Неточные совпадения
— Я не
либерал и
либералом никогда не бывал-с. Действую всегда прямо и потому даже от законов держусь в отдалении. В затруднительных случаях приказываю поискать, но требую одного: чтоб закон был старый. Новых законов не люблю-с. Многое в них пропускается, а о прочем и совсем не упоминается. Так я всегда
говорил, так отозвался и теперь, когда отправлялся сюда. От новых,
говорю, законов увольте, прочее же надеюсь исполнить в точности!
Ленин и
говорит рабочим через свиные башки
либералов, меньшевиков и прочих: вооружайтесь, организуйтесь для боя за вашу власть против царя, губернаторов, фабрикантов, ведите за собой крестьянскую бедноту, иначе вас уничтожат.
— Он очень милый старик, даже
либерал, но — глуп, —
говорила она, подтягивая гримасами веки, обнажавшие пустоту глаз. — Он
говорит: мы не торопимся, потому что хотим сделать все как можно лучше; мы терпеливо ждем, когда подрастут люди, которым можно дать голос в делах управления государством. Но ведь я у него не конституции прошу, а покровительства Императорского музыкального общества для моей школы.
— Это ужасно! — сочувственно откликнулся парижанин. — И все потому, что не хватает денег. А мадам Муромская
говорит, что
либералы — против займа во Франции. Но, послушайте, разве это политика? Люди хотят быть нищими… Во Франции революцию делали богатые буржуа, против дворян, которые уже разорились, но держали короля в своих руках, тогда как у вас, то есть у нас, очень трудно понять — кто делает революцию?
— Забыл я: Иван писал мне, что он с тобой разошелся. С кем же ты живешь, Вера, а? С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага, инженер.
Либерал? Гм… А Иван — в Германии,
говоришь? Почему же не в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый был. Но — в принципах не крепок. Это все знали.
— «Людей,
говорит, моего класса, которые принимают эту философию истории как истину обязательную и для них, я,
говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый закон подлинной истории — эксплоатация сил природы и сил человека, и чем беспощаднее насилие — тем выше культура». Каково, а? А там — закоренелые
либералы были…
— Не знаю,
либерал ли я или что другое, — улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли
либералом только потому, что он, судя человека,
говорил, что надо прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. — Не знаю,
либерал ли я или нет, но только знаю, что теперешние суды, как они ни дурны, всё-таки лучше прежних.
Хотелось мне, во-вторых,
поговорить с ним о здешних интригах и нелепостях, о добрых людях, строивших одной рукой пьедестал ему и другой привязывавших Маццини к позорному столбу. Хотелось ему рассказать об охоте по Стансфильду и о тех нищих разумом
либералах, которые вторили лаю готических свор, не понимая, что те имели, по крайней мере, цель — сковырнуть на Стансфильде пегое и бесхарактерное министерство и заменить его своей подагрой, своей ветошью и своим линялым тряпьем с гербами.
— Не могу не прибавить, — сказал он тем же двусмысленно почтительным тоном, — моей вам благодарности за внимание, с которым вы меня допустили
говорить, потому что, по моим многочисленным наблюдениям, никогда наш
либерал не в состоянии позволить иметь кому-нибудь свое особое убеждение и не ответить тотчас же своему оппоненту ругательством или даже чем-нибудь хуже…
— Я тоже должен сказать, что я мало видел и мало был… с
либералами, — сказал князь, — но мне кажется, что вы, может быть, несколько правы и что тот русский либерализм, о котором вы
говорили, действительно отчасти наклонен ненавидеть самую Россию, а не одни только ее порядки вещей. Конечно, это только отчасти… конечно, это никак не может быть для всех справедливо…
Ну, старый товарищ, поздоровались и разговорились: «Ты, —
говорю ему, — у нас первый
либерал нынче».
— «Кой черт,
говорит,
либерал; я тебе скажу: все
либералы свиньи».
А через пять лет мы будем
говорить: «Несомненно, взятка — страшная гадость, но, знаете, дети… семья…» И точно так же через десять лет мы, оставшись благополучными русскими
либералами, будем вздыхать о свободе личности и кланяться в пояс мерзавцам, которых презираем, и околачиваться у них в передних.
Одним словом, я представляю собой то, что в нашем кружке называют un liberal ires pronounce, [ярко выраженный
либерал (франц.)] или,
говоря другими словами, я человек, которого никто никогда не слушает и которому, если б он сунулся к кому-нибудь с советом, бесцеремонно ответили бы: mon cher!
— Тебеньков! ты!
либерал! и ты это
говоришь! — наконец произнес я.
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных
либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица
говорит: «Два дурака съедутся — инно лошади одуреют»), при мне вели между собой одушевленный обмен мыслей о том, следует ли или не следует принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников не получил к празднику никакой награды, то один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого вопроса, просто-напросто сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но не разрешить!» И я не только не обиделся этим, но простодушно ответил: «Да, я могу только запутать, а не разрешить!» — и скромно удалился, оставив дураков переливать из пустого в порожнее на всей их воле…
— Я не радикал, — гордо
говорил Краснов, — я либерал-с. У меня ни одной пяди песку нет; я наделяю крестьян настоящей, заправской землей, и потому на выкуп не согласен-с.
— Поди-ка, пойми, —
говаривал он, — где у них начинаются
либералы и где кончаются обиралы!
Собственно
говоря, от легкомыслия Феденьки пострадали только навозные
либералы.
Что же касается до Райского и Веретьева, то первый из них не решался выйти в отставку, потому что боялся огорчить бабушку, которая надеялась видеть его камер-юнкером, второй же и прежде, собственно
говоря, никогда не был
либералом, а любил только пить водку с
либералами, какового времяпровождения, в обществе консерваторов, предстояло ему, пожалуй, еще больше.
И у вас, —
говорит, — уж нет ничего Божьего, а все только «ваше с батюшкой», — И зато, —
говорит, — все, чем вы расхвастались, можно у вас назад отнять: одних крестьян назад не закрепят, а вас,
либералов, всех можно, как слесаршу Пошлепкину и унтер-офицерскую жену, на улице выпороть и доложить ревизору, что вы сами себя выпороли… и сойдет, как на собаке присохнет, лучше чем встарь присыхало; а уж меня не выпорют.
Двоеточие. Н-да! Мне это советовал один мон-шер, да не люблю я его, понимаете. Жулик он рыжий, хоть и притворяется
либералом. А, по совести
говоря, жалко мне эти деньги Петру оставлять. На что ему? Он и теперь сильно зазнался. (Марья Львовна смеется, Двоеточие внимательно смотрит на нее.) Чего вы смеетесь? Глупым кажусь? Нет, я не глупый… а просто — не привык жить один. Э-эхма! Вздохнешь да охнешь, об одной сохнешь, а раздумаешься — всех жалко! А… хороший вы человек, между прочим… (Смеется.)
— Что? Будто вы не знаете? На Вознесенском проспекте всенародно кричал, что надо, мол, всех
либералов в тюрьму; а то еще к нему приходит старый пансионский товарищ, бедный, разумеется, и
говорит:"Можно у тебя пообедать?"А тот ему в ответ:"Нет, нельзя; у меня два графа сегодня обедают… п' шол прочь!"
Говорят, будто бы
либералов много развелось — вот это, пожалуй, правда; но ведь и
либерал тот же оазис, ибо и он от пирога с капустой не прочь — ну, и Христос с ним, пускай кушает!
Разумеется, я прежде всего сгорел со стыда и поспешил оправдаться.
Говорил, что действительно некогда был
либералом, но в то время это было простительно. Теперь же я убедился, что либеральничанье нужно оставить (и оставил), а надо дело делать.
И знаете ли что, милая тетенька? — мне даже показалось, что,
говоря о
либералах, он как будто бы намекал на меня.
Одному — что ввиду общего врага все партии, и
либералы и консерваторы, должны в субботу подать друг другу руки; другому — что теперь-то именно, то есть опять-таки в будущую субботу, и наступила пора сосчитаться и покончить с
либералами, признав их сообщниками, попустителями и укрывателями превратных толкований; третьему:"слышали, батюшка, что консерваторы-то наши затеяли — ужас! а впрочем, в субботу
поговорим!"
Подобно большинству тогдашних новоявленных
либералов, я простирал Петру Иванычу Дракину объятия и
говорил: Петр Иваныч! еще вчера ты был весь в навозе, а нынче, смотри, какой ты стал чистенький!
— Может быть-с, но дело не в людях, — возразил он, — а в том, что силу дает этим господам, и какую еще силу: совесть людей становится в руках Таганки и Якиманки; разные ваши
либералы и демагоги, шапки обыкновенно не хотевшие поднять ни перед каким абсолютизмом, с наслаждением,
говорят, с восторгом приемлют разные субсидии и службишки от Таганки!
Виктор принялся
говорить, глядя в потолок, не спеша и в нос, о театре, о двух ему знакомых актерах, о какой-то Серафиме Серафимовне, которая его «надула», о новом профессоре Р., которого обозвал скотиной, — потому, представьте, что урод выдумал? Каждую лекцию с переклички начинает, а еще
либералом считается! В кутузку я бы всех ваших
либералов запрятал! — и, обратившись наконец всем лицом и телом к Фустову, промолвил полужалобным, полунасмешливым голосом...
— Посмотрим, —
говорит, — господа
либералы, кто кого одолеет! Докажу я вам, что может сделать истинная твердость души!
Михаил. Этот
либерал — спать лег там, что ли?.. Нет, Россия нежизнеспособна,
говорю я!.. Люди сбиты с толку, никто не в состоянии точно определить свое место, все бродят, мечтают,
говорят… Правительство — кучка каких-то обалдевших людей… злые, глупые, они ничего не понимают, ничего не умеют делать…
Он искал случая
говорить, ездил по городу и во многих местах успел прослыть отчаянным
либералом, что очень ему льстило.
Он
говорил, что не намерен потакать такому пошлому либерализму, что гаерство недостойно науки и ее целей, и что известные поступки, вроде настоящего деспотического и безнравственного насилия над человеческою личностью, характеризуют не
либералов, а Репетиловых, из которых впоследствии легко выходят Расплюевы.
— Нешто мы изменили? Или передались, что ли? Вон другие себя величают всячески:
либералы мы,
говорят, западники… А я, кажется, все в том же духе…
Что бы ни
говорили наши
либералы, но в отмененном крепостном праве, среди его темных сторон, были стороны и очень светлые.
Репортерская часть в газете, благодаря знакомству Николая Ильича со всею московской полицией, была доведена до совершенства. С властями вообще, а с московскими в особенности, консервативный по инстинкту Петухов был в идеальном ладу. Московские
либералы — существуют и такие —
говорили даже о нем, перефразируя стих Пушкина...
В первом случае обыкновенно ограничиваются тем, что «москаль не немец, с ним еще можно жить; он нас не снемчит, как пруссаки Познань», а о религиозной «схисме», которою так заняты польские
либералы во Львове, и совсем не думают: «это ксендзовские штуки»,
говорят кракусы, «нам какое дело, кто как молится».