Неточные совпадения
Морозна ночь, всё небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно…
Татьяна
на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная
луна…
Чу… снег хрустит… прохожий; дева
К нему
на цыпочках
летит,
И голосок ее звучит
Нежней свирельного напева:
Как ваше имя? Смотрит он
И отвечает: Агафон.
Рыбак и витязь
на брегах
До темной ночи просидели
С душой и сердцем
на устах —
Часы невидимо
летели.
Чернеет лес, темна гора;
Встает
луна — все тихо стало;
Герою в путь давно пора.
Накинув тихо покрывало
На деву спящую, Руслан
Идет и
на коня садится;
Задумчиво безмолвный хан
Душой вослед ему стремится,
Руслану счастия, побед,
И славы, и любви желает…
И думы гордых, юных лет
Невольной грустью оживляет…
Долина тихая дремала,
В ночной одетая туман,
Луна во мгле перебегала
Из тучи в тучу и курган
Мгновенным блеском озаряла.
Под ним в безмолвии Руслан
Сидел с обычною тоскою
Пред усыпленною княжною.
Глубоку думу думал он,
Мечты
летели за мечтами,
И неприметно веял сон
Над ним холодными крылами.
На деву смутными очами
В дремоте томной он взглянул
И, утомленною главою
Склонясь к ногам ее, заснул.
Ветер лениво гнал с поля сухой снег, мимо окон
летели белые облака, острые редкие снежинки шаркали по стёклам. Потом как-то вдруг всё прекратилось, в крайнее окно глянул луч
луны, лёг
на пол под ноги женщине светлым пятном, а переплёт рамы в пятне этом был точно чёрный крест.
Чтобы не уронить себя во мнении дедушки Ильи, притворялся, будто понимаю, что значит «сова
летит и
лунь плывет», а понимал я только одно, что Селиван — это какое-то общее пугало, с которым чрезвычайно опасно встретиться… Не дай бог этого никому
на свете.
— Вот так штука! — сказал мельник в раздумьи и со страхом поглядел
на небо, с которого месяц действительно светил изо всей мочи. Небо было чисто, и только между
луною и лесом, что чернелся вдали за речкой, проворно
летело небольшое облачко, как темная пушинка. Облако, как облако, но вот что показалось мельнику немного странно: кажись, и ветру нет, и лист
на кустах стоит — не шелохнется, как заколдованный, а облако
летит, как птица и прямо к городу.
Так и осталось:
летит казак под несуществующе-ярким (сновиденным!) небом, где одновременно (никогда не бывает!) и звезды, и
луна,
летит казак, осыпанный звездами и облитый
луною — точно чтобы его лучше видели! — а
на голове шапка, а в шапке неизвестная вещь, донос, — донос
на Гетмана-злодея Царю-Петру от Кочубея.
Вдруг вся степь всколыхнулась и, охваченная ослепительно голубым светом, расширилась… Одевавшая её мгла дрогнула и исчезла
на момент… Грянул удар грома и, рокоча, покатился над степью, сотрясая и её и небо, по которому теперь быстро
летела густая толпа чёрных туч, утопившая в себе
луну.
Я и Теодор выскочили. Из-за туч холодно взглянула
на нас
луна.
Луна — беспристрастный, молчаливый свидетель сладостных мгновений любви и мщения. Она должна была быть свидетелем смерти одного из нас. Пред нами была пропасть, бездна без дна, как бочка преступных дочерей Даная. Мы стояли у края жерла потухшего вулкана. Об этом вулкане ходят в народе страшные легенды. Я сделал движение коленом, и Теодор
полетел вниз, в страшную пропасть. Жерло вулкана — пасть земли.
— Нет, ты посмотри, что за
луна!.. Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда! Ну, видишь? Так бы вот села
на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, — туже, как можно туже, — натужиться надо, и
полетела бы. Вот так!
— Нет, ты посмотри, чтó за
луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села
на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, — туже, как можно туже, — натужиться надо и
полетела бы. Вот так!