного мира в настоящую, спокойную и радостную действительность.
Развяжите
человеку руки, дайте ему свободу высказать всю свою мысль — и перед вами уже встанет не совсем тот
человек, которого вы знали в обыденной жизни, а несколько иной, в котором отсутствие стеснений, налагаемых
лицемерием и другими жизненными условностями, с необычайною яркостью вызовет наружу свойства, остававшиеся дотоле незамеченными, и, напротив, отбросит на задний план то, что на поверхностный взгляд составляло главное определение
человека.
Но когда на сельских сходах или в трактире на берегу эти
люди соберутся серой кучей, они прячут куда-то все свое хорошее и облачаются, как попы, в ризы лжи и
лицемерия, в них начинает играть собачья угодливость пред сильными, и тогда на них противно смотреть.
Вы хотите, чтобы
люди были истинно братьями, вы призываете их к законам их общей природы, вы боретесь против всякого притеснения, всякого беззакония, всякого
лицемерия; вы призываете на землю царство справедливости, долга, правды, любви, — как же могут те, которых сила основана на противном, не подняться против вас!
Этой ложью, этим
лицемерием наполнена жизнь государства, семьи, цивилизации, личная жизнь
людей.
И отрицание развода, которое с особенной настойчивостью проводит католическая церковь, есть одна из самых больших жестокостей в жизни
людей, принуждающих жить во лжи, в
лицемерии, в насилии, в профанации самых интимных человеческих чувств.
Принципиальная ложь и
лицемерие обыденной социальной морали, распространенные и на самую интимную жизнь
людей, забывают и о душе
людей, и о Божьем духе.
Напротив того, в низших
людях тогда было много самых скверных пороков, про которые и говорить стыдно, а в высших лицах царило всеобщее страшное
лицемерие.
Человек должен весь, как есть, нести службу Богу, без
лицемерия, без всяких условий.
Пусть так, пусть ханжеское
лицемерие или глупость говорят, что позволяет им их бедный смысл и прожженная совесть; но им никогда не удастся убедить рассудительных
людей, что сдавленность, в которой наше духовенство утрачивает свои человеческие достоинства, есть наилучшая форма, навсегда необходимая для нашей церкви.
Надо иметь бесстыдство
людей, для коих служит поводом поговорка «après nous le déluge», [После нас хоть потоп (франц.).] чтобы еще и теперь стоять за какое бы то ни было укоренившееся
лицемерие, в какой бы то ни было форме.
Люди уже понимают жалкую низость шпиона, палача, начинают понимать это отношение к жандарму, полицейскому, даже отчасти к военному, но еще не понимают этого по отношению к судье, сенатору, министру, монарху, руководителю, участнику революции. А между тем дело сенатора, министра, монарха, руководителя партии точно так же низко, несвойственно человеческой природе, гадко, даже хуже дела палача, шпиона, тем, что оно, будучи таким же, как и дело палача, шпиона, прикрыто
лицемерием.
Сделать это необходимо потому, что, не говоря уже о той выработанной историей и наукой и признанной всем миром истине, что религиозные гонения не только не достигают своей цели, но производят обратное действие, усиливая то, что они хотят уничтожить, не говоря и о том, что только вмешательство власти в дела веры производит вреднейший и потому худший, так сильно обличаемый Христом порок
лицемерия, не говоря уже об этом, вмешательство власти в дела веры препятствует достижению высшего блага как отдельного
человека, так и всех
людей — единения их между собою.