Неточные совпадения
Что же касается до будущей карьеры его,
то она тоже казалась ей несомненною и блестящею, когда пройдут некоторые враждебные обстоятельства; уверяла Разумихина, что сын ее будет со временем даже человеком государственным, что доказывает его статья и его блестящий
литературный талант.
Не понравился Самгину истерический и подозрительный пессимизм «
Тьмы»; предложение героя «
Тьмы» выпить за
то, чтоб «все огни погасли», было возмутительно, и еще более возмутил Самгина крик: «Стыдно быть хорошим!» В общем же этот рассказ можно было понять как сатиру на
литературный гуманизм.
Так же равнодушно он подумал о
том, что, если б он решил занять себя
литературным трудом, он писал бы о тихом торжестве злой скуки жизни не хуже Чехова и, конечно, более остро, чем Леонид Андреев.
— Расквакались, как лягушки в болоте. Заметил ты — вот уж который год главной
темой литературных бесед служит смерть?
Наконец упрямо привязался к воспоминанию о Беловодовой, вынул ее акварельный портрет, стараясь привести на память последний разговор с нею, и кончил
тем, что написал к Аянову целый ряд писем —
литературных произведений в своем роде, требуя от него подробнейших сведений обо всем, что касалось Софьи: где, что она, на даче или в деревне?
Накануне отъезда, в комнате у Райского, развешано и разложено было платье, белье, обувь и другие вещи, а стол загроможден был портфелями, рисунками, тетрадями, которые он готовился взять с собой. В два-три последние дня перед отъездом он собрал и пересмотрел опять все свои
литературные материалы и, между прочим, отобранные им из программы романа
те листки, где набросаны были заметки о Вере.
Он сам, этот мрачный и закрытый человек, с
тем милым простодушием, которое он черт знает откуда брал (точно из кармана), когда видел, что это необходимо, — он сам говорил мне, что тогда он был весьма «глупым молодым щенком» и не
то что сентиментальным, а так, только что прочел «Антона Горемыку» и «Полиньку Сакс» — две
литературные вещи, имевшие необъятное цивилизующее влияние на тогдашнее подрастающее поколение наше.
С досадой, однако, предчувствую, что, кажется, нельзя обойтись совершенно без описания чувств и без размышлений (может быть, даже пошлых): до
того развратительно действует на человека всякое
литературное занятие, хотя бы и предпринимаемое единственно для себя.
— Нисколько, — ответил ему Версилов, вставая с места и взяв шляпу, — если нынешнее поколение не столь литературно,
то, без сомнения, обладает… другими достоинствами, — прибавил он с необыкновенной серьезностью. — Притом «многие» — не «все», и вот вас, например, я не обвиняю же в плохом
литературном развитии, а вы тоже еще молодой человек.
— Не потрафил и тут! А я-то думал тебя даже
литературным изложением прельстить: эта «осанна»-то в небе, право, недурно ведь у меня вышло? Затем сейчас этот саркастический тон а la Гейне, а, не правда ли?
— Ведь вот и тут без предисловия невозможно,
то есть без
литературного предисловия, тьфу! — засмеялся Иван, — а какой уж я сочинитель!
Познакомившись с редакциями, Иван Федорович все время потом не разрывал связей с ними и в последние свои годы в университете стал печатать весьма талантливые разборы книг на разные специальные
темы, так что даже стал в
литературных кружках известен.
А главное в
том, что он порядком установился у фирмы, как человек дельный и оборотливый, и постепенно забрал дела в свои руки, так что заключение рассказа и главная вкусность в нем для Лопухова вышло вот что: он получает место помощника управляющего заводом, управляющий будет только почетное лицо, из товарищей фирмы, с почетным жалованьем; а управлять будет он; товарищ фирмы только на этом условии и взял место управляющего, «я, говорит, не могу, куда мне», — да вы только место занимайте, чтобы сидел на нем честный человек, а в дело нечего вам мешаться, я буду делать», — «а если так,
то можно, возьму место», но ведь и не в этом важность, что власть, а в
том, что он получает 3500 руб. жалованья, почти на 1000 руб. больше, чем прежде получал всего и от случайной черной
литературной работы, и от уроков, и от прежнего места на заводе, стало быть, теперь можно бросить все, кроме завода, — и превосходно.
Синий чулок с бессмысленною аффектациею самодовольно толкует о
литературных или ученых вещах, в которых ни бельмеса не смыслит, и толкует не потому, что в самом деле заинтересован ими, а для
того, чтобы пощеголять своим умом (которого ему не случилось получить от природы), своими возвышенными стремлениями (которых в нем столько же, как в стуле, на котором он сидит) и своею образованностью (которой в нем столько же, как в попугае).
Такого круга людей талантливых, развитых, многосторонних и чистых я не встречал потом нигде, ни на высших вершинах политического мира, ни на последних маковках
литературного и артистического. А я много ездил, везде жил и со всеми жил; революцией меня прибило к
тем краям развития, далее которых ничего нет, и я по совести должен повторить
то же самое.
Вообще Москва входила тогда в
ту эпоху возбужденности умственных интересов, когда
литературные вопросы, за невозможностью политических, становятся вопросами жизни.
— Обо мне беспокоиться нечего. Меня друзья как-нибудь пристроят. Ежели я к
литературной работе не способен,
то уроки давать могу.
Это был прежде всего внутренний религиозный процесс, и он был в значительной степени связан с духовной реакцией против
литературных течений
того времени.
Обыкновенно на одной из декад ставилась
тема философская, на другой
литературная, на третьей социально-политическая.
И
тем не менее я был противником «мистического анархизма» петербургской
литературной среды
того времени.
Разница лишь в
том, что у Штейнера был ораторский талант,
литературного же таланта не было.
В петербургский период мои отношения с ренессансной
литературной средой связаны главным образом с Вячеславом Ивановым, центральной фигурой
того времени.
Происходили самые утонченные беседы на
темы литературные, философские, мистические, оккультные, религиозные, а также и общественные в перспективе борьбы миросозерцаний.
Если от Мережковского меня отталкивала двойственность, переходящая в двусмысленность, отсутствие волевого выбора, злоупотребление
литературными схемами,
то от Флоренского отталкивал его магизм, первоощущение заколдованности мира, вызывающее не восстание, а пассивное мление, отсутствие
темы о свободе, слабое чувство Христа, его стилизация и упадочность, которую он ввел в русскую религиозную философию.
В петербургский период моей жизни у меня рано началось отталкивание от
той литературной среды, в которой я главным образом вращался, и восстание против нее.
Этот маленький полемический эпизод всколыхнул
литературные интересы в гимназической среде, и из него могло бы, пожалуй, возникнуть серьезное течение, вроде
того, какое было некогда в царскосельском лицее или нежинской гимназии времен Гоголя.
Затем мой брат, еще недавно плохо учившийся гимназист, теперь явился в качестве «писателя». Капитан не
то в шутку, не
то по незнанию
литературных отношений называл его «редактором» и так, не без гордости, рекомендовал соседям.
Огромное значение, которое приобрела у нас публицистическая
литературная критика во вторую половину XIX в., объясняется
тем, что, по цензурным условиям, лишь в форме критики
литературных произведений можно было выражать философские и политические идеи.
Вся последующая
литературная деятельность Гюисманса говорит о
том, что он выбрал подножье Креста и что диагноз и прогноз был верно поставлен.
Теперь, кажется, не нужно доказывать, что таких намерений не было у Островского: характер его
литературной деятельности определился, и в одном из последующих своих произведений он сам произнес
то слово, которое, по нашему мнению, всего лучше может служить к характеристике направления его сатиры.
Признавая главным достоинством художественного произведения жизненную правду его, мы
тем самым указываем и мерку, которою определяется для нас степень достоинства и значения каждого
литературного явления.
Если мы применим все сказанное к сочинениям Островского и припомним
то, что говорили выше о его критиках,
то должны будем сознаться, что его
литературная деятельность не совсем чужда была
тех колебаний, которые происходят вследствие разногласия внутреннего художнического чувства с отвлеченными, извне усвоенными понятиями.
Этой противоположности в самых основных воззрениях на
литературную деятельность Островского было бы уже достаточно для
того, чтобы сбить с толку простодушных людей, которые бы вздумали довериться критике в суждениях об Островском.
— Не в подарок, не в подарок! Не посмел бы! — выскочил из-за плеча дочери Лебедев. — За свою цену-с. Это собственный, семейный, фамильный наш Пушкин, издание Анненкова, которое теперь и найти нельзя, — за свою цену-с. Подношу с благоговением, желая продать и
тем утолить благородное нетерпение благороднейших
литературных чувств вашего превосходительства.
Пусть, когда засыплют мне глаза землей, пусть тогда появятся и, без сомнения, переведутся и на другие языки, не по
литературному их достоинству, нет, но по важности громаднейших фактов, которых я был очевидным свидетелем, хотя и ребенком; но
тем паче: как ребенок, я проникнул в самую интимную, так сказать, спальню «великого человека»!
…Благодарю за мысль.Не
то чтоб я не любил стихи, а избаловался Пушкина стихом. Странно, что и ты получила мои стихи из Москвы почти в одно время. [Насколько можно судить по
литературным и архивным данным, Пущин не писал стихов.]
Три дня прогостил у меня оригинал Вильгельм. Проехал на житье в Курган с своей Дросидой Ивановной, двумя крикливыми детьми и с ящиком
литературных произведений. Обнял я его с прежним лицейским чувством. Это свидание напомнило мне живо старину: он
тот же оригинал, только с проседью в голове. Зачитал меня стихами донельзя; по правилу гостеприимства я должен был слушать и вместо критики молчать, щадя постоянно развивающееся авторское самолюбие.
Несмотря на
то, что Женни обещала читать все, что ей даст Вязмитинов, ее
литературный вкус скоро сказался.
— На ваше откровенное предложение, — заговорил он слегка дрожащим голосом, — постараюсь ответить тоже совершенно откровенно: я ни на ком и никогда не женюсь; причина этому
та: хоть вы и не даете никакого значения моим
литературным занятиям, но все-таки они составляют единственную мою мечту и цель жизни, а при такого рода занятиях надо быть на все готовым: ездить в разные местности, жить в разнообразных обществах, уехать, может быть, за границу, эмигрировать, быть, наконец, сослану в Сибирь, а по всем этим местам возиться с женой не совсем удобно.
Вот в это-то время, незадолго до их приезда, я кончил мой первый роман,
тот самый, с которого началась моя
литературная карьера, и, как новичок, сначала не знал, куда его сунуть.
Александр Петрович, конечно, милейший человек, хотя у него есть особенная слабость — похвастаться своим
литературным суждением именно перед
теми, которые, как и сам он подозревает, понимают его насквозь. Но мне не хочется рассуждать с ним об литературе, я получаю деньги и берусь за шляпу. Александр Петрович едет на Острова на свою дачу и, услышав, что я на Васильевский, благодушно предлагает довезти меня в своей карете.
Я замечаю, что Наташа в последнее время стала страшно ревнива к моим
литературным успехам, к моей славе. Она перечитывает все, что я в последний год напечатал, поминутно расспрашивает о дальнейших планах моих, интересуется каждой критикой, на меня написанной, сердится на иные и непременно хочет, чтоб я высоко поставил себя в литературе. Желания ее выражаются до
того сильно и настойчиво, что я даже удивляюсь теперешнему ее направлению.
Когда же он увидел, что я вдруг очутился с деньгами, и узнал, какую плату можно получать за
литературный труд,
то и последние сомнения его рассеялись.
В настоящую минуту он силится подробно изложить мне одну
литературную мысль, слышанную им дня три
тому назад от меня же, и против которой он, три дня
тому назад, со мной же спорил, а теперь выдает ее за свою.
Тем не менее мы усердно следили за тогдашними русскими журналами, пламенно сочувствовали
литературному движению сороковых годов и в особенности с горячим увлечением относились к статьям критического и полемического содержания.
В сущности, оно до
того вошло в
литературный обиход, что никого уже не пугает.
Конечно, это еще немного (я уверен даже, что ты найдешь в этом подтверждение твоих нравоучений), но я все-таки продолжаю думать, что ежели мои поиски и не увенчиваются со скоростью телеграфного сообщения,
то совсем не потому, что я не пускаю в ход"aperГus historiques et litteraires", [исторических и
литературных рассуждений (франц.)] а просто потому, что, по заведенному порядку, никакое представление никогда с пятого акта не начинается.
Даже несомненнейшие
литературные шуты — и
те чувствуют себя неловко, утрачивают бойкость пера, ежели видят, что читатель не помирает со смеху в виду их кривляний.
Читатель представляет собой
тот устой, на котором всецело зиждется деятельность писателя; он — единственный объект, ради которого горит писательская мысль. Убежденность писателя питается исключительно уверенностью в восприимчивости читателей, и там, где этого условия не существует,
литературная деятельность представляет собой не что иное, как беспредельное поле, поросшее волчецом, на обнаженном пространстве которого бесцельно раздается голос, вопиющий в пустыне.
Это было самое кипучее время его жизни, время страстной полемики, усиленной
литературной деятельности, переходов от расцветания к увяданию и проч. Во всяком случае, не чувствовалось
той пошлости,
того рассудительного тупоумия, которое преследовало его по пятам в провинции.