Россия и мусульманский мир № 1 / 2014

Коллектив авторов, 2014

В журнале публикуются научные материалы по текущим политическим, социальным и религиозным вопросам, касающимся взаимоотношений России и мировой исламской уммы, а также мусульманских стран.

КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ — НЕТ!

ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ — ДА!

Современная Россия: Идеология, политика, культура и религия

Модернизационные процессы в эпоху глобализации: Выбор стратегии для современной России

Ю. Матвеенко, доктор политических наук (РАНХ и ГС при президенте РФ)

Смена поколений российских политиков первого эшелона по времени совпала с утвердившейся в обществе и части научной и государственной элиты России убежденностью, что страна после 20 лет реформ вновь оказалась на распутье. России необходима модернизация. Это императив современной российской политики в эпоху глобализации. Модернизация, устойчивое, поступательное развитие невозможно без выработки научной стратегии.

Для осуществления успешной политической стратегии нужны точные знания о социальной структуре общества, роли и возможностях государственных и политических институтов и организаций, действующих в широком политическом спектре страны. События начала 90-х годов взорвали социальную структуру и систему политического управления страной. Этот процесс наложился на глобальные трансформации, связанные с бурным научным прогрессом, изменением социального характера труда и кризисом международных институтов управления. Поэтому в тех дискуссиях, которые ведутся в России и других странах, многие исследователи, ссылаясь на во многом еще неясную в своих тенденциях картину мира, предпочитают вести речь не о вызревшей и не вызывающей сомнения стратегии устойчивого развития, а о парадигме в том значении этого понятия, которое ввел в оборот во второй половине XX в. американский философ и историк науки Т. Кун.

К сожалению, Россия только в начале поиска парадигмы и выработки национальной стратегии устойчивого развития и модернизации. На протяжении последних лет государство и общество, на наш взгляд, скорее отдалялись, чем приближались к пути устойчивого развития. Именно в силу этого обстоятельства страна вновь оказывается перед выбором политической стратегии.

Выбор стратегии напрямую зависит от того, какие проблемы должна решить страна в ходе модернизации.

В разных странах существуют различные причины, вызывающие необходимость модернизации вообще и политической в частности. Одной из них является происходящее осознание инновационности и динамизма развития мировых рынков и драматических последствий экономической глобализации, вызывающих в одних странах рост богатства, а в других — усиление нищеты. Другая — продолжающийся в обществе, особенно в развитых странах, сдвиг в направлении от патернализма к индивидуализму как образу жизнесуществования в системе социополитических отношений. Третья причина — разрушение и перестройка огромных вертикальных бюрократических структур, и передача полномочий местным институтам власти и непосредственно гражданам.

Применительно к России — перед обществом и государством вновь возникает вопрос: на каких основаниях, ценностях могут идти модернизационные процессы, обеспечивающие устойчивое поступательное развитие, в конечном счете, процессы укрепления страны?

Вначале об устойчивом развитии. Если попытаться сгруппировать и проанализировать многочисленные суждения и оценки об устойчивом развитии, то складывается вполне логичная картина, отражающая интересы тех или иных групп в реальной жизни.

Первая группа суждений — это категорическое неприятие идей устойчивого развития. Против устойчивого развития выступают те крупные финансово-монополистические группы, которые не хотят изменять своего привилегированного положения и терять сверхприбыли в неэквивалентном с обществом и природой обмене. Представители этой группы латентно и открыто выступают против устойчивого развития в любом варианте. Сюда же можно отнести тех отечественных и зарубежных ученых и политиков, которые видят в устойчивом развитии попытку международных финансовых кругов взять под контроль процесс трансформации международных экономических отношений и сохранить привилегированное положение для развитых стран путем создания структур и органов, закрепляющих господствующее, привилегированное положение «золотого миллиарда». И еще одна группа противников, которая в принципе не выступает против устойчивого развития и модернизации, но считает, что сейчас, в условиях кризиса, было бы утопией думать о проблеме модернизации и об устойчивом развитии.

Вторая группа — это сторонники концепции устойчивого развития. Среди них можно выделить ученых и политиков, которые концентрируют внимание на экологических проблемах. Формально такая позиция представляется корректной. Однако она не вскрывает политические и социальные причины уничтожения эко-сферы — бесконтрольной погони за прибылями и, по сути дела, абсолютизируя экологические проблемы, скрывает социальные механизмы углубления материального и духовного неравенства на планете — движущей силы конфликтов и неустойчивого развития, в конечном итоге, уничтожения биосферы.

Политическая, социальная, экономическая и нравственная природа проблем устойчивого развития требует адекватных по качеству решений и механизмов. И уяснение этой необходимости становится важным фактором модернизации.

Во-первых, совершенно ясно, что совершенство военных технологий увеличивает вероятность вооруженных конфликтов в современном мире.

Во-вторых, на смену иллюзиям прогресса потребительской цивилизации на всех политических и социальных уровнях пришло понимание, что естественное (инерционное) развитие мировой цивилизации ограничено материальными и информационными ресурсами, несет угрозу катастрофы. Кризис экономического порядка привел к кризису экосферы планеты.

В-третьих, современная технология сделала мир во всех его сферах — политической, экономической, социальной — взаимозависимым, а динамика и масштабность мировых процессов потребовала поставить их под глобальный общественный контроль.

В-четвертых, тотальная социально-экономическая ценность и мотивация труда, господствовавшая во втором тысячелетии и заключавшаяся в максимализации прибыли, в третьем тысячелетии рано или поздно должна быть заменена на утверждающуюся этику ноосферы — разумной достаточности материального и духовного потребления как основы устойчивой жизни на планете.

В-пятых, глубина материальных и духовных диспаритетов на планете между государствами, нациями, народами, внутри государств достигла предельно возможной величины. Поддержание этих диспаритетов с помощью военных средств становится абсурдным и опасным с точки зрения политической, экономической и военной эффективности. Безопаснее договориться о контроле над ресурсами, чем пытаться захватывать их с помощью оружия.

Разумеется, что все вышесказанное — это обобщенные способы решения проблем. Хотя универсального модернизационного рецепта, по-видимому, не существует, можно выработать общую стратегию модернизации, положения которой создали бы базу для формирования программы развития в условиях конкретного общества-пространства. Если модернизация предполагает наличие в обществе идей реструктуризации модернизируемого пространства, механизмов их поэтапной реализации и средств, необходимых для этого, то стратегия модернизации скорее подразумевает оценку внешней ситуации и выбор наиболее приемлемых и эффективных, с точки зрения пространства X, альтернатив на каждом этапе реализации. Одной из политических целей стратегии модернизации можно считать подбор такого сочетания выборов, при котором в течение долгого времени (оптимально в течение всего хода реформ) удастся сохранить совпадение интересов и избежать конфликта между взаимодействующими сторонами. При этом условии возможна консолидация общества, способная в свою очередь умножить усилия России по выходу из кризиса и достижению устойчивого развития по всем параметрам общественной жизни.

Сегодня модернизационное планирование во многом похоже (или должно быть похоже) на корпоративное планирование. Ведь в принципе регион или даже государство (союз государств) как объекты управления в определенном отношении не отличаются от завода, банка или корпорации, их объединяющей. Проблема в том, что редкий директор завода обладает стратегическим мышлением, и до тех пор, пока категории стратегического планирования не станут естественными категориями мышления ответственных за этот процесс руководителей, вряд ли можно рассчитывать на широкое инвестирование в процессы модернизации страны, включая иностранные капиталы.

Модернизация России, в конечном счете, должна создать условия для постиндустриализации. В противном случае она теряет смысл, поскольку не решает на современном уровне ни одной из возникших перед Россией проблем и не создает базы для последующего развития в ряду развитых стран. Только та страна в условиях целостного и внутренне взаимосвязанного мира может рассчитывать на высокое качество жизни своего народа, которая по нескольким видам современной продукции стоит на передовых рубежах научно-технического прогресса вровень с конкурентами или даже опережает их. Именно в этом состоит один из аспектов относительности уровней развития.

Модернизация становится процессом социально-экономической и политической трансформации общества, призванным преодолеть кризис, отставание одних государств от других и привести к устойчивому развитию. Последнее же создает предпосылки — материальные, политические, духовно-интеллектуальные — для успешного решения комплекса социально-экономических проблем, без чего консолидация общества останется иллюзией.

Совокупность трансформационных мер призвана сгладить противоречия между требованиями модернизации и традиционными формами организации местного общества, их реализация исключила бы возможность перерастания столкновения интересов в фундаментализм, поиски внешних либо внутренних врагов или перелива в гражданский конфликт, раскалывающий общество.

Модернизацию можно представить как процесс реформирования пространства через ориентацию на достижения мирового уровня в экономике и других сферах. Поэтому конечную цель российской модернизации можно определить как устойчивый прогресс в направлении улучшения условий жизни за счет вклада в мировое хозяйство, что должно привести к социальной стабилизации и консолидации общества.

При этом проект модернизации, оставлявший все-таки надежду для незападных стран подняться до уровня передовых (современных), сохраняя при этом свою национальную идентичность, уступает место новому глобальному проекту, в котором жизнь людей в экономической системе мыслится уже не в национальном, а мировом масштабе. Этот проект как бы предлагает странам частично обменять свой национальный суверенитет на право вхождения в эту систему и, следовательно, на право считаться современной страной.

В глобализации видят, прежде всего, объективный процесс, в ходе которого мир как бы стягивается в единое пространство, существующее по общим для всех законам и в едином для всех режиме времени. В итоге он постепенно утрачивает свою былую многоликость и разнородность. Происходит своеобразная гомогенизация мира, причем не только в производственно-экономической, но и бытовой сфере, на уровне повседневной жизни. В разных странах люди все больше пользуются одними и теми же видами транспорта и коммунальных услуг, носят одинаковую одежду, потребляют одну и ту же пищу, смотрят одни и те же телепередачи, слушают одни и те же новости. Создаваемые современной цивилизацией технологии, товары, услуги, информация и пр., входя в жизнь разных народов, делают их в чем-то похожими друг на друга, не теряя при этом своей самобытности.

В последние годы в России происходит лавинообразный рост работ, посвященных самым различным аспектам глобализации, и прежде всего экономическим, политическим, правовым, культурным аспектам. Однако сущностные черты и закономерности процессов глобализации, их последствия в широкой исторической перспективе остаются предметом ожесточенной дискуссии. Все исследователи сходятся на том, что мир в целом становится все более непредсказуемым. Особенно это касается будущего Российского государства. Основная сложность в понимании сущности глобализации связана с тем, что в реальном своем проявлении она представляет собой тесное и многостороннее переплетение двух достаточно различных по своим последствиям процессов.

С одной стороны, под глобализацией понимают качественно новый уровень взаимодействия стран в области экономики, политики, культуры, который начал складываться в последние десятилетия прошлого века вследствие появления глобальных проблем, ставших серьезной угрозой для самого существования человечества. Решение этих проблем объективно потребовало значительных изменений в функциях всех государств как входивших в те времена в две противоположные мировые социально-экономические системы, так и принадлежавших «третьему» миру.

С другой стороны, в 90-е годы глобализация приобретает свои нынешние социальные контуры, она показала, что растущее открытие экономики, общества в целом не открыло стратегических перспектив для большинства незападных стран. Оно ведет к тому, что богатые западные страны становятся все богаче, а бедные незападные — все беднее. В этой ситуации проблема национального государства, осмысление его социальной роли, функций и перспектив в структуре единого глобального мира приобрели особую остроту.

Среди российских ученых, обсуждающих перспективы Российского государства в эпоху глобализации, имеют место разные точки зрения. Либеральная точка зрения преобладает в политической публицистике и электронных средствах массовой информации. Либерально мыслящие авторы одобряют все попытки практической реализации в российском обществе 90-х годов прошлого века основных принципов либерального устройства государства.

Здесь имеются в виду следующие принципы: естественные и неотчуждаемые права человека как основа общественного договора; разделение власти, выборность власти и контроль гражданского общества над деятельностью институтов государственной власти; рыночная экономика, минимальное присутствие государства в экономике; независимые средства массовой информации, — одним словом, свободный индивид в свободной стране. Превращение России в либерально-демократическое государство представляется неизбежным и важнейшим результатом постсоветского реформирования страны. Большое количество социологов, политологов, экономистов затрачивает огромные усилия, с тем чтобы доказать, что либеральное государство — это судьба и спасение России.

Однако в реальной действительности процессы либерализации российского общества с начала нового столетия явно замедлились. Происходит возврат ко многому из того, что, казалось, было обречено на исчезновение из политической жизни — усиление президентской власти, восстановление «вертикали власти» сверху донизу, борьба против сепаратизма регионов, появление у России собственных национальных интересов и, соответственно, патриотической тематики, и многое другое. Отечественные либералы говорят даже о кризисе демократии.

Левая оппозиция поддерживает отдельные шаги власти, направленные на укрепление государства, но критикует ее за сохранение курса либеральных реформ.

Если попытаться выявить нечто общее во всех многообразных размышлениях по поводу состояния современного Российского государства, то, независимо от идеологических позиций авторов, все они сходятся в одном — ответы нынешней власти в определенной мере неадекватны вызовам современного этапа истории, хотя различные авторы делают нередко прямо противоположные выводы относительно того, в каком направлении следует трансформировать нынешнее устройство Российского государства.

В теоретическом плане проблема может быть сформулирована примерно так: должны ли сохраниться у Российского государства те его традиционные черты и принципы организации, которые складывались и развивались на протяжении многих столетий? Есть ли сегодня в условиях глобализации жизненно важная потребность в их сохранении или, напротив, требуется, говоря либеральным языком, их демонтаж, полная смена «матрицы», и чем быстрее она произойдет, тем лучше это скажется на будущем страны?

Речь в конечном счете идет о смене или сохранении не просто конкретной формы государства, а о смене или сохранении исторически сложившегося типа российской государственности. Если ставить вопрос о смене не просто конкретной формы Российского государства, но исторического типа российской государственности, то необходимо решить несколько взаимосвязанных между собой задач.

Во-первых, создать теоретическую модель традиционного типа российской государственности. Это означает следующее — показать, на каких конкретных принципах устроены все сферы общественной жизни, т.е. как устроена власть, собственность, как работает принцип социальной справедливости, какие результаты имеются в духовной и теоретической сферах, наконец, как в ходе взаимодействия всех этих сфер (соразмерное развитие по осям развития или несоразмерное) осуществляется производство и воспроизводство общественной жизни в стране.

Во-вторых, раскрыть с аналогичных позиций содержание либерального типа государственности, который, с точки зрения либерально мыслящих ученых, предполагается для замены устаревшего традиционного типа государственности.

В-третьих, на основе результатов такого рода анализа показать, как эмпирически в сегодняшней жизни российского общества взаимодействуют между собой эти типы государственности, какие тенденции здесь обнаружились. В частности, можно ли в сегодняшней ситуации утверждать о реализующейся уже на практике радикальной смене одного типа государственности другим или только, условно говоря, можно говорить о некоем их «синтезе». Наконец, не является ли выходом для страны возвращение к принципам традиционного типа государственности?

И, наконец, в-четвертых, каким представляется тот коридор возможностей, который открывается перед Россией в зависимости от выбранного ею направления дальнейшего пути реформирования российской государственности в условиях глобализации. Подчеркну еще раз, сначала именно выбор направления, а затем определение коридора возможностей, но не наоборот. Это принципиально, потому что пока еще возможности страны определяются ее выбором. После решения этих задач станут понятными и доказательными контуры той эффективной модели, того идеала государственного устройства России, к которому следует стремиться обществу и власти.

Традиционный и либеральный типы государственности и, соответственно, конкретные формы устройства государства — это принципиально различные типы производства и воспроизводства общественной жизни. Глубина их различия остается до сих пор плохо осмысленной применительно к современной ситуации. И особенно с точки зрения раскрытия механизма, смены одного типа государственности другим.

Многие авторы — не только публицисты (что понятно), но и люди науки — дают априорно положительную оценку традиционному типу государственности в целом, всем его основополагающим принципам. Авторы других идейных ориентаций высказали в его адрес немало обличительных слов. Но во всей полемике вокруг традиционных устоев Российского государства не хватает главного. Необходимо, прежде всего, показать, как вообще существует жизнеспособное общество в рамках российского типа традиционной государственности, от каких внешних и внутренних факторов зависит уровень жизнеспособности общества и какой должна быть государственность с точки зрения типологии в сегодняшних условиях, чтобы общество было жизнеспособным и динамично развивающимся.

Если рассмотреть историю существования и функционирования российской государственности, то можно сказать, что такой социальный организм, как традиционное государство, обладает огромной устойчивостью и жизнеспособностью. Вместе с тем оно имеет ограниченные возможности, прежде всего, слабые внутренние импульсы для динамичного развития. Поэтому чертам его жизнеспособности нельзя придавать вневременной характер, тем более говорить о совершенстве традиционного государства, особенно если сравнивать его с исторически более продвинутым либеральным типом государства. Здесь и возникает вопрос о том, как возможна трансформация социального организма, основанного на одном, традиционном типе государственности, в социальный организм, основанный на другом, либеральном типе государственности при условии сохранения им своей жизнеспособности, своего воспроизводства в широкой исторической перспективе.

Сегодня в условиях нарастающей глобализации все страны в мире ранжированы в соответствии с принадлежностью к тому или иному уровню технологической пирамиды, сложившейся в мире. На верху пирамиды находятся США, которые достигли по многим параметрам стадии информационного общества, несколько отстают от них ведущие страны Западной Европы. На втором — развитом индустриальном — уровне технологической пирамиды находится целый ряд стран Европы, Юго-Восточной Азии. Третий уровень пирамиды занимают страны, экономика которых основана на экспорте природного сырья и энергоносителей.

Что касается Российского государства, то оно находится сегодня в переходном состоянии, смысл которого еще предстоит выяснить. Как придать ему новые импульсы, повысить его жизнеспособность в связи с радикально меняющимися условиями своего существования в современной цивилизации?

В начале 90-х годов казалось, что полное разрушение советской системы, создание ситуации хаоса в стране облегчит путь от старого строя к новому либеральному порядку. Но нарастание хаоса к концу 90-х годов грозило полным распадом Российской Федерации. В теоретическом плане можно было заранее предвидеть результат эксперимента.

Но дело здесь в другом. Для державного государства с тысячелетней традицией нет никакой объективной необходимости отказываться от идеи самостоятельного, национального пути развития даже в эпоху глобализации. Наглядным примером выступает современный Китай, который успешно осуществляет грандиозную реформу общества, не отказываясь от Традиции с большой буквы.

В последнее время ряд российских исследователей выступили за позитивный синтез традиционного и либерального. Прежде всего, здесь вопрос в том, можно ли процесс соединения традиционного и либерального называть синтезом. В точном смысле слова синтез — это соединение различных, самостоятельно существующих элементов в одно целое, в систему. Но где и когда традиционные и либеральные элементы в истории общества существовали порознь?! Синтез в таком случае выступает либо некоторым неудачным заимствованием, не схватывающим суть проблемы, либо идеологемой, сознательно используемой для сокрытия истинных намерений определенных кругов общества в отношении Российского государства и, более того, государственности. Помочь в споре здесь может опыт современного Китая. Китайский социализм после реформ Дэн Сяопина стал в полной мере исторической формой традиционной китайской государственности, стал цивилизационным социализмом, обладающим ныне огромной жизнеспособностью.

В последнее время в России предпринимаются действенные меры, чтобы укрепить властную вертикаль, выстроить хорошо управляемый сверху донизу авторитарно-бюрократический аппарат и сделать процессы либерального реформирования страны управляемыми, а последствия предсказуемыми. Можно сказать, что происходит резкий переход от радикально-либеральной модели к идеологии и практике либерального консерватизма.

Однако смена модели реформирования общества не привела к заметному улучшению в экономике страны, но способствовала дальнейшему наступлению на социальную сферу, ликвидации значительного числа социальных гарантий и социальной защиты населения страны со стороны государства. Все это привело к росту протестных движений как слева, так и справа, и, как следствие, к парадоксальному союзу правых и левых партий, которые объединяются в борьбе против растущего усиления авторитарной власти и наступления на социальные права граждан.

Выбор пути здесь будет во многом определяться дальнейшим отношением президента Российской Федерации именно к социальной политике.

Основой традиционного общества всегда выступала и выступает социальная справедливость. В классической либеральной доктрине нет места для социальной справедливости. Впрочем, такого мнения придерживаются и многие нынешние либеральные консерваторы. Право одно на всех. Свобода должна устанавливать лишь формальные рамки.

Что делать — это, прежде всего, вопрос о том политическом субъекте, который сможет выйти за рамки выбора между радикал-либералами и либерал-консерваторами. Важнейшей опорой традиционного российского общества всегда являлась связь между первым лицом государства и народом на основе принципа социальной справедливости.

У Российского государства на первом месте стоит вопрос социальной эффективности, а экономическая эффективность подчиняется решению задач социальной эффективности. Поэтому радикальное отличие пути развития западного общества от незападного, тем более в условиях глобализации, заключается в том, что западное развитие начинается с формального равенства и движется по направлению к социальному государству. А для России должно быть наоборот, сначала социальная защита и социальные права населения, что абсолютно необходимо для воспроизводства человека, общества, для устойчивости и безопасности государства, его независимости, а лишь потом инкорпорирование, приспособление абсолютно необходимых для дальнейшего развития страны либеральных принципов экономической и иной свободы, формального равенства к реалиям страны. Это не идеальная модель, но таким не был и не является западный путь. Социальная справедливость — это признание и законодательное закрепление иерархического характера льгот и привилегий ко всем социальным слоям и группам.

В самом общем виде суть решения проблемы состоит в том, что российская власть в ходе модернизации должна строить социальное государство, опирающееся на принцип социальной защиты граждан и, более широко, на принцип социальной справедливости. Именно на этой основе должны осуществляться реформы, а не наоборот, тогда в России, возможно такое жизнеспособное общество, которое будет способно адекватно ответить на все угрозы и вызовы мировой глобализации.

«Россия XXI век. Политика. Экономика. Культура», М., 2012 г., с. 345–353.

Причины радикализации ислама в современном мире

М. Яхьяев, доктор философских наук, профессор (ДГУ)

Научный анализ истоков и причин радикализации ислама в современном мире предполагает уяснение сущностного содержания понятия «радикализм», которому в современной политической литературе придается несколько значений. Первое — это трактовка радикализма как политического течения, сторонники которого подвергают критике существующую социально-политическую систему и настаивают на необходимости коренных общественных преобразований и политических реформ. При таком понимании радикализм предстает не только как определенная социально-политическая идеология, но и как способ политической деятельности, адекватный данной идеологии. Второе значение — решительный образ действия с использованием крайних методов и средств решения злободневных вопросов. Но в данном случае радикализм представляется лишь как способ действия конкретных социальных субъектов безотносительно к определенному виду общественной деятельности.

Нам же наиболее точным представляется следующее определение: радикализм — тип социально-политической деятельности, который базируется на крайних, предельно агрессивных идеологиях и чрезвычайных, решительных действиях, направленных на коренное изменение всей существующей социально-экономической и политической системы. При этом не менее важна и интерпретация радикализма как реакции конкретных субъектов социального действия на острые, тупиковые или экстремальные обстоятельства, складывающиеся в ходе общественного развития. Такое понимание радикализма дает нам основания для выделения в нем таких двух взаимно обусловленных сторон, как радикальная идеология и радикальная деятельность.

Предлагаемое понимание радикализма требует также разграничения двух основных его форм в зависимости от характера социально-политических преобразований. Первая форма — это конструктивный радикализм, направленный на кардинальное, качественное, прогрессивное, революционное преобразование существующей социальной системы. В этом виде радикализма, высшим проявлением которого выступает социальная революция, созидательный, конструктивный момент, т.е. строительство более совершенного общества, доминирует над деструктивным моментом, т.е. разрушением существующей социальной системы. Эту форму радикализма мы можем уподобить целительному ножу хирурга, который в критической для пациента ситуации решительно, насильственными, силовыми методами исцеляет больного, спасая его от верной гибели.

Вторая форма радикализма — это деструктивный радикализм, направленный на сохранение, консервацию или воссоздание, реставрацию отживших свой век, устаревших, изживших себя социальных отношений с помощью не менее решительных, но разрушительных для социальной системы агрессивных социальных действий. Разрушительная агрессия социальных субъектов при этом направляется, как правило, либо против тех социальных сил и субъектов, которые обнаруживают подлинно прогрессивное преобразовательное начало, либо против реально существующей социально-политической системы или ситуации в целом. Однако такая форма радикальных действий не столько лечит болезнь социального организма, сколько калечит и насилует социальное тело, подобно безграмотному шаману, лишь усугубляя критическое состояние.

Так с какой же формой радикализма мы сегодня имеем дело, когда он сопрягается с исламом? Чаще всего «исламский радикализм» представляется как идеология и обоснованная ею политическая деятельность, которые характеризуются ценностно-нормативным закреплением «чистого ислама» по отношению как к миру «неистинной веры» внутри самого ислама, так и к миру «неверных» вне ислама. Но важно то, что такой радикализм предстает как деформированная, извращенная форма ислама. Потому ее не следует отождествлять с исламом как мировой религией, или даже исключительно с каким-либо конкретным его направлением или течением.

Тем не менее сегодня и в исламоведческой литературе, и в массовом сознании радикализм, сопрягаемый с исламом, предстает как реальный существенный фактор социально-политической жизни мира, как серьезная оппозиционная мировая идейно-политическая сила. Радикально настроенные слои верующих-мусульман представляются действенной социальной силой, считающей вполне допустимым использование террора и нелегитимного насилия как средства достижения поставленных целей, как правило, политического характера. И такая сила реально обладает мощным потенциалом, нацеленным на распространение своих наиболее крайних идеологических положений и наращивание практики политического насилия.

Разрушительный порыв радикального ислама сегодня направлен на слом и упразднение секуляризированных обществ западного образца. Он презирает и игнорирует общепринятые положения международного права, не признает такие основополагающие нормы, как территориальная целостность, государственный суверенитет, незыблемость границ, признание прав и свобод человека, запрет на применение силы для достижения как политических, так и иных социальных целей. И все же наивысшую опасность для общества и личности представляет экстремистское крыло радикального ислама, чья деятельность сегодня является ключевым фактором, расшатывающим как мировую социально-политическую ситуацию в целом, так и конфессиональную обстановку в каждом отдельном регионе.

Основной целью «исламского радикализма» является изменение места и роли исламской религии в жизни современного общества. Его приверженцы отвергают господствующие в обществе ценности и политическую практику светского государственного устройства как не соответствующие нормам мусульманской религии. Радикально настроенные верующие представляют собой наиболее активную, хотя и меньшую часть мусульманской уммы. И в этой социальной группе явно преобладает молодежь как наиболее пассионарная часть мусульманской уммы, но она же является и самой необустроенной ее частью. Потому именно молодежь легче и быстрее других слоев общества впитывает в себя радикальные идеи и воплощает их в жизнь.

Поскольку современный мусульманский радикализм воспринимает в качестве главного врага исламской цивилизации Запад, он и направлен против всего западного. По утверждению многих отечественных аналитиков, радикализм в исламском обличии является «реакцией на политику навязывания общественных порядков, образа жизни, культуры и морали буржуазной Европы» (Абдуллаев М.А. «Исламский фундаментализм и формы его проявления», Махачкала, 2004, с. 152).

Антизападная ориентация исламского радикализма проявилась уже в политической доктрине ассоциации «Братья-мусульмане», которая была создана в Египте в 1920-е годы и чьим основателем был Хасан аль-Банна (1906–1949). Этот школьный учитель, ставший в последующем видным теологом, и считается одним из первых теоретиков политизированного ислама. Созданная им организация, выступавшая как оппозиционная традиционной египетской монархии религиозно-политическая сила, ориентировалась на достаточно образованные, но неимущие слои городского населения: мелкую буржуазию, интеллигенцию, младших офицеров, отдельных представителей духовенства, учащихся общеобразовательных школ и студентов вузов.

Задачей своей организации Хасан аль-Банна видел защиту исламской религии и ее приверженцев от атеизма и секуляризма, от духовно-нравственной деградации мусульман, которая происходит под тлетворным влиянием Запада и его ценностей. Он исходил из того, что ислам — это «вера и культ, родина и нация, религия и государство, дух и тело мусульманина». Хасан аль-Банна считал важнейшим направлением деятельности созданной им организации политическое объединение мира ислама в единое целое («ал-ватан ал-ислам», букв. «исламская родина»). Для этого, как он считал, необходима абсолютная исламизация общественной, государственной и личной жизни, и при этом такая исламизация, которая целиком базируется на возврате к исходным положениям исламской религии. Одновременно он допускал в некоторых случаях возможность истолкования положений Корана и Сунны в духе времени.

По мнению Хасана аль-Банны, все это должно усилить роль исламской религии и мусульманской уммы в современном мире. Лозунгом «Братьев-мусульман» стали слова: «Бог — наша цель, Пророк — наш руководитель, Коран — наша конституция, джихад — наш путь, смерть во имя Бога — наше высшее стремление». В 40–50-е годы прошлого столетия египетская ассоциация «Братья-мусульмане» уже имела боевую организацию, осуществлявшую террористические акты против представителей власти (Султанов Ф.М. «Ислам и татарское национальное движение в российском и мировом мусульманском контексте: История и современность», Казань, 1999). Экстремистское крыло «Братьев-мусульман» представлял последователь Аль-Банны, крупнейший идеолог исламского радикализма Сейид Кутб (1906–1965), который внес существенный вклад в разработку идеологической концепции «обвинения в неверии и ухода от мира» («ат-такфир ва-ль-хиджра»). Суть концепции заключается в обосновании забвения мусульманами шариата как основного источника власти «ал-хакимийя ал-исламийя», что и стало причиной утверждения в исламской среде духовного невежества «джахилийя», неприятия истинного Аллаха и подлинной веры, распространения многобожия и поклонения иному помимо Аллаха «ширк». Избирательная актуализация вероучительных положений позволила Кутбу, вопреки исламской традиции, разделить человечество на мусульман, строго придерживающихся законов шариата, и «неверных» («куффар»), а не на мусульман и немусульман, как это было принято традиционно. При этом он стал утверждать невозможность примирения и компромисса между мусульманами и неверными. Таким образом, Кутб относит к числу неверных, с которыми недопустим компромисс, и большинство мусульман.

С. Кутб полагал, что земля ислама «дар ал-ислам» — это исключительно те государства, в которых высшим законом является шариат. Остальные земли — это «дар ал-харб». В его интерпретации мир погряз в невежестве «джахилийи». В нем пребывают христиане с иудеями, идолопоклонники и вероотступники, атеисты и коммунисты, т.е. все те, кто не поклоняется единому Аллаху и не придерживается идеи абсолютного подчинения Господу миров. Кутб считал грех идолопоклонства тягчайшим из грехов и представлял идеологии секулярного мира в качестве новых идолов. Для мусульманина же важна принадлежность к мусульманской умме, а не его национальность. Национальность мусульманина целиком поглощена исламом.

В книге «Социальная справедливость в исламе», где Кутб разрабатывает краеугольные социальные установки своей радикальной доктрины, утверждается, что все общественные проблемы разрешимы только на основе Корана. Ислам опирается на принцип социальной солидарности и приоритет общественных интересов, сбалансированных с личными интересами членов общины. Ислам и социализм, по его мнению, — это две непримиримые системы взглядов и образа жизни. Социализм, коммунизм и капитализм относятся к высшей ступени «джахилийи», поскольку эти мировоззрения исходят из приоритета материального над духовным, тогда как в исламе упор делается на соединении всех духовных, моральных и социально-экономических элементов, определяющих жизнь человека, социальные условия, материальный достаток.

Конец ознакомительного фрагмента.