Неточные совпадения
Подъезжаете ли вы к глубокому и вязкому болоту, якут соскакивает с лошади, уходит выше колена в грязь и ведет вашу лошадь — где суше; едете ли
лесом, он — впереди, устраняет от вас сучья; при подъеме на крутую гору опоясывает вас кушаком и
помогает идти; где очень дурно, глубоко, скользко — он останавливается.
Затем он попрощался с моими спутниками. Они в свою очередь поклонились ему до земли,
помогли ему надеть котомку, дали в руки палку и пошли провожать до опушки
леса.
Пустая юрта, видимо, часто служила охотникам для ночевок. Кругом нее весь сухой
лес давно уже был вырублен и пожжен. Дерсу это не смутило. Он ушел поглубже в тайгу и издалека приволок сухой ясень. До самых сумерек он таскал дрова, и я
помогал ему, сколько мог. Зато всю ночь мы спали хорошо, не опасаясь за палатку и за одежду.
— Надо
помогать матери — болтал он без умолку, — надо стариково наследство добывать! Подловлю я эту Настьку, как пить дам! Вот ужо пойдем в
лес по малину, я ее и припру! Скажу: «Настасья! нам судьбы не миновать, будем жить в любви!» То да се… «с большим, дескать, удовольствием!» Ну, а тогда наше дело в шляпе! Ликуй, Анна Павловна! лей слезы, Гришка Отрепьев!
Не успели они кончить чай, как в ворота уже послышался осторожный стук: это был сам смиренный Кирилл… Он даже не вошел в дом, чтобы не терять напрасно времени. Основа дал ему охотничьи сани на высоких копылах, в которых сам ездил по
лесу за оленями. Рыжая лошадь дымилась от пота, но это ничего не значило: оставалось сделать всего верст семьдесят. Таисья сама
помогала Аграфене «оболокаться» в дорогу, и ее руки тряслись от волнения. Девушка покорно делала все, что ей приказывали, — она опять вся застыла.
Помогай ей бог! она теперь как в
лес поехала.
Мне много
помогло еще то, что я с детства бродил с ружьем по степи и в
лесу и не один десяток ночей провел под открытым небом на охотничьих привалах.
— Уж я вам
помогу, — перервал земский, — только отпустите меня живого; я все тропинки в
лесу знаю и доведу вас ночью до самого хутора, так что ни одна душа не услышит.
Если возьмет очень большая рыба и вы не умеете или не можете заставить ее ходить на кругах в глубине, если она бросится на поверхность воды и пойдет прямо от вас, то надобно попробовать заворотить ее вбок, погрузив удилище до половины в воду; если же это не
поможет и, напротив, рыба, идя вверх, прочь от вас, начнет вытягивать
лесу и удилище в одну прямую линию, то бросьте сейчас удилище в воду.
Должно признаться, что рыба берет на них охотно; но зато они довольно скоро перегнивают и нестерпимо путаются, что отнимает много времени и ужасно надоедает; обоим этим порокам можно несколько
помочь, проварив
лесы в растопленном воске, [Здесь опять должно сказать, что это не прочно: воск скоро сойдет, и
леса начнет путаться по-прежнему; впрочем, воск можно подновлять.] но от того они отчасти потеряют свою, так сказать, зыблемость, составляющую приманку для рыбы.
Уходя в
лес, он подолгу возился с гниющей раной и по-своему врачевал ее: поливал керосином, раз прижег даже порохом, но не
помог и порох.
Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся в
лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и
помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно, в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
Конечно, и для богомольцев приманки имелись: вериги схимонаха Иосафа, уже усопшего, от ломоты в коленях
помогали; скуфейка его, будучи на голову возложена, от боли головной исцеляла; в
лесу ключ был очень студёный, — его вода, если облиться ею, против всех болезней действовала. Образ успения божьей матери ради верующих чудеса творил; схимонах Мардарий прорицал будущее и утешал горе людское. Всё было как следует, и весной, в мае, народ валом к нам валил.
Оглянулся мельник кругом: а кто ж ему теперь
поможет? — нет никого. Дорога потемнела, на болоте заквакала сонная лягушка, в очеретах бухнул сердито бугай… А месяц только краем ока выглядывает из-за
леса; «А что теперь будет с мельником Филиппом?..»
Николай Иванович. Теперь нельзя. Одно можно: не иметь
леса. И я не буду иметь его. Но что же делать? Пойду к нему посмотреть, нельзя ли
помочь тому, что мы же сделали. (Идет на террасу и встречается с Борисом и Любой.)
Не ждут осенние работы,
Недолог отдых мужиков —
Скрипят колодцы и вороты
При третьей песне петухов,
Дудит пастух свирелью звонкой,
Бежит по ниве чья-то тень:
То беглый рекрутик сторонкой
Уходит в
лес, послышав день.
Искал он, чем бы покормиться,
Ночь не послала ничего,
Придется, видно, воротиться,
А страшно!.. Что ловить его!
Хозяйка старших разбудила —
Блеснули в ригах огоньки
И застучали молотила.
Бог
помочь, братья, мужики...
Весь мир олицетворен: каждая река, каждый
лес, каждый пригорок — являются вместилищем высших сил, и самые боги являются между людьми, принимают участие в их действиях,
помогают им, противятся, смешиваются с ними, иногда сами поражаются их героями, полубогами, и над всем этим тяжко властвует непостижимая, неотразимая, грозная сила судьбы…
Уговорились девки; с раннего утра в каждой избе хлопотливо снуют они вкруг матерей у печей,
помогая стряпать наспех — скорей бы отобедать да в
лес с кузовками…
Говорят, что с Калининым сделалось дурно и что Надя, желая
помочь ему, не могла подняться с места. Говорят, что многие поспешили сесть в свои экипажи и уехать. Я всего этого не видел. Помню, что я пошел в
лес, и, ища тропинки, не глядя вперед, направился, куда ноги пойдут [Тут в рукописи Камышева зачеркнуто сто сорок строк. — А. Ч.].
— И к чему я спешила, не понимаю! Мы, девушки, так глупы и ветрены… Бить нас некому! Впрочем, не воротишь, и рассуждать тут нечего… Ни рассуждения, ни слезы не
помогут. Я, Сережа, сегодня всю ночь плакала! Он тут… около лежит, а я про тебя думаю… спать не могу… Хотела даже бежать ночью, хоть в
лес к отцу… Лучше жить у сумасшедшего отца, чем с этим… как его…
— Прошу, пожалуйста, не учить! — обиделся я. — Я знаю, что мне говорить… Ольга Николаевна, — продолжал я, обращаясь к Ольге, — вы потрудитесь припомнить события истекшего дня. Я
помогу вам… В час дня вы сели на лошадь и поехали с компанией на охоту… Охота продолжалась часа четыре… Засим следует привал на опушке
леса… Помните?
Человек в своей жизни то же, чтò дождевая туча, выливающаяся на луга, поля,
леса, сады, пруды, реки. Туча вылилась, освежила и дала жизнь миллионам травинок, колосьев, кустов, деревьев и теперь стала светлой, прозрачной и скоро совсем исчезнет. Так же и телесная жизнь доброго человека: многим и многим
помог он, облегчил жизнь, направил на путь, утешил и теперь изошел весь и, умирая, уходит туда, где живет одно вечное, невидимое, духовное.
Положим, теперь бы и отец не подбросил девочку — подросла Дуня. Бабушке в избе
помогает, за водой ходит к колодцу, в
лес бегает с ребятами. Печь умеет растопить, коровушке корм задать, полы вымыть…
Тогда я сказал, что можно один или два раза выстрелить в воздух или бросить несколько головешек в сторону
леса. Он ответил, что это не
поможет. Тигр отойдет на время, потом снова явится, и тогда будет еще хуже.
Вот он, наконец,
лес, таинственный и молчаливый. Слава Всевышнему! Сейчас она в нем. Неприятель отстал, наконец; должно быть, побоялся засады, остановился и совещается прежде, чем въехать в
лес. Зато там, впереди, за стволами деревьев, мелькают знакомые фигуры в одеждах защитного цвета… Вон и землянки и окопы… Наконец-то! Благодарение Господу! Всевышний
помог ей благополучно добраться до них…
Он прекрасно говорит, но кто поручится мне, что это не фразерство? Он постоянно думает и говорит только о своих
лесах, сажает деревья… Это хорошо, но ведь очень может быть, что это психопатия… (Закрывает лицо руками.) Ничего не понимаю! (Плачет.) Учился на медицинском факультете, а занимается совсем не медициной… Это все странно, странно… Господи, да
помоги же мне все это обдумать!
— Наталью взяла с собой мама, чтобы она
помогала ей одеваться во время представления, а Акулина пошла в
лес за грибами. Папа, отчего это, когда комары кусаются, то у них делаются животы красные?
Чтобы добыть и то и другое, Александр Васильевич задумал отправиться к генералу Фермору и уговорить его
помочь Бергу. Под вечер, с двумя казаками и проводником, въехал он в дремучий
лес, которым ему надо было пробраться до лагеря Фермора. В
лесу царил мрак, так как небо было покрыто тучами. Вскоре начался дождь. Всадники все более и более углублялись в чащу.
С настроением умов горыгорецкой виктории, тщательно поддерживаемым воеводою, повстанцы продолжали держать тон высоко; подобно первым двум дням своего шествия, они двигались гордыми победителями, высылали передовых, которые оцепляли на пути встречаемые деревни, требовали встречи с хлебом и солью и подвод; но с приближением их к деревням там оставались только старики, женщины и дети, остальные с лошадьми разбегались в соседние
леса, а по проходе шаек принимались вязать отсталых, в чем
помогали и женщины.
— Ишь, стреканули, точно их черт погнал! Совесть нечиста, так и перепугались выходца с того света, — усмехнулся последний,
помогая Якову Потаповичу сесть на лошадь и укладывая поперек его седла все еще бесчувственную княжну Евпраксию. — Скачи в
лес, в шалаш, а я догоню, только последний расчет учиню с этим проклятым логовищем!
Владислава повлекли в
лес и привязали к дереву против того, к которому был привязан Кирилл. Слуга, выбиваясь из своих уз, грыз их от чувства бессилия
помочь своему господину.