Неточные совпадения
Он видит: Терек своенравный
Крутые роет берега;
Пред ним парит орел державный,
Стоит олень, склонив рога;
Верблюд
лежит в тени утеса,
В лугах несется конь черкеса,
И вкруг кочующих
шатровПасутся овцы калмыков,
Вдали — кавказские громады:
К ним путь открыт. Пробилась брань
За их естественную грань,
Чрез их опасные преграды;
Брега Арагвы и Куры
Узрели русские
шатры.
На зеленом, цветущем берегу, над темной глубью реки или озера,
в тени кустов, под
шатром исполинского осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущей своими листьями
в светлом зеркале воды, на котором колеблются или неподвижно
лежат наплавки ваши, — улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды!
Но вот кому-то удалось рассмотреть, что четыре всадника, едущие впереди отряда, держат под укрюками седельных арчаков углы большого пестрого персидского ковра. Это тот самый ковер, назначением которого было покрывать
в отъезжем поле большой боярский
шатер. Теперь на этом ковре, подвешенном как люлька между четырьмя седлами,
лежит что-то маленькое, обложенное белыми пуховыми подушками и укутанное ярко цветным шелковым архалуком боярина.
Между колесами телег,
Полузавешанных коврами,
Горит огонь: семья кругом
Готовит ужин;
в чистом поле
Пасутся кони; за
шатромРучной медведь
лежит на воле.
Перед ними
лежала узкая дорога, ограждённая с обеих сторон стволами деревьев. Под ногами простирались узловатые корни, избитые колёсами телег, а над ними — густой
шатёр из ветвей и где-то высоко — голубые клочья неба. Лучи солнца, тонкие, как струны, трепетали
в воздухе, пересекая наискось узкий, зелёный коридор. Запах перегнивших листьев окружал их.
Всё
в безмолвии чудесном
Вкруг
шатра;
в ущелье тесном
Рать побитая
лежит.
А приказа развернуться наши госпитали не получали;
шатры, инструменты и перевязочные материалы мирно
лежали, упакованные
в повозках.
Раненые
лежали на полу между коек,
лежали в проходах и сенях бараков, наполняли разбитые около бараков госпитальные
шатры, И все-таки места всем не хватало.
Грустен, мрачен
лежал Антон
в шатре Фиоравенти Аристотеля.
Отказ Фалалея от получения свободы из темницы ценой унижения Тении так сильно ее утешил, что она не только не боялась Тивуртия, но ощущала
в душе усиленную бодрость, и это выражалось
в ее игре на арфе. И хотя содержатель ночных
шатров так же, как Тивуртий, не одобрял ее целомудрия, но его ночные посетители были сострадательнее к горю бедной арфистки, и монеты из рук их падали к ногам Тении, а она собирала их
в корзинку, где у нее,
в зеленых листьях,
лежал сухой черный сыр и плоды для детей.