Неточные совпадения
Жевакин. А
лейтенант морской службы в отставке, Балтазар Балтазаров Жевакин-второй. Был у нас еще другой Жевакин, да тот еще прежде моего вышел в отставку: был ранен, матушка, под коленком, и пуля так странно прошла, что коленка-то самого не тронула, а по жиле прохватила — как иголкой сшило, так что, когда, бывало,
стоишь с ним, все кажется, что он хочет тебя коленком сзади ударить.
Часа через полтора
лейтенант проснулся. Ему чудилось сквозь сон, как будто кто-то его трогает, наклоняется, дышит над ним. Он ощупался, сдернул платок. Эмилия
стояла на коленях близехонько возле него; выражение ее лица показалось ему странным. Она тотчас же вскочила, отошла к окошку и спрятала что-то в карман.
По измятой траве, по широкому следу в песке и глине можно было заключить, что несчастного
лейтенанта волоком волокли на дно оврага и только там нанесли ему удар в голову, не топором, а саблей, вероятно, его же кортиком: вдоль всего следа от самой дороги не замечалось ни капли крови, а вокруг головы
стояла целая лужа.
— Отпустите руку, пожалуйста, и
стойте вольно. Я не корпусная крыса! — проговорил смеясь
лейтенант и в ответ не приложил руки к козырьку, а, по обычаю моряков, снял фуражку и раскланялся. — Капитан только что был наверху. Он, верно, у себя в каюте! Идите туда! — любезно сказал моряк.
Тут же на мостике
стояли: вахтенный
лейтенант Невзоров, тот самый молодой красивый брюнет, который с таким горем расставался в Кронштадте с изящной блондинкой женой, и старший штурман, худенький старик Степан Ильич.
— Вот уж, подлинно, беспокойный адмирал! Вместо того чтобы после двухдневной трепки
постоять ночь на якоре, он опять в море! — говорил
лейтенант Невзоров, которому предстояло с восьми часов вечера вступить на вахту.
— В двух шагах ничего не было видно… Молоко какое-то! — заметил
лейтенант Невзоров. — Жутко было
стоять на вахте! — прибавил он.
Когда вслед за гребцами стал спускаться плотный
лейтенант с рыжими усами, к трапу подбежал Ашанин и, обратившись к старшему офицеру, который
стоял у борта, наблюдая за баркасом, взволнованно проговорил...
— И то правда: расстрелять его мы всегда успеем, a сейчас, ей Богу же, чертовски хочется спать. Свяжите мальчишку и пусть ждет своей участи до рассвета. Но что хотите, a не к каким
лейтенантам фон Шульцам, по-моему, не
стоит его тащить, управимся и своими силами, право, нечего из-за такой мелюзги беспокоить господина
лейтенанта.
— Сия игрушка их не минет! — воскликнул капитан с удовольствием, которое ясно отзывалось в голосе. — Mein Herr Leutenant [Господин
лейтенант (нем.).], — сказал он, немного погодя, обратясь к офицеру, подле него стоявшему, — кажись, к делу подцепили мы раскольника. Немудрено, что он
стоял караульщиком от шведов. Этот род, закоснелый в невежестве, не желает нам добра: я уверен, что они мои начинания задержать весьма стараются, не говорю уже о том, что они меня персонально не жалуют.